— Хм… — поморщился Чуров. — Рискованный вариант.
— Другого нет… А теперь давайте о деле.
Чуров ненадолго задумался. Наконец решился приоткрыть завесу.
— Да ты и сам все понимаешь, — тихо сказал он. — Человечку одному руку пожать. И в глаза заглянуть. Вернее, в самое нутро. И… кое-что там поправить.
— Какому человечку?
— Непростому. Очень непростому. Ты ступай. Остальное узнаешь в нужное время.
Дождавшись, пока за Гординым закроется дверь, из-за кулис осторожно выглянул Савченко.
— Ты что, так легко его отпустил, полковник? — поинтересовался он.
— Не легко, — многозначительно покачал головой Чуров.
Достав из кармана коммуникатор, он активировал GPS-трекер. На экране проступила карта района, затем появилась мерцающая точка.
— Ерунда вся ваша техника, — фыркнул Савченко. — Ну, снимет он этот жучок…
— Не снимет. Разработано в США, используется ФБР и Министерством юстиции — как раз для присмотра за такими прыткими. Проще ногу отпилить.
— Слушай-ка… — прищурился Савченко. — А нельзя через эту штуку слушать, что он говорит?
— Увы, экземпляр серийный, — огорченно вздохнул полковник. — Микрофоны не предусмотрены. У них в Америке гражданские права, частная жизнь, туда-сюда… Да и что интересного вы надеетесь там услышать? Все, что надо, мы уже знаем.
К калитке Васильевны Гордина подвез черный джип. Перепуганная хозяйка первым делом увидела Гошу — благодушного и улыбающегося во все щеки.
— Приносим извинения! — быстро заговорил он. — Возвращаем вашего постояльца в целости и сохранности. Досадная ошибка устранена, все ложные обвинения сняты.
Гордин прошел во двор, мельком взглянув в глаза Васильевне. Та смотрела на него, приложив руки к груди. Гордин одернул штанину, чтобы радиобраслет не торчал наружу.
— Это что ж такое? — растерянно проговорила Васильевна. — «Простите, извините…» Устроили мне тут разгром, грядки потоптали, полы, стенки сломали. Это разве по закону?
— Да я все починю, — хмуро отозвался Гордин. — Есть у вас молоток? И гвозди?
— Да бог с ним, с молотком, — махнула рукой Васильевна. — Вот так живешь — и тут тебе…
— Извините, я не виноват… — еще больше нахмурился Гордин. — Я уеду скоро, простите, что так потревожил…
И он ушел к себе в сарайчик. А Васильевна еще долго огорченно качала головой.
Следующее утро выдалось не по-летнему пасмурным. Ветер гнал по улице мусор и ронял на голову прохожих мелкие ветки с деревьев. Иногда брызгало холодной водяной пылью, но серьезного дождя не намечалось.
Настроение Гордина, когда он шел в больницу, было ничем не лучше погоды. Сегодня он стал микробом на предметном стекле и уже не принадлежал себе. Это чертовски угнетало.
Он не знал, что за ним движется неприметная машина с двумя оперативниками. Но догадаться было несложно.
Возле клуба клеили новую афишу. Рабочий, едва справляясь с порывами ветра, прикреплял большой лист с портретом народного кандидата Шлыкова и текстом приглашения на встречу с ним.
На душе Сергея вдруг стало темно и тяжело, как в самой глубокой яме мира. Он уже знал, что означает для него это событие. И свою роль в нем тоже знал. Хотя Чуров предпочел пока не называть ему имя «объекта».
За спиной вдруг прозвучал радостный голос Оксаны.
— Сережа! Так вы не уехали?
Оксана подбежала к Гордину и взяла его за руки. Тот невольно посмотрел по сторонам — с тревогой и подозрением.
— Вас вчера целый день не было, — Оксана улыбалась. — Я думала: все, больше вас не увижу.
— Оксана… — Гордин вздохнул, не зная, как найти слова. — Не подходите ко мне. Поймите правильно: вам лучше не разговаривать со мной. Я вас прошу, оставьте меня как можно скорее.
— Что случилось? Я вас чем-то обидела? — улыбка разом померкла.
— Ничем. Просто так нужно. Поверьте мне и ничего не спрашивайте.
— Но я… я не понимаю!
Гордин убрал руку, повернулся и торопливо пошел прочь. В неприметной машине оперативников заработал затвор фотокамеры.
