Черно-белое кино - "Scarlet Heath" 22 стр.


- Да. К тебе, - ответила я, ничуть не смутившись, хотя раньше провалилась бы сквозь землю.

- Но я ведь… - она покраснела, догадавшись, что я распознала её враньё.

- Может, познакомишь меня со своей подругой? – услышала я где-то голос Максима и вспомнила о его существовании.

Диана представила нас друг другу, не отрывая от меня глаз.

- Диана много рассказывала про тебя, - улыбнулся Максим, неловко переминаясь с ноги на ногу. Мне показалось, что он смущён моим обществом, и я подумала вдруг, что он очень хороший человек.

- Надеюсь, только хорошее? – улыбнулась я в ответ.

- Конечно! Она рассказала про тебя столько всего замечательного, что я даже засомневался, что такие люди вообще бывают! Даже захотелось на тебя вживую посмотреть, чтобы убедиться! Вот сегодня, например, она только про тебя и болтает весь день…

Диана пихнула его локтем. Похоже, она заметила, что Максиму я понравилась, и это разозлило её.

- Не пора ли тебе линять отсюда? – прошипела она сквозь зубы. - А то на автобус опоздаешь!

- О, конечно! Спасибо, что заботишься обо мне! Ты просто чудо, - не удержался от подколки Максим и, помахав мне рукой, быстрым шагом засеменил в сторону остановки.

Я улыбалась, приятно удивлённая её неожиданной ревностью. А кто-то ещё недавно советовал мне завести мальчика! Про себя я только посмеялась от этого воспоминания, но вслух ничего говорить не стала, ибо мы с Дианой и так ходили по минному полю.

- Извини, что без предупреждения, - сказала я, когда мы остались одни.

- Нет… Это я должна извиниться, - она вздохнула, прикрыла на секунду глаза и показалась мне в тот момент очень уставшей. – Пройдёмся?

Я кивнула. Диана была спокойна и холодна, чем сильно обижала меня. В то время как мне больше всего хотелось обнять её, она даже не смотрела в мою сторону, изучая мокрый асфальт под ногами.

Подул ледяной ветер умирающего дня, и я сжалась и втянула голову в плечи. Мне хотелось, чтобы Диана позвала меня к себе в гости, но она не звала. Мы шли по кишащей народом вечерней улице и были далеки друг от друга как никогда.

И внезапно мне стало так страшно, что я сразу позабыла всё, что собиралась сказать. А ведь я целую речь придумала. Но рядом со мной шёл чужой человек, с которым мне вдруг стало совершенно не о чём говорить. И этот страх, страх, что моя Диана снова погрузилась в тёмную водную пучину, оставив меня одну на поверхности чёрного льда, был настолько силён и непреодолим, что я снова чуть не заплакала. Снова я была маленькой и слабой, наивной пятнадцатилетней девочкой.

Мы свернули по утоптанной и устланной грязной прошлогодней листвой тропинке в парк, оставив уличный шум позади. Когда-то мы валялись здесь в снегу. И мне казалось, что было это очень давно.

- Небо сегодня такое чистое, - сказала Диана вдруг. – Посмотри.

От звука её голоса у меня защипало в глазах, и я закусила губу, поднимая голову к небу. Над нами с криками пролетела птичья стая, высокая, свободная.

- Красота, правда? – она умиротворённо вздохнула и тоже вдруг стала далека и свободна, как эти птицы. А взгляд её был чист и прозрачен, он отражал синее небо и чёрные взмахи крыльев, и ничто земное, казалось, не волновало и не трогало его.

- У… - ответила я, потому что сил даже на «угу» не хватило. Руки мои дрожали в карманах, и губы тоже дрожали, и я с горечью вспоминала ту решительную «себя», что крутилась перед зеркалом, сводила брови и декламировала заученную речь о наболевшем.

Всё кончено, думала я теперь с ужасом, и этот ужас застилал собой все прочие мысли, важные и неважные. Я всхлипнула, хотя слёз ещё не было. А Диана наконец-то обратила на меня внимание.

- Давай руку в мой карман, - сказала она со вздохом.

Наши пальцы сплелись, и её рука была тёплой, а глаза по-прежнему холодными, смотрящими сквозь меня. В её кармане тоже было тепло, уютно и мягко, не то что в моём, и с дико и сладко бьющимся сердцем я подумала вдруг, что люблю и этот карман тоже. Очень люблю.

