But it was all he could do, hold its body encircled in his arms and sit there.	Но это было все, что он мог сделать: сидеть в снегу и сжимать собаку в объятиях.
He realized that he could not kill the dog.	Он понимал, что ему не убить ее.
There was no way to do it.	Это было невозможно.
With his helpless hands he could neither draw nor hold his sheath-knife nor throttle the animal.	Своими бессильными руками он не мог ни ударить ее ножом, ни задушить.
He released it, and it plunged wildly away, with tail between its legs, and still snarling.	Он выпустил ее, и собака кинулась прочь, поджав хвост и все еще рыча.
It halted forty feet away and surveyed him curiously, with ears sharply pricked forward.	В двадцати шагах она остановилась и с любопытством, подняв уши, оглянулась на него.
The man looked down at his hands in order to locate them, and found them hanging on the ends of his arms.	Он искал глазами свои руки и, только скользнув взглядом от локтя к запястью, нашел их.
It struck him as curious that one should have to use his eyes in order to find out where his hands were.	Странно, что приходится полагаться на зрение, чтобы найти свои руки.
He began threshing his arms back and forth, beating the mittened hands against his sides.	Он начал неистово размахивать ими, колотя себя ладонями по бедрам.
He did this for five minutes, violently, and his heart pumped enough blood up to the surface to put a stop to his shivering.	Через пять минут кровь быстрее побежала по жилам, и озноб прекратился.
But no sensation was aroused in the hands. He had an impression that they hung like weights on the ends of his arms, but when he tried to run the impression down, he could not find it.	Но кисти рук по-прежнему не действовали; у него было такое ощущение, словно они гирями висят на запястьях, - откуда взялось это ощущение, он не мог бы сказать.
A certain fear of death, dull and oppressive, came to him.	Гнетущая мысль о близости смерти смутно и вяло шевельнулась в его мозгу.
This fear quickly became poignant as he realized that it was no longer a mere matter of freezing his fingers and toes, or of losing his hands and feet, but that it was a matter of life and death with the chances against him.	Но тотчас же этот неопределенный страх превратился в мучительное сознание опасности: речь шла уже не о том, отморозит ли он пальцы на руках и ногах, и даже не о том, лишится ли он рук и ног, - теперь это был вопрос жизни и смерти, и надежды на спасение почти не было.
This threw him into a panic, and he turned and ran up the creek-bed along the old, dim trail.	Его охватил панический ужас. Он повернулся и побежал по занесенной снегом тропе.
The dog joined in behind and kept up with him.	Собака последовала за ним.
He ran blindly, without intention, in fear such as he had never known in his life.	Он бежал без мысли, без цели, во власти такого страха, какого ему еще никогда не приходилось испытывать.
Slowly, as he ploughed and floundered through the snow, he began to see things again-the banks of the creek, the old timber-jams, the leafless aspens, and the sky.	Мало-помалу, спотыкаясь и увязая в снегу, он снова начал различать окружающее - берега реки, заторы сплавного леса, голые осины, небо над головой.
The running made him feel better.	От бега ему стало легче.
He did not shiver.	Он уже не дрожал от холода.

Maybe, if he ran on, his feet would thaw out; and, anyway, if he ran far enough, he would reach camp and the boys.	Может быть, если и дальше бежать, ноги отойдут; может быть, он даже сумеет добежать до лагеря, где его ждут товарищи.
Without doubt he would lose some fingers and toes and some of his face; but the boys would take care of him, and save the rest of him when he got there.	Конечно, несколько пальцев на руках и ногах пропали, и лицо обморожено, но товарищи позаботятся о нем и спасут, что еще можно спасти.
And at the same time there was another thought in his mind that said he would never get to the camp and the boys; that it was too many miles away, that the freezing had too great a start on him, and that he would soon be stiff and dead.	И в то же время рассудок говорил ему, что никогда он не доберется до товарищей, что до лагеря слишком далеко, что ноги его слишком закоченели и что скоро он будет мертв и недвижим.
This thought he kept in the background and refused to consider.	Но он не позволял этой мысли всплыть на поверхность и отказывался верить ей.
