- Извините, - тихо сказала она, усаживаясь на своё место. – За то, что так получилось.
Мы ничего не ответили, но ей как будто ничего и не требовалось. Она продолжила:
- Я была уверена, что она не придёт. Она собиралась остаться у кого-то. Я… Если бы я только знала, я…
- Подожди-ка, - прервала её Лена. – Что такого в том, что она пришла? Твоя сестра нисколько не мешает нам. Тихо сидит с подружкой в комнате, что в этом такого?
Я давно заметила, что Лена часто озвучивает то, что я сама всегда хотела спросить. Снова повисло напряжение. Мы обе ждали ответа.
- Она… Она, - Маша долго пыталась подобрать для сестры подходящее определение и, наконец, выдала, поморщившись. – Отвратительная. Ужасная. Я не хотела, чтобы вы её видели.
- А по-моему, она просто красотка, - улыбнулась Лена. – Не понимаю, чего ты так…
- Нет! – закричала Маша, и мы с Леной как по команде подпрыгнули на диване. – Вы её не знаете. Она распутная… она… она… постоянно водит этих девушек, - Маша уже начинала заикаться от злости. – Её парень даже не догадывается… Она обманывает… Всех обманывает. Только я знаю… Только я. Всем лжёт и развлекается, наплевав на чужие чувства. Всегда была эгоисткой. Отвратительная… Водит девушек, - снова повторила Маша.
- Водит девушек? – переспросила Лена испуганным шёпотом. Мы обе совершенно искренне не понимали, что Маша имеет в виду.
- Я много раз грозилась рассказать всё Максиму, её парню, - продолжала Маша, не обращая на нас внимания и как будто разговаривая сама с собой. – Но ей всё равно. Она всё равно будет их приводить, каждую неделю новых.
Я всё ещё ничего не соображала, а вот Лена, кажется, начала въезжать в ситуацию.
- Твоя сестра лесбиянка что ли? – спросила она шутливым тоном. Но когда Маша посмотрела на неё, Лена сразу перестала улыбаться и прикусила язык. А Маша совершенно неожиданно сказала:
- Да.
- Серьёзно?! – переспросила Лена, вытаращив глаза.
- А похоже, что я прикалываюсь, чёрт возьми?! – снова закричала Маша.
Мы опять подпрыгнули, шокированные и криком, и тем, что всё это всерьёз, и этим Машиным «чёрт возьми».
- Моя сестра лесбиянка, великая грешница, безбожница, пьянчуга, лгунья, и список её прегрешений можно перечислять до бесконечности. Если бы она хоть раз удосужилась сходить на исповедь, батюшка ужаснулся бы её порочности.
- Э-э-э, но… - мягко попыталась возразить Лена. – Но ведь она уже взрослый человек, имеет право жить, как хочет. Сколько ей?
- Двадцать. Но она всегда была такой. Родилась нечистой.
Мне показалось, что чай в моей чашке уже ледяной. Лена больше не знала, что сказать, а уж я тем более. В свои пятнадцать лет я имела весьма смутное представление о людях нетрадиционной ориентации. Я никогда не видела их живьём, а единственный фильм про геев, который я знала, был «Горбатая гора», и то я так и не смогла досмотреть его до конца, смутившись. Целующиеся мужчины не вызывали во мне ничего кроме отторжения, а про женщин я даже никогда не помышляла. Даже представить могла с трудом. Знала только, что это… Это просто неправильно. Неестественно. Так не должно быть. И, возможно, Маша в чём-то права, и это действительно противно. Вот и всё, что я думала. Больше ничего думать я не могла, потому что, чем больше пыталась вникнуть в эту тему, тем больше смущалась. В голове сразу всплывали какие-то пошлые анекдоты, случайно увиденные картинки и просто ругательства.
- Ну что, ещё чаю? – спросила вдруг Маша изменившимся тоном, как будто и не говорила всего этого минуту назад.
Мы активно закивали, надеясь как можно скорее сменить тему. И действительно, через какое-то время мы совершенно забыли о том, что произошло. Маша тоже вела себя как обычно и даже разрешила нам с Леной поставить свою любимую музыку. Маша смеялась, сняв очки и смешно щурясь. Маша была Машей, какой мы привыкли её видеть. Но, бросая на неё случайные взгляды, я замечала в её глазах ту суровую тяжесть, с какой она смотрела на сестру. Эта тяжесть, холодная, жестокая, была в самой глубине её тёмных глаз, в складке нервно сведённых бровей, которую она пыталась разгладить смехом, в неестественных развязных движениях. Она так и осталась в Маше, эта тяжесть. И так и не ушла на протяжении всего вечера.