- Дрожишь, - сказала она, когда мы свернули на безлюдную дорожку и оказались в окружении высоких сосен и голых лиственниц. – А сегодня вроде не холодно…

- Холодно, - сказала я упрямо.

В ответ она сжала мою руку и снова вздохнула.

- Если хочешь, можем в кафешке посидеть…

Я помотала головой, и Диана больше ничего не предложила. Какое-то время мы шли молча, а потом она спросила:

- Ты… ты ведь понимаешь, почему я солгала?

- Да. Потому что не хотела видеть меня.

- Не в этом дело, - в её голосе была беспомощность, и снова я ощутила себя всего лишь ребёнком, неспособным понять. – Аня, я хочу тебя видеть, но…

- Что «но»? – не выдержала я и вырвала руку из её кармана. – Ты что, совсем дурой меня считаешь?!

Она опустила глаза, остановилась и выглядела теперь совсем потерянной в своей беспомощности.

- Ты ведь знаешь, о чём я думаю! Но вместо того чтобы поговорить, ты убегаешь, вбив себе в голову, что делаешь этим лучше для меня! – кричала я. – Кого ты обманываешь?!

- Ты права, Аня, - она болезненно улыбнулась. – Я обманщица. Я плохой человек, я постоянно лгу и убегаю от проблем, от людей, которые мне дороги. Если ты сейчас уйдёшь, я всё пойму. И так действительно будет лучше.

- Чёрт возьми, но я тоже не святая невинность! – горячие слёзы потекли по щекам, но я уже не чувствовала их. – Ты слишком хорошо думаешь обо мне! А люди, знаешь ли, должны принимать друг друга со всеми недостатками!

- И ты готова принимать меня? – спросила она всё с той же горькой, недоверчивой улыбкой, не поднимая глаз.

- Ну разумеется! Я ведь уже тысячу раз это говорила! Я хочу быть с тобой, я никогда не брошу тебя!

Из груди её вырвался судорожный вздох.

- Не надо так говорить. Ты сама не знаешь, о чём говоришь.

- Я знаю!

- Не знаешь. Ты уже не сможешь вернуть всё назад, даже если очень захочешь. И виновата в этом буду только я.

- Да кто тебе сказал всё это?! – я задыхалась. В груди вдруг стало очень больно и нечем дышать. Ледяной воздух обжигал лёгкие. – Хватит винить себя во всём! В том, что тебя бросали, не было твоей вины!

- Нет, была, - её голос дрогнул. – Я виновата. Я не умею любить. Я не могу подарить счастье, а внутри у меня пусто и холодно. А ты слишком дорога мне, чтобы я позволила себе сделать тебя несчастной.

- Ты не можешь сделать меня несчастной! Я сама отвечаю за свои поступки! Только сам человек несёт ответственность за свой выбор. И этот выбор я сделала уже давно. Ты очень нужна мне, и несчастной я буду без тебя.

Её плечи дрогнули, она снова тяжело и судорожно вздохнула. Но я понимала, что ей сейчас намного тяжелее, чем мне, а потому решила быть терпеливой.

- Послушай… - я понизила голос. – Если ты ещё не забыла… Если ты всё ещё любишь её, любишь Вику, я…

- Нет, - оборвала она меня. – У меня в голове только ты. Это правда.

И я знала, что она говорит правду, и слышать это было так приятно, что на секунду ноги мои стали совсем ватными.

- Тогда… тогда… - я опять забыла, что хотела сказать. – Тогда ты не должна избегать меня. Ты делаешь мне очень больно… Я… я ведь люблю…

- Т-с-с! – она улыбнулась и приложила вдруг палец к моим губам, снова не дав закончить признание. – Тише, милая.

Сердце подпрыгнуло. Сначала мне показалось, что она опять сердится за мою горячность и поспешность, но она не сердилась. Она молча улыбалась и смотрела на меня, на мои губы и снова в глаза. И мне казалось в тот момент, что в её взгляде я вижу отражение самой себя, своих мыслей и чувств. Это был взгляд в самое сердце. И больше нам не нужно было ничего говорить. В глазах друг друга мы нашли все ответы. Мы всё решили. И это было так просто.

Она потянулась ко мне и, прежде чем я успела что-либо подумать, поцеловала меня, сначала совсем робко, почти невесомо, давая мне время. А потом я сама потянулась к ней, к её тёплым губам, осторожным прикосновениям на моей коже кончиков пальцев.

