— Конечно! Думал, это и так понятно. Нас ведь совсем мало, и мы очень тщательно выбираем обращенных.
— Я прошу от тебя слишком многого? Ты преступишь какие-то ваши законы, если обратишь меня? — Марк серьезно смотрел на Эску, в его глазах была тревога.
— Нет. Я старший сын вождя и на многое имею право. Получится довольно абсурдно: ты мой хозяин, я дал тебе слово. И тебе придется дать мне слово. То есть, мы должны будем подчиняться друг другу. Смешно.
— Эска, правда, что скажет твой отец, если он жив?
Бритт озорно улыбнулся:
— Лучше тебе не знать те слова и выражения, которые он употребит, но я имею право, и он смирится…
— Прости, — покаянно произнес Марк и положил свою ладонь Эске на предплечье, — от меня столько проблем.
— О да, это будет просто отвратительно — кусать римлянина, а потом еще командовать им. Ужасное мученье, не знаю, как я только выдержу весь этот груз ответственности и всю эту власть над целым одним человеком!
— Да ты смеешься надо мной! — вскричал Марк в притворном возмущении.
Эска сделал постное лицо и ответил подчеркнуто безэмоциональным голосом:
— Ну что ты, хозяин! У меня чувство юмора атрофировано с детства, а веселиться мне по статусу не положено!
Марк на это только фыркнул и покачал головой.
МАРК
Марк очнулся на земле, где-то в лесу, они с Эской лежали на земле, голые, конечно, и… обнимались?
Бритт очень уютно умостился в его объятиях, положив голову на Маркову руку, и крепко спал. В его взъерошенных волосах застряли хвоинки, а лицо было такое умиротворенное, ни следа обычного напряжения и вызова. Мужчина прислушался к себе. Мир вокруг ощущался иначе. Прежде всего, Марк очень четко ощущал запах пробежавшей недавно белки. Сосна, у которой они лежали, воняла кабаном, на коре остались приставшие волоски — наверное, терся боком.
От Эски упоительно пало домом, солнцем, и почему-то — телячьей кожей. Очень хотелось прикусить оттопыренное ухо и впиться поцелуем в тонкие красные губы, сейчас соблазнительно приоткрытые во сне.
Фривольные мысли привели к предсказуемой реакции тела, это было несколько некстати, и Марк попытался отвлечься, разглядывая окружающие их деревья. Сосны. Сквозь плотные кроны пробивались лучи, значит, солнце уже высоко. Это сколько же они проспали? Где-то наверху копошилась белка. Марк слышал, как она шуршит, как маленькие зубы вгрызаются в шишку и коготки шкрябают о кору дерева. Кроме неугомонной белки, на ветвях щебетали несколько пичуг, а в отдалении кто-то маленький — мышь или еж — топал по своим делам. А еще Марк слышал дыхание Эски и ровный стук его сердца.
— Эй, Эска, что это было? Я что-то ничего не помню… — смущенно пробормотал Марк, так как и дальше просто лежать становилось невыносимым.
— Отстань, я сплю. Мне всегда после секса спать хочется…
Вот это был удар! Краска стыда залила Марка. Он же нифига не помнит! Даже кто кого! Хотя… если судить по довольной Эскиной морде… Ну ведь блин же ж! Что с памятью?!
— Эска! — требовательно затормошил бритта Марк. — Подробнее, пожалуйста. И почему у меня в голове так пусто?
— Впечатлений перебрал. Это же как извержение вулкана в голове… — сонно пробормотал Эска. — Ну, если вкратце: я тебя куснул, ты обратился, с ума ты не сошел — это уже понятно. Хотя, знаешь, с самоконтролем у тебя не очень: сначала меня чуть до смерти не затрахал, а это, поверь, довольно сложно, потом я полночи пытался не пустить тебя в город: ты все порывался загрызть какого-то Плацида… потом за всяким зверьем носился…
Это были какие-то очень неожиданные стороны самого себя. Марк покраснел от стыда.
