- Мольодой чельовек, сяадьте пряамо. Мольодой чельовек мольчите когда едите. Мольодой чельовек убирите льокти со стола.
Молодой человек, которому были обращены все эти воззвания, очевидно, был глух, поскольку постоянно вертелся, совал локтями по столу и без умолку болтал, с полным еды ртом.
- А что, тетя Аня и вправду видел Степан приведение? А оно к нам в дом не придет? Или придет? Я ему ловушку сделаю! Настоящее приведение, расскажу своим обзавидуются!
Тетушка только отмахивалась от племянника, и, судя по количеству, выпиваемого узвара, графинчик она вчера одолела до конца.
Мой приход вызвал новую волну оживления.
- Мамочка мы пойдем смотреть на флигель – начала Лиза.
- Пойдем после завтрака, метель утихла, утро чудесное, прогуляться не помешает, только, что вы там ждете увидеть, думаю, духи являются исключительно по ночам. – Я намазала теплую булку маслом, откусила и с наслаждением запила горячим, сладким чаем.
- Ну не знаю, может, найдем огарок свечи или надписи, какие на стене. – С мечтательной дрожью произнесла Лизочка. – Я о надписях на стенах в книге читала.
- Тетя может ты бы им не давала читать свои жуткие романы.
- И какая с этого беда? Страшные сказки и только. – Тетя выпила очередной стакан компота. – Духи бить не будут, страху только нагоняют. Да и то привиделось все Степану с перепою.
- Ну, тетушка, ты не права, у нас, в гимназии, есть Вова Дух, так тот так даст, перевернешься только!
- Андрюша не говори глупостей.
- Это не глупости, это правда! Мама я уже позавтракал можно я пойду одеваться, я уже наелся.
-Ладно, иди уж….
Андрюша хотел соскочить со стула, и мчатся, но его остановил властный голос воспитателя:
- Мольодой чельовек….
Андрей вздрогнул и медленно степенно встал, поклонился в мою сторону.
- Маменька, тетя.
В сторону учителя.
- Месье Бомон, можно мне выйти?
- Идитте.
Я только кивнула. Осторожно попятившись, сын чинно вышел за дверь и в ту же секунду послышался резвый топот его ног и боевой клич древних племен. Месье Бомон только горестно покачал головой и продолжил трапезу.
Через час веселой гурьбой мы вышли из дома и направились к большому флигелю.
Надо сказать, что в имении были четыре таких, как мы называли флигеля: два из них мы сдавали дачникам, на лето приезжавшим из города, для постоянных жильцов они были слишком маленькими: две комнаты, кухонька, сени да комнатушка для прислуги. Один, побольше, стоявший при въезде в деревню, имел отдельный сад и конюшню, вот уже десять лет занимала семья отставного капитана Куницкого. Но самый большой, просторный, флигель, в свое время построенный Мишиным прадедом для родной сестры, пустовал вот уже второе десятилетие.
Он находился на территории нашего парка, немного в стороне от главного въезда в имение, укрытый густой растительностью, неухоженного и дико разросшегося сада. Имел отдельный въезд, но ворота давно не открывавшиеся почти скрылись за высоким кустарником. Конюшню, бывшую при нем, давно разобрали, по причине ветхости, но сам дом был крепок. Со стороны центральной аллеи просматривалась только крыша старого флигеля. Внутри он был просторен: четыре большие комнаты, кухня, кладовая и мансарда для слуг. Вход располагался, посередине, деля дом на две симметричные половины, при жизни последней хозяйки флигеля, родной сестры Мишиного отца, Дарии Любомировны, справа от сеней шла гостиная, из нее был вход в столовую, из столовой, вы могли попасть на кухню, а из кухни вернуться в сени. Слева располагались личные покои хозяйки: кабинет-библиотека и спальня. В доме имелся также погреб. Я не раз подумывала сдать и этот дом, но в его теперешнем состоянии и думать было нечего, сначала пришлось бы сделать ремонт, а на него-то, как раз денег и не хватало. Если верить Степану, то свет он видел в окне гостиной.
О прежней хозяйке флигеля я почти ничего не знала, только то, что она была неприятной женщиной, ее не особо любили и считали ведьмой, хотя я так и не разобрала: настоящий ведьмой или просто противной бабой, каких часто ведьмами называют из-за характера. Пока мы медленно шли, аллеей, расчищенной, мужиками из ближайшей деревни, решила расспросить немного тетю.