— Хорош щелкать. Фиксируй контакт, — сказал один из наблюдателей.
— Что писать?
— Девушка. 18–20 лет. Русые волосы. Рост — метр семьдесят.
— Маловато данных. Шеф не одобрит, — покачал головой второй.
— Так сходи за ней и проверь!
На пороге больницы Гордин столкнулся с Елизаветой.
— Ой, Сережка! — всплеснула она руками. — А тебя все ищут?
— Как обычно.
— К начальнику иди, — Елизавета почему-то перешла на шепот. — Он тебя спрашивал.
— Хорошо, иду…
— Эй, стой! У него вроде как начальство из области сидит.
В кабинете, кроме хозяина, было еще двое. Одного из них — Савченко — Сергей уже видел в компании Чурова. Второй был незнакомый: немолодой, грузный, с болезненной, землистой кожей. На шее — большой дорогой фотоаппарат.
Савченко то и дело вытирал платком пот, глядя вокруг исподлобья. Ему явно что-то не нравилось. Фотограф же, наоборот, был вальяжен, многословен. Хотя и несколько косноязычен.
Гордин подумал, что он вовсе не похож на фотографа, а камеру прицепил для вида.
— Вот-вот, то, что нам надо! — фотограф приподнялся навстречу Гордину, протягивая руку. — Молодой, симпатичный, хороший работник… Да мы вам такой репортаж заделаем — на всю страну прославим!
— Ну, вообще-то у нас и другие есть… заслуженные… — робко заметил главврач.
— Нет-нет, что вы! — затряс руками фотограф. — Молодость! Порыв! Им жить в этой стране! Вот где смысл!
Гордин, ответив на рукопожатие, протянул руку и Савченко, сидящему рядом. Но тот вдруг испуганно дернулся. Наконец, справившись с собой, быстро ухватил Сергея за пальцы и тут же отпустил.
Главврач при словах о репортаже смущенно усмехнулся. Ему было приятно внимание гостей из большого города.
— Садись, Сережа, — сказал он. — Вот, товарищи из областной газеты тобой интересуются.
Гордин присел на край стула, не собираясь задерживаться.
— Вы, думаю, уже знаете, Сергей, что завтра у вас в городе событие. Приезжает Шлыков, — фотограф многозначительно поднял палец к потолку.
— Тот самый! — воодушевленно добавил главврач и повернул к Гордину настольный агитационный календарик с известным на всю страну портретом.
— Есть идея, — продолжал фотограф. — Сделать от имени города подарок. Картину с березками или не знаю что… Тем более он ведь из этих мест.
— Точно! — с удовольствием заметил главврач. — Наш человек! В этой больнице родился. Здесь в школу ходил.
— А подарите ее вы, врачи! Люди, живущие, как бы сказать, на острие социальных и экономических проблем. Вы, Сергей, как представитель данного славного племени и выйдете к Шлыкову.
Главврач усмехнулся.
— Он у нас аполитичный… Слышь, Серега? Скажешь там что-нибудь от нас, от души?
Гордин поднял глаза на фотографа, через силу улыбнулся.
— Конечно. Сделаю все, что смогу. Можно, я пойду? Посетители ждут…
Когда Гордин ушел, Савченко наклонился к главврачу и проговорил вполголоса.
— Ну, а вы утрясите вопрос с местными властями. А через них — со штабом Шлыкова…
— А что? Могут не разрешить? — огорчился главврач.
Савченко небрежно махнул рукой.
— Да разрешат… Формальность. Ну, не нам же договариваться? От народа должно все идти…
Главврач стал серьезным, на секунду задумался. Затем проговорил с чувством:
— Вот это верно! Только от народа!
Гордина уже ждала небольшая очередь. Люди оживились, принялись здороваться. Все смотрели на Гордина с надеждой, с уважением, и тот вдруг понял, что ему стало немного теплее в этот паршивый день.
Сергей открыл дверь.
— Ну, с кого начнем?
Нервы весь день были на взводе, и Гордин попробовал сегодня уснуть пораньше, но так и не смог. В темноте он лежал с открытыми глазами и слушал стрекот насекомых в саду.
Когда на улице раздались шаги и кто-то дернул дверь, он подскочил, едва не сбив головой полку.
— Сережа, это я! — раздался из-за двери знакомый голос. — Откройте…
— Оксана? Ты откуда здесь взялась?
Гордин высунулся и настороженно огляделся. Затем впустил девушку.