— Я себя вел очень глупо?
— Да! — радостно подтвердил Эска, лицо его осветила открытая улыбка, Марк застонал и сделал попытку спрятать лицо. — Чего смущаешься? Неужели никогда не напивался в дугу? У двуногих такое случается…
— Меня выпивка практически не берет… — Марк задумчиво оглядел Эску и осторожно смахнул пару соринок с его щеки.
— Не бывает таких людей. Просто вы правильную сивуху не умеете гнать… — философски заметил Эска и перевернулся на спину, он был на удивление расслаблен и спокоен.
— Я совершенно ничего не помню, это, если честно, тревожит. Я тебя… обидел?
Эска удивленно посмотрел на Марка:
— А что, я похож на обиженного?
— Нет.
Марку было немного неловко говорить с бриттом, когда вместо воспоминаний о ночи — абсолютная чернота. Эска, по всей видимости, ничуть не тяготился создавшимся положением. Он прижимался всем телом, улыбался уголками губ, голова доверчиво покоилась на Марковой руке.
— Странно… я был уверен — только дотронься до тебя, и все — ты будешь ненавидеть меня вечно… — пробормотал Марк, сбитый с толку поведением бритта.
— Ты и не трогал. Это все волк. Совсем другое!
— Почему?
— У римлян много правил, — серьезно произнес Эска, — даже про то, как любить, и то есть. У волков же свой обычай. Просто все. Ты сильный и красивый, я тебе нравлюсь — это приятно. Волки не умеют делать так, как люди. Принижать своей любовью. Мы выбираем себе того, к кому лежит сердце, и в этом нет принуждения или унижения. Зверь не врет.
— Значит… Значит, и у тебя ко мне лежит сердце? — Марк напряженно замер, ожидая ответа, бритт солнечно улыбнулся:
— Выходит, что так.
— Это потому, что я красавчик? — нагло улыбнулся Марк и тут же получил щелчок по носу.
Мужчина наморщился, потер пострадавшую часть тела и притворно обиженно протянул:
— Какой же ты злюка! Так все-таки, почему?
— Вот поэтому, — серьезно ответил Эска, Марк недоуменно поднял брови.
— Тебе нравится раздавать мне щелбаны?
— Мне нравится ощущать себя человеком, а не “говорящим орудием”. Не отвратительным и страшным существом, а привлекательным зверем. Ты относишься ко мне не как к вещи. Римлянин, не похожий на тех, что я знал.
— А ты вообще ни на кого не похож, Эска, — улыбнулся Марк.
Они еще полежали, потом Марк с кряхтением сел, осмотрел ногу, провел по розовой гладкой коже. На месте бывшего ранения покровы были немного тоньше, чем остальная кожа, и чуть более чувствительны, но нога сгибалась и разгибалась легко, уродливые шрамы исчезли, как не было. Эска наблюдал за ним с улыбкой.
— Домой? — спросил Марк.
— Пожалуй. Наверное, старший Аквила волнуется, — бритт тоже поднялся и принялся отряхиваться от веточек и хвоинок, и, так как он все еще не был одет, зрелище вышло… занимательным.
Марк прикипел взглядом к изгибам поджарого тела и с большим трудом заставил себя собраться с мыслями для следующего вопроса:
— Слушай, а где вся одежда? Негоже голяком идти…
— А одежду ты, дорогой хозяин, в припадке веселости изорвал, а потом и вовсе притопил в речке, что близ усадьбы!
— Эк я… Чего ты меня не остановил?
— Ты же здоровенный получился, даром, что не рожденный! Я вообще таких большущих скоти… в смысле, волков, не встречал. В общем, ты радовался, прыгал, и остановить тебя что-то не получилось.
— О!
Марк смущенно потер шею, вредный бритт явственно наслаждался его смущением и всей ситуацией в целом.
— И чего теперь?
— Обратимся и потрюхаем.