- Кем она была, таинственная Дарья Любомировна?
- Нашей тетей, сестрой папеньки и ты это прекрасно знаешь. – Неохотно отвечала тетя.
- Но почему она жила так нелюдимо? Всех сторонилась? Говорят, даже служанку держала глухонемую, почему ее называют ведьмой?
- Потому, что наш народ не любит когда его сторонятся, у нас надо всем улыбаться, кланяться да любезничать, а если иначе себя ведешь, то значит ты – ведьма. – В голосе мягкой и всегда спокойной тетушки прозвучала такая злость, что я удивилась.
- Прости милая, возможно, обидела тебя чем-нибудь, мне просто любопытно, прости. – Я поцеловала тетю в щеку и улыбнулась. – Такое чудесное утро, не люблю зиму, но как же она красива!
Тетя улыбнулась в ответ, и погладила меня по щеке.
- Оставим мертвых в покое, и, правда, чудесное утро.
В этот момент прямо мне в ухо угодил снежок, запущенный кем-то из детей, они вели отчаянную войну снежками, я присоединилась к ним и через пять минут мы с тетей были закиданы снежным шквалом. Так шумно и со смехом добрались до большого флигеля. Смех затих, отчего-то стало неловко, как в доме, где лежит покойник, веселье там неуместно.
Иван уже был тут, рядом стоял Степан, и оба глядели на большое окно гостиной, которое оказалось с распахнутыми ставнями, оно одиноким глазом циклопа, смотрелось на фоне остальных окон наглухо закрытых и забитых досками.
- Странно… Иван ты не открывал это окно?
- Могу перекреститься барыня, чего мне было доски сбивать, стояло себе забито и все.
Тетя потянула меня за рукав.
- Может не стоит туда заходить?
- Да нет, теперь как раз стоит. Иван открывай дверь!
Мы долго ждали, пока Иван возился со старым, ржавым замком, замерзли и притоптывали, пытаясь, согреться.
- Дети шли бы вы в дом.
- Мамочка, мы еще немного постоим, интересно же! – они так умоляюще смотрели на меня, что я сдалась.
- Ладно, еще немного побудьте, но смотреть тут особо не на что, поэтому глянули одним глазком, убедились, что чудес нет и домой.
- Хорошо мамочка.
Наконец совладали с замком, протестующее скрипя и упираясь, тяжелая дубовая дверь открылась. Первым вошел Иван, я поднялась следом за ним. После яркого света, казалось, что в сенях царит кромешная темнота. Когда глаза привыкли, я разглядела, серые от пыли стены. Темный пол с рассохшимися досками жалобно скрипел, на потолке сохранилась лепнина, тоже покрытая пылью и паутиной. Прямо, налево и направо, вели двери такие же серые, как и стены, в проеме дверей ведущих в гостиную застыл Иван.
- Ну, что ты стал, как соляной столб, посторонись.
Иван медленно повернулся ко мне, он был белее снега, широко открытые глаза смотрели с испугом.
- Барыня может не стоит вам смотреть?..
Я, молча, оттолкнула его от дверей и окинула взглядом большую и не менее пыльную комнату. Посреди комнаты стоял тяжелый обеденный стол, на резных ножках, я опустила глаза, и из горла вырвался приглушенный булькающий звук, прямо на меня стеклянными глазами смотрел мертвец, он лежал на спине, повернув голову к двери, раскинув руки, на грудях его, краснело маленькое красное пятно, и торчала рукоятка ножа. Все медленно поплыло перед глазами, над ухом раздался надрывный крик, и я провалилась в благословенную темноту.
Глава 3
Как будто из-за глухой стены, прорвался знакомый голос:
- Мамочка очнись, очнись….
Первое, что увидела, открыв глаза – заплаканные и испуганные лица детей. Я попыталась сесть, оказалось, меня вынесли во двор и уложили прямо на снег, Ириша поддерживала мою голову, Лиза держалась за правую, а Андрюша за левую руку и как заклинание они в три голоса повторяли:
- Очнись мамочка, очнись….
В голове был легкий туман, перед глазами все медленно вращалось, постепенно останавливаясь. Наконец, мне удалось взять себя в руки и принять сидячее положение. Я попыталась обнять всех детей одновременно.
- Ну, все мои милые, я очнулась, все хватит плакать.