Люблю. Как же я люблю тебя. Вдох, выдох, и воздуха совсем не хватает, но остановиться тоже невозможно. Люблю. Люблю. Люблю. В каждом стуке сердца, твоём и моём. Люблю. И слёзы, счастливые слёзы, дрожащие на ресницах, на губах, твоих и моих. Люблю. И сплетаются пальцы, и совсем горячо, страшно.

Ох, нет… Я же умру, если это продолжится. Но прежде чем я успеваю умереть, Диана останавливается, а эта мысль так и застывает где-то на грани сознания. А я, тяжело дыша, вздрагивая и всхлипывая, обнимаю Диану, уткнувшись носом ей в шею. Она сама дышит неровно и осторожно поглаживает меня по волосам. Люблю.

- Да ты еле на ногах держишься, - она улыбается, прижимает меня к себе.

- Ещё бы… - всхлипываю я. – Это, между прочим… между прочим, мой первый поцелуй! Предупреждать надо! Я же испугалась до смерти!

- Я знаю, - лёгкий смешок и шёпот в самое ухо. – Но если бы я предупредила, ты испугалась бы ещё больше.

На это мне, пожалуй, нечего было возразить, и я лишь сжала в пальцах складки её пальто. В её объятиях я постепенно согревалась и успокаивалась, и если и было на свете абсолютное счастье, то оно было прямо здесь и сейчас, в этот самый момент. Люблю.

- А если бы нас кто-нибудь увидел? - пробормотала я. – Представляешь, что было бы?

- Неприятности. Извини, я об этом как всегда не подумала. Слишком увлеклась тобой.

- Да ладно, что уж там… - смутилась я. Лицо моё всё ещё горело.

Но вечерний ветер был всё же холодней. Мы простояли обнявшись очень долго, и почувствовав в очередной раз мою неуёмную дрожь, Диана сказала:

- Прости, я настоящая свинья. Даже в гости не позвала. А ты совсем замёрзла. Зайдёшь на чай? Я не прощу себе, если ты простудишься.

- Угу, - я нехотя отстранилась, и сразу стало ещё холоднее.

Она взяла меня за руку, и что-то заговорщически прекрасное появилось в её улыбке.

- Побежали?

- А?! – удивилась я.

- Бежим ко мне! Хоть согреешься немного! Ну, давай! – она потянула меня за собой.

И мы побежали, нарушив мрачную и суровую тишину пустынной аллеи своим звонким безудержным смехом.

Нам снова было легко. Мы снова могли быть просто вместе, мы снова хотели смеяться. А над нами всё так же пролетали птичьи стаи, но теперь нам казалось, что мы обгоняем их и как будто поднимаемся над землёй со всей её извечной суетой, ибо у нас было чувство, и оно было огромно, величественно, и всё иное таяло и растворялось в сравнении с ним.

Мы были свободны.

4

У нас сохранилось очень много фотографий того времени. Вокруг Дианы всегда крутились талантливые фотографы, и когда мне было девятнадцать, а ей – двадцать четыре, один безумно талантливый парень даже сделал нашу совместную фотосессию. Я очень люблю те фотографии и храню их в отдельном альбомчике, который частенько пересматриваю. А вот Диана не очень любит. Она, как и все творческие люди, довольно ревностно относится к талантам своих конкурентов, и пусть она никогда не признается в этом, но свои снимки она всегда ценила больше.

Но далеко не всегда фотографии с нами были профессиональными. Иногда Диана просто снимала наши улыбающиеся лица, держа цифровик на расстоянии вытянутой руки, а иногда ставила автотаймер, перебегала через всю комнату и вставала рядом со мной. В таких случаях она говорила, что хочет просто «обычную, нормальную фотку на память».

На одном из таких снимков мы стоим с ней напротив окна, на стекле которого дрожат капли дождя, и держимся за руки. И что-то особенное есть в этой фотографии, что-то печальное и прекрасное, неуловимое, мимолётное и сильное чувство. Здесь мне снова всего пятнадцать.

Пару дней назад, в воскресенье, я проснулась и обнаружила эту самую фотографию рядом со своей подушкой. В полутьме утра я долго её разглядывала. Было всего восемь часов, и я не понимала, что подняло Диану в такую рань и заставило вспомнить прошлое. Может, я забыла какую-то важную дату? Я ужаснулась. День рождения? Годовщина? Нет, всё не то.

