========== ————Часть первая: Темный мир———— ==========
1. Отверженный
Ясси разговаривал с приборами. Со стиральными и посудомоечными машинами, с лифтом — когда ехал в нем один. С плитой, тостером и фритюрницей. И телевизором.
Телевизор отвечал ему — всегда невпопад. Он был самовлюбленным и самоуверенным собеседником, и Ясси с ним как-то терялся.
Тостер был суров и непримиримо жег глаголом, а кухонная плита шипела и язвила.
И только фритюрница нежно булькала ему о чем-то далеком и угощала вкусным.
— Как вы полагаете, — обращался, например, к ней Ясси, — располагает ли сегодняшняя погода к прогулке у озера?
— Темная луна в эклиптике, — отвечала та, — и вдоль берегов цветет полынь. Хочешь пончик?
— Хочу, — говорил Ясси и слабо улыбался.
Наверно, сейчас вдоль озера дефилируют темные. Обмениваются церемонными поклонами или радостно смеются — в зависимости от статуса отношений. А его никто не будет замечать, лишь равнодушно смотреть насквозь: у него-то нет никакого статуса. И отношений. Нет, лучше сходить туда в другой день, когда луна не будет в эклиптике. В обычный, тихий и безлюдный день.
Ясси обнаружил, что в шкафу совсем не осталось еды, и собрался в магазин. На улицах сверкали огоньки и кружились разноцветные туманности, веселились темные, а он шел, опустив глаза. Чужой праздник, чужая жизнь — и все же они были, а он рядом с ними. Если бы он вернулся к светлым, ему бы не позволили и находиться рядом с людьми… Искренние и открытые, сородичи всегда были безжалостны к преступникам, и его бы просто выгнали в пустоши. Темные были так же суровы, но бывшие пленники для них преступниками не являлись.
Интересно, — думал Ясси, с мелодичным звоном открывая двери лавочки, — куда подевались другие пленные? Вряд ли многие из них пожелали вернуться на родину…
Он тщательно выбрал продукты: хлеб, мука, немного фруктов и маленький кусочек масла, в честь праздника. Поставил их на прилавок, отсчитал монеты, сложив их в столбик, и со скромным поклоном пододвинул хозяину. Тот бросил косой взгляд и тут же снова уставился в огромное окно, возвращаясь к “любованию Предвечными Звездами”.
У себя на кухне Ясси тоже любовался Предвечными в узком окошке, а фритюрница жарила ему пончик.
***
После праздника всегда много мусора, и Ясси старательно выскребал и чистил предрассветные улицы города темных.
Внезапно под колеса его уборочного комбайна с жестяным грохотом подкатилась помойная ваза, и механизм, заскрежетав, остановился. Ясси вылез осмотреть повреждения. Мимо пробежала хохочущая группа подростков. Он лишь беспомощно посмотрел им вслед. Лопасть его комбайна была безнадежно сломана, работа на сегодня не выполнена, и все это грозило обернуться штрафом и месяцем голода.
— Что же ты, друг, — расстроенно прошептал Ясси, поглаживая машинку по черной блестящей морде.
Комбайн сочувственно хрюкнул, он всегда был неразговорчив. И не заводился, хотя где, казалось бы, погнутая лопасть, а где ходовая часть…
Ясси вызвал техника и теперь терпеливо ждал, тихо рассказывая больной машине про эклиптику Светлой луны.
— Ты разговариваешь с машинами, светлый?
Ясси, вздрогнув, поднял голову — перед ним стоял техник и скалил белые зубы, а черные, без белка, глаза его таинственно мерцали.
— Да… господин… — Ясси отвык разговаривать с людьми, и его голос хрипел и срывался.
— Стукнутый, — прокомментировал техник, спрыгнул с мотоцикла и развернул в пространстве ящик с инструментами.
Следующие два часа Ясси смотрел, как крутятся темные вихри, вгрызаясь в комбайн, и слушал, как ругается техник. Больше тот с ним не говорил.
Остаток дня Ясси провел в трудах и заботах; и домой вернулся лишь поздно вечером. Он думал о дыре в бюджете, пробитой сегодняшним штрафом, и мечтал посидеть около фритюрницы.
У его подъезда стоял мотоцикл, а на нем сидел техник.
Ясси застыл, глядя на него, а потом молча поднялся к себе. Темный следовал за ним.