С горем пополам удалось их успокоить, в первую очередь надо бы детей отправить в дом, а там подумаю, что делать дальше.
- Давайте поднимайтесь, Лизочка, Ириша, хватит лить слезы, ну успокойтесь же! Андрюша, зайчик мой, ты у нас мужчина, бери девочек, и идите в дом, Лизонька ну же тише не плачь деточка….
Шестнадцатилетняя Лиза была более эмоциональна и ранима, чем ее семнадцатилетняя сестра – Ириша. Лизочка писала подробные дневники, сочиняла романтические стихи и легко переходила от слез к смеху. Ирочка же отличалась спокойствием и уравновешенностью, иногда она даже удивляла меня своей взрослой рассудительностью и сейчас быстрее сестры пришла в себя.
- Давай Лизок, пошли в дом Андрюшка поднимайся, пошли, нам Галина конфет даст, правда мама? – утерев слезы, Ира одной рукой обняла за плечи брата, на другую оперлась ее сестра, и они поминутно оглядываясь на меня, пошли к дому.
Подняться на ровные ноги мне помог Иван, верный и надежный, Иван. Всегда рядом, всегда готов помочь, молчаливый и суровый, иногда казалось, что это ожившая статуя могучего Колосса посланная мне Богом, что бы быть опорой и защитой. Эмоции редко оживляли его лицо, как бы высеченное из камня, талантливым, но не слишком терпеливым скульптором, но сейчас, даже на нем отражалось смятение, если уж Иван растерялся, то, что делать мне?
Тетушка сидела на нижней ступени флигеля и стонала, охватив голову руками. Степан присел рядом с ней, старик, видать, тоже совсем растерялся, он крутил в руках старую жестяную, солдатскую флягу, то открывал ее, то закрывал, при этом смотрел в одну точку перед собой.
Я огляделась, вчерашний снегопад покрыл белым, блестящим покрывалом все вокруг, снежные пелерины окутывали деревья и кусты, солнечные лучики отражались в окне флигеля, отпрыгивая веселыми зайчиками, морозец пощипывал щеки – идиллическое зимнее утро, фальшивой нотой, резавшей уши, прорезались сквозь эту идиллию стоны тети. Надо срочно, что-то предпринять, но что? Взгляд мой упал на флягу Степана.
- Степан, дай мне эту флягу, что там, самогон?
- А больше нечего у нас нет – растеряно отвечал сторож, протягивая мне « сосуд зла», как называла все, что наполнено алкоголем наша помощница кухарки, Катерина, немало натерпевшаяся от мужа пьяницы. Но сейчас, мне надо было вывести себя из оцепенения и прочистить мозги, крепкий напиток, был как раз тем средством. Лихо отпив глоток, я тут же закашлялась, самогон и правда оказался крепок, несколько секунд приходила в себя, что ж старое проверенное лекарство помогло, решение пришло само собой, если честно, то и было только одно решение этого дела – надо послать за городовым, хотя в какую-то минуту у меня мелькнула идея: закопать где-то подальше покойника, да и дело с концом, но заманчивую мысль пришлось отбросить, а вдруг покойного уже ищут?
- Спасибо Степан, а сейчас иди пока к себе в сторожку.
- Может, помогу, чем пани? – с трудом поднявшись на ноги, спросил сторож. Я оглядела, согнувшегося от ревматизма старика, руки его тряслись, глаза слезились, шапка, старее хозяина, сползла на затылок, еще тот помощничек.
- Не надо, сами справимся, иди в сторожку, если, что надо будет, я за тобой пошлю. – Степан заковылял по дорожке, что-то про себя причитая.
- Тетя и ты иди в дом, хватит стонать. – Пойдя к ней, попыталась помочь тетушке встать, с другой стороны подскочил Иван, обняв тетку за обширную талию, он одним рывком поставил ее на ноги, от чего бедная Анна Ивановна зашаталась и чуть не упала, отпихнув горе-помощника.
- Так вы и меня сейчас пришибете, все стою на ногах. – Она поправила шубку, запихнула под шапку выбившиеся пряди, явно вернулась в реальность, Слава Богу, и принялась за меня: – а ты, что собираешься со всем этим делать, матушка? Не пора ли нам послать за городовым, пусть он себе голову сушит!
- Пора, но сначала я вернусь туда и хорошенько рассмотрю покойного. – Помедлив, додала: – Царствие ему небесное! – и перекрестилась.