Босиком по ледяному полу я прошла на кухню, и в нос сразу ударил резкий запах кофе. Диана сидела на полу с огромной и явно не кофейной кружкой в руках (как всегда взяла первую попавшуюся, не глядя) и рассматривала разложенные вокруг снимки. Часть фоток лежала на столике, и там же стояла открытая банка кофе с просыпанными на скатерть тёмными гранулами. Всегда удивлялась: она что, глаза закрывает, когда насыпает кофе себе в чашку?! Тут же стоял и чайник с аккуратной круглой лужицей пролитой воды. Просто чудо, что фотографии не пострадали.

- Ты чего здесь делаешь?! – простонала я. – Опять рассыпала кофе!

Не обратив на меня внимания, Диана сделала короткий глоток из своей чашки. В руке у неё был ещё один экземпляр той фотографии, что лежала на моей подушке.

- Я сегодня видела это во сне, - сказала она.

- Что видела? – я начала убирать со стола, вытирать пролитую воду и складывать фотографии в ровную стопку.

- Тот день. Мне снилось, что мы снова встали у того окна, в моей старой квартире и всё ждали и ждали, когда же будет вспышка. Но её не было, и мой цифровик сломался. А ты была такая бледная и маленькая, и сказала холодным страшным голосом: «Он сломался, а значит, и ты скоро умрёшь». Я проснулась и сразу нашла эту фотографию, и ты здесь как раз такая, какой была в моём сне. Странно, наяву я с трудом могу вспомнить, какой ты была тогда, а во сне увидела всё так ясно…

- Вот и хватит вспоминать. Лучше посмотри на меня сейчас! - сказала я как можно бодрее, хотя от рассказа мне стало немного не по себе, неприятно, холодно, как всегда бывает, если близкий человек пересказывает содержание увиденного кошмара.

Диана посмотрела, улыбнулась, снова отхлебнула кофе и бросила фотографию на пол.

- Вот так-то лучше! – я тоже улыбнулась. – А если у тебя сломается фотик, мы просто купим новый, только и всего.

Она кивнула, но призрачная улыбка ненадолго задержалась на её губах, и Диана снова помрачнела.

- Ну что ещё? – спросила я.

Она вздохнула, подобрала под себя ноги, ёжась от утреннего холода.

- Не знаю… просто мне кажется… что ты сказала это во сне голосом Маши.

- Да брось, - отмахнулась я, почувствовав вдруг самый настоящий ужас. – Ты ведь уже наверняка и не помнишь её голос.

- Не помню. Но во сне помнила.

- Но ты же никогда не верила снам. Неужели испугалась?

- Немного, - смущаясь, она опустила глаза.

Однако, судя по столь нервному утру, перепугалась она не немного, а порядочно.

- По-моему, ты давно не пила таблетки, - сказала я мягко.

Она покачала головой.

- Нет. Я ни за что больше не буду их пить.

- Но ведь кошмары возвращаются…

- Нет! – возразила она с отчаянием, от которого у меня сжалось сердце. – Я уже целый год не видела Машу во сне! И без всяких таблеток…

- Хорошо. Но если увидишь её снова, если она снова начнёт пугать тебя, сходи к врачу и попроси рецепт. Обещаешь?

- Да, - её плечи поникли. – Ань… Посиди со мной.

- Да ну, на полу холодно! Лучше давай-ка поднимайся и одевайся, а я завтрак приготовлю…

- Пожалуйста, - прошептала она, и вид у неё был такой подавленный, что во мне не нашлось сил спорить.

- Эх, горе ты моё! – вздохнула я, садясь рядом и сдвигая в сторону фотографии того прошлого, что ещё иногда приходит к нам во снах.

Одной рукой я обняла её хрупкую талию в тонкой ночной рубашке, и Диана уткнулась лицом мне в плечо. Я забрала из её опустившейся слабой руки чашку с кофе, сделала глоток и поморщилась. Горький и холодный.

- Я не хочу снова, - прошептала она горячо.

- Пока бояться рано, - сказала я, не зная, чем утешить её. Я и сама боялась. – Это всего лишь один сон, и то ты даже не уверена, что это был Машин голос.

- Нет, я уверена. Такое сказать могла только она… и таким тоном… И этот ужас, эта атмосфера боли и страха, тяжёлая, давящая атмосфера… Она снова была как в тех снах. Я не хочу! – Диана до боли сжала моё запястье, впиваясь в него ногтями. – Зачем она снова вернулась?! Она никогда не оставит меня в покое! Нас не оставит… Никогда не простит.

Назад Дальше