В комнате Ясси толкнули на кровать и принялись медленно снимать одежду, ощупывая как… как товар на продажу. Ясси жмурился и терпел.
Раздев и ощупав его буквально везде, темный не приступил к безнравственным действиям. Наоборот, он поцеловал дрожащего Ясси в щеку, погладил по голове и одел в свою длинную куртку.
— Будешь жить со мной, — сказал темный.
Ясси покорно пошел за ним, сжимая полы слишком большой одежды на груди. А на пороге вдруг остановился:
— Господин, — робко сказал он, — позвольте взять кое-что с собой.
— Только одну вещь.
Ясси метнулся в кухонный угол за фритюрницей.
***
Коттедж темного был просторен и утопал в хищном саду. А самого его звали Дейнар. Ясси должен был спать с ним в одной постели, и, ложась в первый раз, светлый дрожал от страха, а потом от боли.
“Привыкнешь”, — сказал Дейнар, вытирая слезы с лица Ясси.
И Ясси и правда скоро привык, научился доставлять удовольствие господину, а после того лежал, ожидая, пока тот заснет. Ему нравилось так лежать ночью и обниматься с теплым телом темного. Казалось, рядом кто-то близкий.
Днем он ухаживал за домом и садом, а гости Дейнара любезно спрашивали у него “как дела?” и говорили о погоде. Теперь у него был статус, все его замечали. Но когда никого не было, Ясси тихонько пристраивался около фритюрницы и говорил с ней: об эклиптике и озерах, и о том, как цветут растения. Однажды он попробовал рассказать это и Дейнару в ответ на обычное “как дела?”, но тот лишь рассмеялся и назвал его стукнутым.
А как-то раз снова пришли гости, и веселая темная девочка сказала, указывая на фритюрницу:
— Дейнар, у тебя псевдожизнь развелась, какая мерзость!
— Ой, не заметил, — засмеялся Дейнар и выпустил черный вихрь из ладоней.
— Нет! — воскликнул Ясси, и все странно посмотрели на него, и только Дейнар опустил глаза и сказал:
— Светлые такие трепетные…
Смеясь, они ушли в сад, а Ясси остался на кухне, перебирая обломки.
— Я куплю тебе новую, — сказал Дейнар, когда все ушли.
— Да, господин, — ответил Ясси, не поднимая головы.
— Приберись и иди в кровать, — сказал Дейнар, помолчав.
— Да, господин, — ответил Ясси; и покорно поднялся.
========== 2. Маг Хаоса ==========
Хаос не принимает тебя в мягкие объятия, подобно Тьме;
он постигается яростью, болью и разумом.
Рано или поздно ты усмиряешь бушующую ярость твоей силы;
потом привыкаешь к боли ее прикосновения.
И, наконец, тебе остается только разум;
и необъятное совершенство твоей стихии;
и бесконечная дорога, по которой ты идешь в поисках понимания.
Та весна складывалась для меня особенно удачно.
Во-первых, мне удалось получить теплое местечко в муниципалитете: аварийный техник в департаменте благоустройства. Работка не бей лежачего, на самом деле, как и все в нашем муниципалитете, я полагаю. Аварий у нас случалось максимум две в день, а в остальное время можно было с умным видом бить баклуши. Ну, или, в моем случае, мотаться в колледж на лекции. Мечта, а не работа, короче, платят, как за полный день, а занят, как на подработке.
Повезло.
А во второй раз мне повезло на очередном вызове — я встретил светлого. Ха! — скажете вы, услышав это. Удача, мол, как в жопе у ящера. Но мой светлый был совсем не похож на тех выродков, на которых вы могли бы изредка наткнуться в вашем городишке. Или, тем более, во время очередного пограничного конфликта.
Он был маленький (едва ли мне по плечо) и беленький. С бледно-золотистыми глазами. И на всем его облике лежала печать отверженности, причем лежала уже давно, начиная въедаться в ауру. Бедняга совсем опустился, взгляд его уже скользил, не смея задерживаться на людях. Он дошел даже до того, что начал разговаривать с машинами. По правде говоря, он начинал уже превращаться в неприкасаемого: любой маг Тьмы с отвращением бы отошел, увидев столь жалкое зрелище.
Но я не таков, как подавляющее большинство моих соплеменников. Боги одарили меня стихией Хаоса, а всем известно, что хаоситы лишены эмпатии, но зато наделены излишней рассудочностью. Благодаря этим качествам я смотрел на маленького светлого и видел хрупкую красоту за ничтожеством его нынешнего состояния. Он был похож на древнюю статуэтку в разрушенном храме — обколотую и изуродованную похабными надписями, но все же сохранившую в своем облике память о былом.