— Зачем ты пришла?!
— Ты мне совсем не рад? — Оксана легко и охотно перешла на «ты».
— Ты не понимаешь! — зашептал Сергей. — Тебе не нужно встречаться со мной, это очень опасно. И не спрашивай ничего.
— Я не буду ничего спрашивать, — просто ответила она. — Я все знаю. Я читала бумаги, которые ты принес…
— Где бумаги?! — похолодел Гордин.
— Не волнуйся, Сережа. Они у меня. Я их только спрятала получше.
Гордин схватился за голову.
— Ой, дура… Ну зачем?! Жила ты спокойно — и жила бы так дальше. Тебе нельзя в это лезть.
— Ну, уже залезла, что ж теперь… — она простодушно вздохнула. — Я только одно спросить хотела. Что с тобой сделали? Что с тобой будет? Скажи — и я уйду. Больше ничего не нужно.
Гордин протяжно вздохнул.
— Я скоро уеду, насовсем. Наверное, завтра. Ты не должна…
— Что с тобой сделали?! — требовательно переспросила Оксана.
— Хорошо, я скажу… Но только для того, чтобы ты поняла — это не игрушки. Это правда опасно.
— Я не дура. Говори.
Гордин присел на топчан, собираясь с мыслями.
— Я учился в институте. И решил заработать на испытании новых лекарств. Нас часто зовут, в этом ничего особенного нет. Просто съедаешь, например, порошок, а потом сдаешь анализы, кровь… Но там все было по-другому. Порошками, таблетками не обошлось. Платили все больше, поэтому мы не уходили. И подписку дали. А потом и вовсе в лаборатории поселились. Ждали, когда опыты закончатся и мы получим хорошие деньги… Но ребята начали умирать. Я сбежал.
— Но что они с тобой сделали? Ты болен?
— Я… — Гордин поднял на Оксану глаза и виновато улыбнулся. — Ты ведь все равно не поверишь.
— Тебе поверю.
— Я могу «видеть» пальцами. На ощупь, насквозь. И не только видеть. Могу убивать. Или, как выяснилось, лечить…
— Ужас…
— Думаешь, я просто так сумел помочь твоей матери?
— Я догадывалась, что не просто так. И теперь тебя ищут?
— Уже нашли, — горько усмехнулся Сергей. — И прихлопнули как муху. Поэтому тебе и нельзя со мной…
— Я не боюсь! — она присела рядом. — С тобой не страшно, потому что ты очень хороший.
— Нет, Оксана, я не хороший. Они поселили во мне зло. И оно очень скоро проснется.
— Нет! Не верю. Ты не можешь сделать ничего плохого. Бедный, тебе было больно, плохо, я знаю, я видела.
Оксана вдруг приблизилась к Гордину и порывисто обняла его. Тот слегка напрягся, но не оттолкнул.
— Не нужно меня жалеть. Ты ничего про меня не знаешь.
— Я знаю все, что мне нужно, — она тихо шептала, касаясь уха теплым дыханием. — Таких, как ты, — один на миллион. Хочешь сделать счастливым одного человека?
— Тебя? Я не смогу.
— Сможешь. Просто не прогоняй меня…
Гордин проспал до полудня, потом час сидел в саду и пил кофе, одну чашку за другой.
Все эмоции от предстоящего дела выгорели еще вчера. Сейчас в душе была какая-то вялая, безвоздушная пустота.
Наконец он собрался и отправился в условленное место.
«Автоколонна» Чурова расположилась на просеке в лесном массиве, вплотную подступающем к Маклинску. Здесь, на полпути между старым клубом и центром города, было удобнее всего подобрать Гордина.
Сам Чуров стоял возле микроавтобуса и, глядясь в тонированное стекло, примерял рыбацкий жилет и панаму.
— А, Сергей, привет! Вот, видишь, маскируюсь под местные фольклорные особенности. Как считаешь, похож теперь я на угнетенное крестьянство?
Гордин не ответил, отведя взгляд в сторону леса. Хотя похож был Чуров больше на неумелого клоуна, чем на местного жителя.
— Обожди секунду, сейчас поговорим…
Чуров ушел в салон микроавтобуса.
— Пришел твой «хренорекс»? — спросил Савченко.
— Собственно, он никуда и не уходил. Э, корреспондент, кончай коньяк глушить! Нам еще работать.
Последние слова относились к фотографу, который расслабленно прихлебывал из фляжки.