3
Маша загнала нас в кровать около часу. Сама она ушла спать в свою комнату, а нам с Леной разложила родительский диван в зале, предупредив, что разбудит рано. Что ж, даже в воскресенье выспаться не удастся, думала я, с завистью глядя на пристроившуюся к стенке Лену и мирно посапывающую, как только голова её коснулась подушки. Лена всегда быстро засыпала, и была в этом очень похожа на ребёнка. Она даже спала по-детски - на спине, раскинув руки и ноги.
А я всегда трудно засыпала. Родители даже хотели отвести меня к врачу, неврологу, кажется. Мать говорила, что я слишком много думаю, и вообще, слишком умная (под умной подразумевалось «зануда») для своего возраста.
Я не помню, о чём думала в ту ночь, когда вертелась с боку на бок и в итоге оказалась на самом краю дивана, потому что Лена разлеглась по диагонали, сложив на меня ноги. Я только помню, что вот-вот могла упасть, а сон окончательно пропал. Мне было то жарко, то душно, то неудобно, то рука затекла. Короче, я встала, вконец разозлившись на Лену и думая, как отомстить ей с утра пораньше, поплелась на кухню, шаркая ногами и чувствуя себя самой несчастной дурой.
На кухне было совсем светло от выпавшего снега и полной луны. Я налила себе воды из графина в стакан и медленно выпила её, стоя у окна. На улице было так красиво, что возвращаться в комнату совсем расхотелось, и я решила прогуляться до ванной, а потом снова вернуться сюда.
После светлой кухни в коридоре была кромешная тьма, и у меня перед глазами запрыгали белые пятна. Я прошла мимо зала, убедившись, что Лена окончательно заняла весь диван, и остановилась перед открытой дверью другой комнаты. Это была не Машина, значит, сестры? В комнате царила полутьма, на полу были разбросаны подушки и какие-то вещи, где-то раздавались приглушённые голоса: мужской и женский.
Чёрт возьми, даже сейчас я понятия не имею, что заставило меня сделать этот робкий шаг через порог. Почему я выбрала именно эту дверь? Ну почему?!
Голоса стали слышны чуть более отчётливо, но это оказался всего лишь телевизор. На экране разговаривали мужчина и женщина с коротко подстриженными чёрными волосами. Фильм был старый, чёрно-белый, и я знала эту актрису, только не могла вспомнить имя.
- Заблудилась? – спросил вдруг кто-то прямо у меня над ухом.
Я так испугалась, что едва не вскрикнула, и, попятившись назад, в ужасе уставилась на Машину сестру. Она, кажется, тоже испугалась оттого, что я так подскочила, и тоже с любопытством смотрела на меня.
- А… я… нет, я просто шла мимо! – запротестовала я, глупо размахивая руками.
- Тссс, - она приложила палец к губам. – Говори шёпотом, а то разбудишь Машу, она придёт и разорётся.
- Ой, простите, - пролепетала я, желая куда-нибудь провалиться и как можно скорее. Но она вдруг улыбнулась:
- Не можешь уснуть?
- А… я… да. Не спится что-то, - теперь я уставилась в пол, на свои босые ноги, избегая взгляда её лукаво-прищуренных и сверкающих в полутьме глаз.
- Я проходила мимо и увидела, что твоя подружка заняла весь диван, - она усмехнулась. – Не удивительно, что ты не спишь. Неудобно наверно?
- Ага, неудобно, - ответила я и сама вдруг почему-то тихонько хихикнула.
- Бедняга, - улыбнулась Диана. – Я бы предложила тебе свою кровать, но боюсь, сестра рассвирепеет, если узнает.
- А? – я посмотрела сначала на неё, потом заглянула в комнату. – А разве… вы одна? – я сама не знала, почему обращаюсь к ней на «вы», но с зачесанными в хвост волосами она казалась ещё старше и красивее.
- Ты имеешь в виду Катьку? – спросила Диана. – Она уже давно ушла домой. За ней приехал её парень на машине.
- Парень? – удивилась я и слишком поздно опомнилась, чтобы скрыть это удивление.