Ударенный.
Не знаю, что его ударило так сильно — судьба ли, злые ли люди или собственные грехи — но я захотел забрать его себе, как только увидел, и мне было все равно, какая вина лежала на этом светлом.
Конечно же я знал, что надо сделать, чтобы снять печать отверженности — надо было всего лишь принять светлого в род. Но кто позволил бы мне это? Не подумайте, что я из этих древних засранцев, у кого в роду существуют не только старшие, младшие, но и “слуги рода” и даже “рабы рода”. Если бы это было так, я не надрывался бы на работе во время учебы. Да и учился бы не в занюханном техническом колледже, а, например, в Императорском Университете… Но тем не менее, я как наяву видел реакцию родичей на опустившегося светлого.
Поэтому я пошел окружным путем: сфотографировал светлого тайком, выбрав наилучший разворот, и разослал снимок с припиской: “мой будущий младший, прошу любить и жаловать”.
Ответы пришли почти мгновенно:
“Что за убожество, раздери тебя светлые?” — это дядя, герой войны, как можно заметить.
“Очередной прелестник легкого поведения?” — сестричка. Хм, не так-то она и хорошо разбирается в прелестниках, как я полагал.
“Фу, убери быстро”, — мамочка.
“Что еще ждать от хаосита”, — дедушка.
“Ты хочешь разорвать сердце своей матери, бесчувственная скотина?!” — папочка.
“Как это убрать с экрана?!” — снова мамочка, судя по всему, впавшая в свойственную магам Тьмы истерику.
“Изгоню”, — это был вердикт бабушки, главы рода.
Мои темные родичи были не из тех, от кого можно скрыть суть удачным ракурсом.
Я со вздохом выключил разрывающийся от звонков и сообщений телефон и посмотрел на светлого. Тот сидел на бордюре и что-то беззвучно шептал, уставившись в никуда и поводя в воздухе подрагивающими пальцами. Ждал, пока я закончу ремонтировать его комбайн, и не знал еще, что принадлежит мне. Да, не в правилах магов Хаоса отступать, даже если весь мир против. Что решил, то и сделаю, не пускают спереди — продолблюсь сзади.
— До встречи, — сказал я светлому со значением, но тот не услышал.
А я рванул в колледж, посоветоваться с профессором истории. Вот и пригодился бесполезный предмет, ради этой встречи я даже пропустил свою любимую лекцию (о сопряжении стихий в двигателях внутреннего уничтожения).
Почтенного профессора мне удалось выловить в местной столовке — он, блаженно жмурясь, жевал мясной блинчик.
— Профессор Корин! У меня к вам важный вопрос, — я сел за его стол.
Профессор мученически закатил глаза, что-то невнятно пробормотав о наглых хаоситах. Я решил не обращать на это внимания.
— Мой друг попал в такую ситуацию, профессор…
— О, да, конечно же, ваш друг, — покивал тот.
Я сердито нахмурился — кажется, старикан надо мной насмехался.
— Продолжайте, молодой человек, так что же натворил ваш добрый друг, — поощрительно улыбнулся профессор, и в глазах его заклубилась Тьма.
— Так вот, он встретил очень милого юношу, но род моего друга отказывается принимать его избранника, — я замолчал и уставился на профессора.
— И? — поднял брови тот. — Что же мешает вам… то есть вашему другу жить со своим избранником в безнравственном разврате?
Я стиснул зубы, пытаясь справиться с раздраженным Хаосом, болезненно заворочавшемся у меня в груди. Чертов старикан меня специально провоцировал!
— Избранник моего друга — отверженный.
— Отверженный! — профессор покачал головой. — Поверьте мне, юноша, никогда не связывайтесь с подобными типами, и уж тем более не тащите их в род. Люди и судьба отвернулись от них не зря. Привести такого в свой дом — все равно что заразить его псевдожизнью. Мерзость!
Вот же советник непрошеный! Давить бы таких в колыбели. Я некоторое время медитировал, усмиряя ярость Хаоса.
— Я хочу снять печати, профессор, вы не подскажете, как это сделать? — мой голос звучал на диво спокойно, но профессор все равно гнусно заухмылялся, и Тьма потекла из него отчетливей.