Sometimes it pushed itself forward and demanded to be heard, but he thrust it back and strove to think of other things.	Иногда она вырывалась наружу и требовала внимания, но он отталкивал ее и изо всех сил старался думать о другом.
It struck him as curious that he could run at all on feet so frozen that he could not feel them when they struck the earth and took the weight of his body.	Его удивляло, что он вообще может бежать, потому что ноги совсем омертвели и он не чувствовал, как они несут его тяжесть и как касаются земли.
He seemed to himself to skim along above the surface and to have no connection with the earth.	Тело словно скользило по поверхности, не задевая ее.
Somewhere he had once seen a winged Mercury, and he wondered if Mercury felt as he felt when skimming over the earth.	Он как-то видел на картинке крылатого Меркурия, и ему пришло в голову, что, должно быть, у Меркурия было такое же ощущение, когда он скользил над землей.
His theory of running until he reached camp and the boys had one flaw in it: he lacked the endurance.	В его плане добежать до лагеря имелся существенный изъян; у него не было сил выполнить его.
Several times he stumbled, and finally he tottered, crumpled up, and fell.	Он то и дело оступался, потом ноги у него стали заплетаться, и наконец он свалился в снег.
When he tried to rise, he failed.	Встать он уже не мог.
He must sit and rest, he decided, and next time he would merely walk and keep on going.	Надо посидеть и отдохнуть, решил он, а потом просто пойти шагом.
As he sat and regained his breath, he noted that he was feeling quite warm and comfortable.	Посидев и отдышавшись, он почувствовал, что хорошо согрелся.
He was not shivering, and it even seemed that a warm glow had come to his chest and trunk.	Его не трясло, и по всему телу даже разливалась приятная теплота.
And yet, when he touched his nose or cheeks, there was no sensation.	Но, дотронувшись до щек и носа, он убедился, что они все еще бесчувственны.
Running would not thaw them out. Nor would it thaw out his hands and feet.	Даже от бега они не отошли.
Then the thought came to him that the frozen portions of his body must be extending.	Потом его поразила мысль, что отмороженная площадь тела, вероятно, становится все больше.

He tried to keep this thought down, to forget it, to think of something else; he was aware of the panicky feeling that it caused, and he was afraid of the panic.	Он хотел отогнать эту мысль, забыть ее, старался думать о другом; он понимал, что это внушает ему ужас, и боялся поддаться ужасу.
But the thought asserted itself, and persisted, until it produced a vision of his body totally frozen.	Но мысль не уходила, она сверлила мозг, пока он не увидел себя полностью закоченевшим.
This was too much, and he made another wild run along the trail.	Это было свыше его сил, и он снова как безумный бросился бежать по снежной тропе.
Once he slowed down to a walk, but the thought of the freezing extending itself made him run again.	Потом перешел на шаг, но мысль о том, что он замерзнет насмерть, подгоняла его.
And all the time the dog ran with him, at his heels.	А собака неотступно бежала за ним по пятам.
When he fell down a second time, it curled its tail over its forefeet and sat in front of him facing him curiously eager and intent.	Когда он упал во второй раз, она села против него, обвив хвостом передние лапы, зорко и настороженно приглядываясь к нему.
The warmth and security of the animal angered him, and he cursed it till it flattened down its ears appeasingly.	Увидев собаку, которой было тепло и надежно в ее шкуре, он пришел в ярость и до тех пор ругал и проклинал ее, пока она не повесила уши, словно прося прощения.
This time the shivering came more quickly upon the man.	На этот раз озноб возобновился быстрее, чем после первого падения.
He was losing in his battle with the frost. It was creeping into his body from all sides.	Мороз брал верх над ним, вползал в его тело со всех сторон.
The thought of it drove him on, but he ran no more than a hundred feet, when he staggered and pitched headlong.	Он принудил себя встать, но, пробежав не больше ста футов, зашатался и со всего роста грохнулся оземь.
It was his last panic.	Это был его последний приступ страха.
When he had recovered his breath and control, he sat up and entertained in his mind the conception of meeting death with dignity.	Отдышавшись и придя в себя, он сел на снег и стал готовиться к тому, чтобы встретить смерть с достоинством.