- Ну да. Катя заходила, чтобы я распечатала ей кое-что для семинара, а потом уехала.
- Но Маша… - я тут же осеклась, понимая, что если сейчас же не заткнусь, наговорю лишнего.
Но было уже поздно, и Диана догадалась обо всём, что заставило меня замолчать.
- Значит, Маша проболталась? – спросила она, и когда я подумала, что умру от стыда на месте, добавила с улыбкой: - Видать, я совсем её допекла. Раньше она молчала об этом.
Чувствуя, что надо уже всё-таки как-то подать голос, я спросила:
- Но почему вы ей не сказали, что ваша подруга приходила просто по учёбе?
- Может, и сказала бы, если бы она с самого начала не разозлила меня. Я ей: «С днем рождения», а она мне: «Зачем пришла?». Но… - она тоже осеклась. – Что это я… Ты же Машина подруга. Ты, должно быть, на её стороне.
- Я… думаю, что Маша была резковата, и это действительно её вина, - честно сказала я.
- Спасибо, - прошептала она. – Тебя как зовут-то? Я Диана. И можно на «ты».
- Эм… а я… Я Аня.
- Аня, - тихо повторила она с улыбкой. – Приятно познакомиться с тобой, Аня.
И я тоже улыбнулась. И что-то случилось со мной в тот момент. Мне вдруг стало очень спокойно. Как будто я очень долго куда-то шла, очень устала в пути, и наконец-то добралась до места назначения, где могу остановиться и отдохнуть.
- Может, всё-таки зайдёшь? Не стоять же всю ночь на пороге. Всё равно у меня тоже бессонница, - сказала Диана, и голос её показался мне таким тёплым, что я не могла ответить иначе как:
- Да, конечно, - и сделала пару шагов в комнату.
Диана прикрыла дверь, а я огляделась. Иногда, уже сейчас, когда я закрываю глаза, я могу вспомнить эту комнату в мельчайших деталях. Именно такую, какой я увидела её в ту ночь. Первое, что бросалось в глаза – это чёрно-белые постеры с изображением той самой актрисы, которую я видела на экране. На столе в неровных стопках уложены какие-то книги, диски, фотографии и даже видеокассеты. На кровати свалена смятая одежда, на полу перед телевизором две подушки и полупустой бокал.
- Извини за беспорядок, я не такая чистюля, как моя сестра, - сказала Диана, сдвигая ногой подушки.
- Да ничего, - ответила я. – Мне здесь очень даже нравится.
- Правда?
- Ага.
Это действительно было правдой. После остальных, вылизанных начисто комнат, эта стала просто глотком свежего воздуха. И было очень уютно. – Когда я пришла сюда, мне даже показалось, что квартира нежилая, настолько было чисто.
- Это потому, что в других комнатах убирается Маша, а сюда я её не пускаю, - сказала Диана, прищурившись и заметив, что я смотрю в телевизор. – «Римские каникулы», - пояснила она. – Знаешь?
Я покачала головой, а она снова улыбнулась.
- Хочешь, можем посмотреть вместе?
- А мы никого не разбудим?
- А мы тихонько, - она подмигнула мне и уселась на пол, жестом позвав меня. – Давай сюда. Я тебе подушку дам.
Я села рядом, и было так странно. Действительно, я чувствовала себя очень странно. Мне казалось, что голос и движения Дианы как будто гипнотизируют меня. Она вела себя так просто и естественно. Как будто я вовсе и не была незнакомой девушкой, подругой её сестры, которую она ненавидела. Как будто нет ничего более естественного, чем просмотр старого фильма в её комнате в два часа ночи. И я сама не понимала, что на меня нашло, но мне это тоже казалось само собой разумеющимся.
Диана потянулась за пультом и спросила:
- Перемотать на начало?
- Ну… если ты не против смотреть сначала.
- Мне всё равно, с какого места смотреть этот фильм. Я знаю его почти наизусть, - она тихонько усмехнулась. – Просто я обожаю Одри и все фильмы с её участием смотрела не по разу. Но этот люблю особенно.
И я тут же вспомнила, что актрису зовут Одри Хепберн, и вроде она очень известная и нравится моим родителям.
Пока кассета перематывалась, Диана взяла с пола свой бокал, в котором, как я поняла, было белое вино, и, сделав глоток, сказала:
- Извини, что не предлагаю. Тебе ведь рано ещё.
