— Хэлло, Велда!
Несколько мгновений она просто стояла, прижавшись к стене, и голосом, который превращал в музыку самые обыденные звуки, ответила:
— Майк...
Она рванулась ко мне и спрятала у меня на груди лицо, шепча мое имя снова и снова. Мои руки держали ее крепко-крепко. Я знал, что делаю ей больно, но не мог оторваться от нее, и она тоже крепко прижалась ко мне. Казалось, этим объятьем мы старались влиться один в другого, и наши губы встретились, торопясь и испытывая друг друга, в таком бешеном касании, которого мы никогда не знали прежде. Я ощущал ее жар и прелесть, мои пальцы стискивали ее плечи, бедра, но она не отталкивала меня. Эта душераздирающая покорность возбуждала сильнее, нежели огонь страсти, ее тело просило: еще дотронься, еще, еще!
Я взял у нее пистолет, швырнул его на кушетку, потом, не глядя, захлопнул дверь ногой и дотянулся до выключателя. Настольная лампа вспыхнула мягким, медленным светом, как в кино, старательно высвечивай классическую строгость черт ее лица и трогательную округлость груди.
Теперь в ней словно что-то обмякло, каждый жест был замедлен, она как бы плавала в море блаженства.
— Здравствуй, котенок,— снова тихо сказал я, и ответом была ее улыбка.
Многого мы и не могли сказать друг другу — это отняло бы время, хотя у нас теперь была пропасть времени. Она смотрела на меня не отрываясь, потом нахмурилась, и морщинки набежали на ее лоб цвета слоновой кости. Потом пальцами дотронулась до моего лица, и губы чуть-чуть приоткрылись.
— Майк...
— Все, милая, все хорошо...
— Ты не ранен?
— Теперь нет.
— Что-то с тобой произошло... Не могу сказать, но...
— Семь лет, Велда,— прервал я ее.— Были бред и грязь, пока я не выяснил, что ты жива. Такое оставляет следы, но их можно смыть.
Ее глаза заволокло слезами, они подступили так быстро, что она не смогла удержать их.
— Майк, милый, я не могла до тебя добраться — это было слишком трудно, и потом...
— Я знаю, малыш, тебе не нужно объяснять.
Ее волосы упали на глаза, когда она качнула головой.
— Но я хочу...
— Потом.
— Теперь.
Ее пальцы прижались к моим губам.
— Семь лет понадобилось, чтобы выведать тайну и улизнуть из этой чертовой Европы с такими сведениями, которые делали нас сильнее. Я знаю, что могла бы выйти из игры и раньше, но мне пришлось сделать выбор,
— Ты сделала правильный выбор.
— И никто не мог тебе сообщить.
— Я знаю.
— Правда...
— Я' понимаю...
Она не слушала меня.
— Я могла бы, я могла бы, Майк, попытаться, но у меня не было шанса. Миллионы жизней были поставлены на карту.
Она запнулась на секунду, потом прижалась щекой к моей щеке.
— Я знаю, что ты пережил, милый, думая, что погубил меня. Я так часто об этом думала, что чуть не сошла с ума, но не в моей власти было что-либо изменить.
— Забудь это.
— Что с тобой было, Майк?
Она откинулась, чтобы видеть мое лицо,
— Я стал алкоголиком.
— Ты?
— Я, котенок.
Ее лицо выражало такое недоверчивое изумление, что я усмехнулся.
— Но ведь я говорила им, они должны были тебя отыскать...
— Кто-то произнес твое имя, и я переменился, милая, потом ты воскресла, и я тоже.
— Ох, Майк...
Подняв ее большое, сильное тело, я пронес ее через всю комнату на тахту, покрытую пушистым пледом. Она не сопротивлялась и только прижалась к моим губам таким порывистым и торопливым движением, что без слов поведала об одиночестве этих семи лет и о том нетерпении, которое сжигало ее сейчас.
Наконец она прошептала:
— Майк, я ведь девушка...
— Знаю.
— Я всегда ждала тебя, и как же долго это длилось...
Я улыбнулся ее тоскливому тону.
— Я был дурак, что заставил тебя ждать!
— А теперь?
Моя рука скользнула по бархатистой коже ее плеча, ощущая мгновенную дрожь всего ее тела. Она пошевелилась, стремясь найти уютную, спокойную позу, слабо всхлипывая и делая такие вещи, о которых раньше не имела понятия...
— Чудесно,— сказал кто-то в дверях.— Отлично.
У меня была кобура с 45-м, но я не мог достать оружие.
Конвульсивное движение Велды дало мне на мгновение возможность окинуть взглядом комнату и человека, стоящего с оружием наготове, потом ее волосы вновь упали мне на глаза прохладной грудой.
Курок пистолета был взведен, и выражение лица непрошеного гостя было таким же, какое я не раз видел на лицах дешевых убийц. Я знал, что он пристрелит меня в ту же секунду, как только я стану мешать ему.
— Продолжайте, не стесняйтесь. Я люблю хорошие зрелища.
Я улыбнулся как можно придурковатей и откатился от Велды, потом сел, ссутулившись, на краю тахты. Внутри у меня все дрожало от еле сдерживаемой ярости, и я старался держать руки вместе, пока прикидывался дурачком, застигнутым на горячем, а он оценивал обстановку.
— Вот не думал, что вас окажется двое. Но малютка хотела от тебя что-то получить, парень.
Он направил на меня пистолет.
— Только зачем ей было подбирать такую старую галошу?
Когда она заговорила, ее голос был неузнаваем.
— А как бы я могла подобрать тебя?