However, the conception did not come to him in such terms.	Впрочем, он думал об этом не в таких выражениях.
His idea of it was that he had been making a fool of himself, running around like a chicken with its head cut off-such was the simile that occurred to him.	Он говорил себе, что нет ничего глупее, чем бегать, как курица с отрезанной головой, -почему-то именно это сравнение пришло ему на ум.
Well, he was bound to freeze anyway, and he might as well take it decently.	Ну что же, раз все равно суждено замерзнуть, то лучше уж держать себя пристойно.
With this new-found peace of mind came the first glimmerings of drowsiness.	Вместе с внезапно обретенным покоем пришли первые предвестники сонливости.
A good idea, he thought, to sleep off to death.	Неплохо, подумал он, заснуть насмерть.
It was like taking an anaesthetic.	Точно под наркозом.
Freezing was not so bad as people thought.	Замерзнуть вовсе не так страшно, как думают.
There were lots worse ways to die.	Бывает смерть куда хуже.

He pictured the boys finding his body next day. Suddenly he found himself with them, coming along the trail and looking for himself.	Он представил себе, как товарищи завтра найдут его, и вдруг увидел самого себя: он идет вместе с ними по тропе, разыскивая свое тело.
And, still with them, he came around a turn in the trail and found himself lying in the snow.	И вместе с ними он огибает поворот дороги и видит себя лежащим на снегу.
He did not belong with himself any more, for even then he was out of himself, standing with the boys and looking at himself in the snow.	Он отделился от самого себя и, стоя среди товарищей, смотрел на свое распростертое тело.
It certainly was cold, was his thought.	А мороз нешуточный, что и говорить.
When he got back to the States he could tell the folks what real cold was.	Вот вернусь в Штаты и расскажу дома, что такое настоящий холод, подумал он.
He drifted on from this to a vision of the old-timer on Sulphur Creek.	Потом ему пригрезился старик с Серного ручья.
He could see him quite clearly, warm and comfortable, and smoking a pipe.	Он ясно видел его, тот сидел, греясь у огня, и спокойно покуривал трубку.
"You were right, old hoss; you were right," the man mumbled to the old-timer of Sulphur Creek.	- Ты был прав, старый хрыч, безусловно прав,- пробормотал он, обращаясь к старику.
Then the man drowsed off into what seemed to him the most comfortable and satisfying sleep he had ever known.	Потом он погрузился в такой сладостный и успокоительный сон, какого не знавал за всю свою жизнь.
The dog sat facing him and waiting.	Собака сидела против него и ждала.
The brief day drew to a close in a long, slow twilight.	Короткий день угасал в долгих, медлительных сумерках.
There were no signs of a fire to be made, and, besides, never in the dog's experience had it known a man to sit like that in the snow and make no fire.	Костра не предвиделось, да и опыт подсказывал собаке, что не бывает так, чтобы человек сидел на снегу и не разводил огня.
As the twilight drew on, its eager yearning for the fire mastered it, and with a great lifting and shifting of forefeet, it whined softly, then flattened its ears down in anticipation of being chidden by the man.	Когда сумерки сгустились, тоска по огню с такой силой овладела собакой, что она, горбясь и беспокойно переступая лапами, тихонько заскулила и тут же прижала уши в ожидании сердитого окрика.
But the man remained silent.	Но человек молчал.
Later, the dog whined loudly.	Тогда собака заскулила громче.
And still later it crept close to the man and caught the scent of death.	Потом, подождав еще немного, подползла к человеку и почуяла запах смерти.
This made the animal bristle and back away.	Собака попятилась от него, шерсть у нее встала дыбом.
A little longer it delayed, howling under the stars that leaped and danced and shone brightly in the cold sky.	Она еще помедлила, протяжно воя под яркими звездами, которые кувыркались и приплясывали в морозном небе.
Then it turned and trotted up the trail in the direction of the camp it knew, where were the other food-providers and fire-providers.	Потом повернулась и быстро побежала по снежной тропе к знакомому лагерю, где были другие податели корма и огня.