С первого раза у Марка не получилось. Вчера, после укуса, перемена облика произошла сама, теперь же требовалось определенное усилие и Эска несколько раз терпеливо объяснял Марку, что нужно сделать, однако изменение произошло, только когда перекинулся сам Эска. Когда мужчина увидел белого волка, его тело будто перетекло в зверя и, не успел он себя осознать, как уже тыкался Эске в шею и вылизывал морду, и ворчал что-то, и терся своим носом об его…
Эска с царственным видом терпел, косил на Марка довольным глазом, но сам выражать приязнь что-то не спешил. Потом до Марка дошло, что он вообще-то не только зверь, но еще и человек, зовут — Марк Флавий, и настойчиво вылизывать Эскин нос — не совсем правильно. Марк потряс головой, немного пришел в себя и вопросительно уставился на белого волка. Тот отмер и зарычал. Звук был совершенно обычным, звериным, но Марк его понял! Это были, конечно, не слова, но римлянин знал, что Эска хочет узнать, как он себя чувствует, осознает ли человеческую сущность, Марк жутко обрадовался своей догадливости, запрыгал вокруг и затявкал, подтверждая. Белый волк ехидно сверкнул глазами, плюхнулся на зад и некоторое время наблюдал за тем, как Марк носится вокруг. Римлянина же переполнял такой восторг, что не было никаких сил остановиться. Сначала он бегал кругами, приняв за центр неподвижную фигуру Эски, потом отвлекся на незнамо как залетевшую в чащу бабочку и некоторое время увлеченно ее ловил. На вкус насекомое оказалось не очень, и волк попытался стереть мерзкий привкус, зажевав его травой, отрезвило его Эскино хихиканье. Бритт обратился в человека и буквально давился хохотом.
Марк приостановился и с обидой посмотрела на красного от смеха Эску:
— Ну чего ты ржешь? Ой! Я чего, обратно в мужика перекинулся?
— Похоже, ты делаешь это одновременно со мной. Ты закончил куролесить? А то мы так домой и к вечеру не попадем.
— Извини. Эска, но я не понимаю — чего это я, а? — Марк растерянно воззрился на бритта.
— Бывает. Через несколько дней пройдет.
— Точно?
— Да.
Эска
Марков волк оказался очень веселым и озорным. А еще ласковым и игривым. Эске льстило, когда огромный зверь начинал тыкаться носом, выпрашивая внимание и ласку и заискивающе заглядывая в глаза. Когда они были зверьми, не было ни римлянина и бритта, ни хозяина и раба, только двое, создавшие пару.
Потому было так неприятно, вернувшись на виллу, вновь натянуть на себя грубую робу, встать во время ужина за спиной хозяина, чтобы подливать ему воду в бокал. Это было… отрезвляюще. Так и должно было быть, но все равно было больно. Эска ощутил тоску. Он попытался стряхнуть с себя это чувство, но ледяная колючка все равно продолжала колоться где-то внутри. Аквила радовался за племянника, поздравлял его, они смеялись, ели и пили, а Эска прислуживал. Это было так неприятно, что хотелось взять прекрасное серебряное блюдо, начищенное заботливыми руками Стефания до блеска, и треснуть им Марка по башке.
Конечно, Эска ничего подобного себе не позволил. Он достоял до конца не столь уж продолжительного ужина, скрыл свою перекошенную физиономию в тенях коридора, а во время разоблачения Марка старался держаться за спиной римлянина. Утомленный насыщенным впечатлениями днем, Марк мало что замечал вокруг. Эска прекрасно понимал, что римлянин устал. Но все равно злился на его толстокожесть. Хозяин завалился спать, так и не поняв, что Эска расстроен, и это было обидно вдвойне.
Лежа на своем тюфяке, Эска размышлял: а чего он, собственно, ожидал от Марка? Ну не манумиссии же?! Наивно полагать, что благодарный хозяин тут же отпустит раба. Так отчего же так тошно?