Всем темным нравится наблюдать за полыхающими эмоциями других, однако профессор оказался особенно одаренным эмпатом — вон, аж дрожит от возбуждения, скотина. И это при том, что в эмоции хаосита невозможно проникнуть, только считать по внешнему всплеску энергии…
Вокруг нас стали собираться любопытствующие темные.
— Не стоит, поверьте, — ласково прожурчал профессор, — лучше осквернитесь со своим отверженным соитием, раз так не терпится. И забудьте его. Только после помойтесь тщательнее…
Ах, ты ж тварь! Эмоций моих жаждешь? Получишь сейчас. Чудовищным усилием воли я втянул в себя Хаос и заставил его трепетать, как будто теряя контроль. Тьма профессора жадно подалась следом. И тогда я отпустил свою стихию.
Прикосновение Хаоса не похоже на мягкие объятия Тьмы, оно несет боль и ярость, ярость и боль, терзающие любого хаосита с детства. Неудивительно, что не ожидавший подвоха профессор отшатнулся с жалобным вскриком. Темный вздумал играть со мной, ха! Может, он был и сильнее, но темные окружали меня всю жизнь, и уж за это время я успел изучить их поганые штучки. А вот ему вряд ли доводилось часто общаться с хаоситами — очень уж мы редкие (и ценные) твари. Так что в неожиданном столкновении почтенный профессор был мне не противник. Некоторое время мы сидели, не двигаясь, а потом я медленно отозвал Хаос.
— Печати снять легко, — бледно улыбнулся профессор. — Возьмете своего отверженного рабом рода. На это не требуется согласия старших.
— Рабом рода! Вы держите меня за аристократа?! — я с грохотом поднялся, и зрители ахнули, истекая Тьмой.
— Обычаи едины для всех, — выдохнул профессор, бледнея. — Это должно помочь, а если нет, то другого способа я не знаю.
Я взял себя в руки и даже вежливо поклонился:
— Спасибо за ваш добрый совет, профессор Корин.
Раб рода! Забавно. Что ж, скоро будет у меня раб. Осталось только убедить в этом светлого. И, кстати, выяснить его имя и адрес.
========== 3. ==========
— Наш светлый? — подняла бровь моя знакомая девочка из бухгалтерии. — Я его недавно у плановиков видела. А зачем он тебе?
— Очень надо, — подмигнул я ей и прижал руку к груди: — Спасибо, красавица.
— “Очень надо”, — передразнила она меня, смешливо морща нос. — Извращенец!
Я, смеясь, поспешил в отдел планирования.
Светлого я увидел сразу, как вышел из лифта: здоровенный ублюдок гонял файерболами небольшого (с табуретку) паука. Под сочувственные ахи и охи окружающих темных. Сочувствовали они, естественно, пауку, а болели за светлого. Иногда я не понимаю своих соплеменников настолько, что от раздражения хочется взять их за шеи и настучать хоть немного разума в их пустые темные головы.
Меж тем паук умудрился забиться в какую-то щель.
— Где эта богомерзкая тварь?! — гневно рявкнул светлый.
От его вопля Хаос во мне дернулся и яростно запульсировал.
— Вон там он скрывается, господин Эйтан, — наябедничал один из темных, прижимая одну руку к щеке, а другой указывая на щель с пауком. На глазах темного сверкали слезы сострадания. Вот же уродец!
Светлый зловеще прищурился, словно целился, а я окончательно взбесился, глядя на этих придурков:
— А ну оставь животное в покое, выродок!
— Эт-то ч-что? — процедил светлый, разворачиваясь, и по его ладоням побежали оранжевые язычки.
“Пламенный и хаосит”, — зашелестели темные в людоедском экстазе.
Пепел и Пламя! До меня внезапно дошло, что я только что наорал на очередного героя войны, типа моего дядюшки, только с другой стороны.
И в этот момент во мне пробудилась то ли память предков, то ли воспоминания о щедрых дядиных плюхах: я подскочил на месте и рванул в сторону лестницы. Остановился уже на первом этаже. Светлый (в отличие от дяди) не стал за мной гнаться. Боги, и как таких типов темная земля носит! Почему подобные выродки никогда не становятся отверженными, а живут среди нас, наслаждаясь вниманием моих безмозглых соплеменников?
— Как это, не тот светлый? — удивилась девочка из бухгалтерии. — У нас других нет.