Чуров брызнул на себя из баллончика — на этот раз не только на руки, но и на шею, на лицо.
— Что ты там на себя льешь? — заинтересовался Савченко. — От комаров, что ли?
— Просто специальный полимерный состав. — Чуров передал ему баллончик. — «Хиронекс» работает через биологическое электричество, а эта штука не даст ему ничего со мной сделать. Я бы и вам советовал, на всякий случай.
— Так ты своего бойца, выходит, боишься, полковник? — прищурился Савченко.
— Что значит «боишься»? — Чуров усмехнулся. — Олег Иванович, вы, когда «болгаркой» работаете, защитные очки одеваете?
Чуров выглянул из машины и призывно помахал Гордину.
— Ну, чего застыл? Милости просим!
Два джипа и микроавтобус двинулись по пустой проселочной дороге. Гордин безразлично смотрел в окно, не обращая внимания на присутствующих.
— Докладываю тебе программу нашего шоу, Сереженька, — подал голос Чуров. — Через три часа в городской клуб прибывает некая важная персона с выступлением и докладом. Ты там играешь свое соло. Выходишь на сцену как представитель благодарного народа. Обязательно будет обмен рукопожатиями. И ты подрихтуешь ему здоровье. Я предлагаю мозговой тромб. Впрочем, смотри по обстоятельствам. Главное, чтобы он прямо там, на сцене не свалился.
— Мне понадобится минуты полторы, и это минимум, — равнодушно ответил Гордин. — И все это время мне цепляться ему за руку?
— Правильный вопрос! — обрадовался полковник. — Вот для этого здесь и сидит наш добрый друг — Агдам Портвейныч…
Он небрежно указал на фотографа. Тот приветственно поднял фляжку.
— В момент рукопожатия — его выход, — пояснил Чуров. — Он будет просить вас держаться за руки подольше, чтобы сделать больше хороших кадров. У тебя хватит времени.
Фотограф, словно спохватившись, повесил на шею бейдж со словом «Пресса». Чуров вынул из папки календарик с портретом Шлыкова, сунул его Сергею.
— Вот тебе портрет клиента. Чтоб не перепутал. Знаешь его? Надеюсь, тебе гражданская позиция не помешает сделать дело?
Гордин лишь мельком взглянул на фото.
— Мне все равно, кто он.
— Вот это профессионально! Хвалю.
Чуров запихнул календарь обратно в папку. Из нее вдруг вывалилась стопка каких-то бумаг, в том числе фотографии Оксаны. Заметив их, Гордин едва не подскочил на месте.
— А это что? — воскликнул он. — Зачем?!
Чуров поспешно вернул фотографии в папку.
— Не нервничай, Сергей. Работа есть работа.
— Что ж вы делаете? Зачем людей трогаете? Оставьте ее в покое, она ни при чем!
— Не твоя забота, кого нам трогать.
Гордин не мог успокоиться.
— Не трогайте людей, говорю! Жили они без вас — пусть дальше живут!
— А что это ты так возбудился-то, дружок? — Чуров холодно усмехнулся. — Уже успел интрижку завести? Ай-ай-ай… Наврал девочке Лене, что любишь ее, а сам тут в распутстве погряз. Как же после этого тебе руку подать, а?
— Руку?!
У Гордина перед глазами все поплыло. Он сорвался с сиденья и схватил Чурова за одежду.
Савченко, видя это, вжался в кресло и завизжал:
— Остановите машину! Охрана!
В эту секунду в борьбу вдруг вмешался фотограф. Он мгновенно вышел из расслабленного состояния и с неожиданной ловкостью скрутил Сергею обе руки. Затем ударил его в живот и швырнул обратно на сиденье. Сильными пальцами сгреб воротник Гордина, чтобы сразу надавить на горло.
Чуров огорченно посмотрел на свою разорванную жилетку.
— Строптивый ты стал, Сережа, — с грустью сказал он. — Это плохо. Это мы будем лечить.
Он достал из кармана коммуникатор и принялся возиться с какими-то настройками, не переставая говорить.
— Ты из школьного курса должен помнить, что такое повышающий трансформатор. Он может быть совсем крошечным, однако превращает пять вольт в пятьдесят тысяч. Гляди, делаю — раз!
Чуров ткнул пальцем в экран…
Гордин ощутил, что его подбросило и скрутило пополам. Ногу свела сильнейшая судорога, казалось, сейчас выскочат суставы.