- Опять хочешь по стенке сползти, не насмотрелась еще? – насмешливо сверкнув глазами, выпалила тетя.
- Не сползу, это было от неожиданности, а сейчас я уже знаю чего ожидать, может он нам знаком? Может семью предупредить надо?
- Семью предупредит полиция, но если тебе так хочется…, – она нервно передернулась и решительно закончила, – то я с тобой!
Одновременно посмотрев на открытые двери флигеля, отчего-то показалось на миг, что это вход в пещеру дикого зверя, мы, решительно, стали подниматься по ступеням.
Как была бы я рада, войдя в комнату, обнаружить, что никакого покойника там нет, и весь этот ужас нам померещился, но покойник все так же лежал у стола и смотрел безжизненным взглядом на дверь. Преодолевая страх и отвращение, я подошла к нему, присев на секунду быстрым движением попыталась закрыть ему глаза, даже сквозь перчатки почувствовав холод мертвого тела, резко отдернула руку. Хотя веки только прикрылись, но удивленный взгляд мертвеца уже не сверлил, и мы смогли спокойней смотреть на него.
То, что он мне не знаком я поняла сразу. На вид мужчине было лет пятьдесят, может и больше. Когда человек лежит, то довольно трудно определить его рост, но этот явно был высок. Худой, лицо его бороздили глубокие морщины, седые волосы, были аккуратно подстрижены, черты лица правильные, в молодости он, вероятно, был очень красив, судя по ухоженным рукам, с длинными, тонкими пальцами, физическим трудом этот человек никогда не занимался. На нем был дорогой серый сюртук, жилет в полоску, белая сорочка, темно-серый же галстук, модно повязанный, полосатые брюки в пару жилету и дорогие, новые ботинки. К жилету были прикреплены золотые часы на солидной цепочке, они выпали из кармашка жилета и валялись рядом с телом, на безымянном пальце левой руки блестел большой перстень с крупным изумрудом, убили его, не для того, что бы ограбить. Свыкшись с видом мертвого тела, я подошла поближе и присела, пытаясь разглядеть рукоятку ножа, даже не ножа, скорее кинжала, или нет, судя по очертаниям, это все же был нож, но очень элегантный, нож для резки бумаг, рукоятка из слоновой кости с тонкой резьбой, была украшена небольшими голубыми топазами. Да… такими ножами уличные хулиганы не орудуют. Вдоволь насмотревшись на покойника, я поднялась и оглядела комнату. Большая гостиная имела три окна, в углу высилась печь выложенная красивым изразцом, точно такие же двойные двери, как из сеней, вели в смежную с гостиной столовую, посреди комнаты стоял огромный, дубовый, обеденный стол, на красивых, резных ножках, странно, он должен быть в столовой.
- Тетя, а почему этот стол стоит в гостиной? – я оглянулась на тетушку, соляным столбом, стоявшую в дверях, она оторвала взгляд от мертвеца и посмотрела на меня.
- Что? А, стол… Он был слишком тяжел, когда вывозили всю мебель, дальше гостиной затащить не смогли и Миша решил, пусть тут остается.
Ответ меня удивил
- Зачем вывозили мебель?
- По завещанию. – Лаконично ответила тетя.
Так, надо запастись терпением, Анна Ивановна была явно не в себе.
- По чьему завещанию?
- По завещанию, тети, Дарии Любомировны, она завещала все свое имущество детскому сиротскому приюту, когда умерла, всю мебель и вывезли в приют. А стол вынести не смогли он тут и остался.
Что ж теперь более-менее понятно. Подойдя к единственному не заколоченному окну, увидела на подоконнике огарок свечи, он не был покрыт густой пылью, значит, жгли свечу недавно, вчера значит. Я еще раз оглянулась, что-то тут все же было не так? Взгляд упал на покойника, странно, он что так и пришел сюда в лютую метель в одном сюртуке? Должна быть шуба, шапка, может шарф, но никакой верхней одежды не было. Я обошла весь дом, все комнаты были одинаково пыльные и одинаково пустые, значит, что-то у него все-таки забрали. Вернувшись в сени из кабинета, увидела тетину спину в проеме дверей гостиной, она так и стояла, не двигаясь на одном месте, я тронула ее руку, отчего тетушка дернулась и резко обернулась ко мне.