- А… да… я не пью, - поспешно отозвалась я, чувствуя, что краснею.
- Ты молодец, - сказала она, как мне показалось, совершенно искренне. – А я люблю вот так смотреть чёрно-белые фильмы с Одри по ночам и пить белое вино. Говорят, что пить в одиночестве очень плохо, но я вообще плохая, так что терять наверно уже нечего. – Диана улыбнулась, но я почувствовала, что она совсем не хочет улыбаться. Потому что так улыбаются только когда больно.
- Я тебя не осуждаю, - сказала я вдруг, неожиданно для самой себя.
- Неужели? – она снова прищурилась и посмотрела на меня. А мне показалось, что таким взглядом можно запросто вынуть душу. – Даже после всего, что сказала моя сестра?
- Ну да, - ответила я, не зная, что сказать.
- Ну и отлично, - в её улыбке чуточку прибавилось радости. – Тогда давай смотреть фильм.
И мы просто стали смотреть фильм.
4
Тогда я сказала, что не осуждаю. И знаете, наверное, я соврала. Это был комплекс долбаной «хорошей девочки». Я ведь всегда была хорошей, и хоть и стеснялась этого в присутствии популярных див нашей школы, но всё же гордилась собой. Мне казалось, что в моём поведении есть что-то благородное, что возвышало меня над другими. Чёрт бы побрал это высокомерие отличницы. Сейчас я так злюсь на себя за него, что просто хочется стукнуть себя же, да побольнее. Своим высокомерием я столько раз причиняла ей боль. Причиняла боль Диане.
Но тогда мы просто смотрели фильм. Это действительно был очень хороший фильм, и мне тоже было очень хорошо. И ей, наверное, тоже. Она улыбалась и казалась такой спокойной и расслабленной, что и мне становилось легко. И всё равно. Всё равно, что наступит утро, всё равно, что мне негде сегодня спать, потому что Лена заняла весь диван, всё равно, что Маша может узнать об этом. В тот момент был только этот фильм. Тихий звук, и её приятный мелодичный голос, её увлечённый шёпот, плеск наливаемого вина и очень вкусный запах чего-то сладкого и фруктового, когда она встряхивала волосами и поворачивалась ко мне, чтобы сказать что-нибудь.
Диана много чего рассказала мне в ту ночь. Сначала мы говорили про «Римские каникулы», Одри Хепберн и плакаты на стенах комнаты. Тогда же я узнала, что Диана учится на фотографа, и что она уже на третьем курсе университета. Она очень много интересного рассказала из своей студенческой жизни и даже показала свои фотографии. Мы так и смотрели их в полутьме, сидя рядом с телевизором, и шептались. Почти все снимки были чёрно-белые и как будто старые, но мне очень понравились. И я так и сказала об этом.
- Правда нравится? – она просияла, поспешно встав и захватив со стола ещё один конверт, вернулась. – Вот. Это самые последние.
В основном Диана фотографировала людей. На её снимках были и мужчины и женщины. Но в основном женщины. Среди них я нашла и ту длинноволосую девушку с косой, что приходила сегодня. Она показалась мне очень грустной и намного красивее, чем в жизни. Наверное, Диане удалось, что называется, поймать момент.
- А ты? – спросила она, когда фотки закончились. – Чем увлекаешься?
Я тут же сконфузилась. Ага, как же иначе. Перед такой крутой и интересной девушкой мне похвастаться было нечем, разве что дневником с пятёрками. И тогда мне впервые стало от этого стыдно.
- Ничем я не увлекаюсь. У меня нет никаких талантов, просто учусь, - сказала я, отвернувшись и глядя на её наманекюренные ногти. Я не помню, каким лаком она пользовалась в тот день, тем более, в комнате было темно. Просто помню, что мне очень понравились её пальцы и ногти. Тонкие и изящные, как у пианистки. Мне хотелось бы посмотреть, как эти пальцы нажимают на кнопку фотоаппарата. Наверное, тоже очень изящно – раз – и готов снимок-шедевр.
- Ты отличница? – Диана заулыбалась, но в её голосе не было насмешки.
А я смутилась ещё больше и только кивнула.
- Мило, - она обняла руками колени и с интересом посмотрела на меня из под длинной чёлки. – Маша вон тоже отличница, а ты совсем на неё не похожа.