С зубовным скрежетом бритт вынужден был признать, что жизнь его ничему не научила, и он думал, что теперь, когда их звери создали пару, все будет иначе. Что Марк посадит его рядом с собой, что они лягут спать в одну кровать… какая глупая доверчивость. Эска злился на Марка и на самого себя за то, что напридумывал себе невесть что.
Среди ночи ночи Эску разбудил холодный нос. Огромный черный волк тыкался ему в бок и жалобно скулил. Потом волк перекинулся в Марка:
— Эска… Может, я тороплю события… Не знаю, приемлемо ли это для тебя… Чего тебе на полу спать, если мы вдвоем на кровати поместимся? Пойдем ко мне, а?
Эска позволил утянуть себя на хозяйскую постель и, прижавшись к мерно дышащему римлянину, почувствовал, что тугой ком горечи значительно уменьшился. Настолько, что даже удалось заснуть.
Наутро Марк поплескал на лицо водой, окинул взглядом молчаливо поправляющего кровать Эску, дружески похлопал его по плечу и предложил сгонять на охоту.
Чередой потянулись дни, наполненные долгими прогулками, охотой, неспешными разговорами у костра, во время ночевок. Марк как будто почувствовал настроение бритта, и они достаточно редко появлялись на вилле, только если погода совсем уж не радовала, а так пропадали в лесу. Аквила относился к такому времяпрепровождению племянника спокойно, ему было достаточно того, что Марк здоров. В один из дней Эска задумчиво смотрел на воду, а Марк — на Эску.
— Хотел бы я, чтобы этот вид был перед моими глазами всю жизнь, — произнес неожиданно римлянин, Эска недоуменно нахмурился:
— Какой вид?
— Ты.
— Так и будет, — пожал плечом бритт, — ведь я принадлежу тебе. Любуйся сколько влезет.
— Нет.
— В каком смысле “нет”?
— Тебя это злит. Но как отпустить радость из своей жизни?
Эска сморщился, пытаясь понять, о чем вообще римлянин толкует, но так и не понял связи и просто пожал плечом. Вода навеяла меланхолию, хотелось просто сидеть и разглядывать блики на воде. Эска следил за тем местом, где только что всплеснула рыба, чтобы увидеть это снова, когда Марк опять заговорил:
— Ты скучаешь по ним?
— По кому? — отрешенно переспросил Эска, продолжая вглядываться в реку.
— По соплеменникам.
— Нет, — односложно ответил бритт, и это было правдой.
— Нет? Я думал, ты хочешь вернуться… ну, не знаю, как вы это зовете… к стае?
— Бессмысленно, — уронил Эска, надеясь, что если отвечать коротко, то римлянин отстанет со своими вопросами и даст ему спокойно посидеть. Напрасно, Марк не унимался:
— Почему?
— Ох… — Эска неохотно оторвался от созерцания и повернулся к римлянину. — Стая тебя не примет. Ты чужак. А без тебя и мне там делать нечего. Однажды найдя пару, волк с ней и остается.
— Ага. Значит, я напрасно ломаю голову, чем бы тебя привлечь, чтобы ты не убежал?
Разговор начал принимать интересный оборот, бритт наклонил голову и пристально посмотрел на заулыбавшегося римлянина:
— Сомневаешься в моем слове?
— Что ты, нет! Просто я планирую выкупить небольшой участок земли, поставить домик, заняться чем-нибудь… и хочу, чтобы ты был рядом.
— Я думал, ты живешь у Аквилы, — удивился Эска, не совсем понявший, зачем Марку что-то выкупать.
— Аквила — родня, он приютил меня, когда я был беспомощен, я благодарен, но у мужчины должен быть свой дом. Из которого не нужно убегать в лес. Хочу спать с тобой на одной постели, сидеть за столом, делить на двоих жизнь. В собственном доме я могу все устроить по своему вкусу, никого не удивит, что в маленьком хозяйстве вольноотпущенник — наравне с хозяином…