— Это уж мое дело. Я за тобой наблюдаю в это окошко уже четыре дня и как раз сейчас в хорошем настроении. Ну как, мы поладим?
Я уже готов был взорваться и все погубить, но почувствовал, что ее колено прижалось к моим ногам.
— Почему бы не поладить,— протянула она.
Он глупо хихикнул и посмотрел на меня, развязно подмигивая.
— Что ж, может, потом мы и займемся любовью, крошка, как только я прихлопну это чучело.
— Тебе придется здорово потрудиться,— не выдержал я его наглого тона.
Дуло поднялось точно на уровень моего виска и замерло.
— Это у меня такая манера стрелять,—сказал он, глядя на меня в упор и крепко сжимая пистолет.
Велда сказала:
— Если эта штука выстрелит, тебе меня не видать.
Этих слов было недостаточно. Он опять стал хихикать.
— Валяй, валяй, за этим я и пришел. Кусайся!
— Что?
— Играешь и играй.
Дуло повернулось в ее сторону, потом вернулось на прежнее место. Он был готов пристрелить нас — того или другого, или обоих,— когда ему вздумается. Я кипел от сдерживаемой ненависти и совсем не чувствовал страха; чуть-чуть подвинувшись на тахте, я успел переместить руку на дюйм ближе к своему 45-му. Но этого было слишком мало.
— Мне нужна крошка, и ты это знаешь, и никаких
игр со мной. Отдай ее мне, я быстро смотаюсь, и все довольны.
— Может быть,— сказали.
Его глаза быстро скользнули по мне.
— Да, может быть,— ухмыльнулся он.— Ты что-то знаешь, чучело. Ты не кажешься напуганным, а?
— А почему бы и нет?
— Конечно, почему бы и нет? Но что бы ты ни думал, это не твой день, чучело. Так! Теперь остались секунды.
Он на какой-то миг перевел дух — глаза говорили, что он считает дело сделанным и меня покойником. Он глядел на нас равнодушным взглядом убийцы, и под его взглядом мы с Велдой начали медленно придвигаться, друг к другу Мы действительно погибли бы, если бы...
Кто-то рывком открыл дверь и стукнул его по руке. Он немедленно выпустил очередь в угол и со сдавленным криком повернулся к вошедшим, выстрелил в них, но, кажется, промахнулся. Первый из парней, вошедших в комнату, опередил его, двумя пулями прошив его грудную клетку, и он 'начал валиться на пол, им под ноги. Кровавые пузыри вздувались на его губах. Я старался дотянуться до плаща с оружием, когда вошедший заметил меня и дал очередь поверх моей головы. В свете, падавшем из коридора, я разобрал, что они явно не из полиции. Я узнал физиономию одного, с которым имел дело много лет назад.
Это был его последний выстрел. Я достал его своим 45-м и вдребезги разнес ему череп. Второй успел отскочить, держась за живот,— значит, он все-таки был ранен в начале перестрелки. Он исчез, и я услышал как на улице взвыл мотор. И все, что осталось от этой сцены,— два тела, да еще глубокая тишина вокруг.
Тот, первый, все еще лежал на полу, и я наклонился над ним. Он уже отходил, я хотел спросить у него кое-что, но у меня не было времени.
Сквозь кровавую пену на губах он выдавил:
— Ты получишь свое, чучело.
Я не хотел, чтобы он мирно скончался.
— Нет времени беседовать. Знаешь, это все-таки мой день!
Его рот открылся судорожным усилием, но у него уже начали костенеть мышцы, и это было последнее предсмертное движение.
«Откуда они все и куда? — подумал я,— И почему меня всегда окружают покойники?»
Я вернулся, все в порядке. Совсем как в веселые прошлые времена, любовь и смерть шествуют рука об руку.
Что-то в его лице было мне смутно знакомо. Я повернул его голову носком ботинка и всмотрелся.
Велда спросила:
— Ты его знал?
— Да. Его зовут Базиль Левит. Он был одним из дешевых платных убийц.
— А другой?
— Его называли Детской Ручкой. Он обычно подвизался на ипподроме и, впрочем, уже несколько раз заваливал дело.
Я взглянул на нее и заметил, как она странно дышит и какое грустное у нее лицо!
Что-то жалкое есть в людях, которые, подобно животным, должны драться за свою жизнь.
— Это что-то новенькое, котенок. Они не оттуда, не с другой стороны, и не за тобой. Кто это — «крошка», милая?-
— Майк... .
Я указал на первого на полу.
— Он пришел за крошкой. Он пришел готовый пристрелить тебя. А теперь кто она?
Опять она посмотрела на меня с этим странным выражением.
— Девочка... она же еще совсем девочка,
Я стиснул пальцы от нетерпения.
— Давай быстрей говори все! Ты знаешь, что тебя ждет? Сколько людей умерло от того, что ты знала, и ты до сих пор не йзбавилась от этого. Хочешь, чтобы тебя после всего пристрелили из-за какой-то глупости?
Она. взглянула на меня исподлобья.
— Она сейчас наверху, в комнате над этой.
— Кто «она»?
— Я... не знаю. Она пришла через день после того, как меня поместили сюда. Я услышала, как она плачет, и впустила ее.
— Это было не слишком разумно.
— Майк... было время, когда мне самой нужно было, чтобы меня впустили в дом, в тепло.
— Прости.
— Она была совсем молоденькая, несчастная, одинокая. Я о ней позаботилась. Это было все равно, что завести испуганного зайчонка. Какая бы ни была ее судьба и беда, это что-то ужасное. Я подумала, что дам ей опомниться и потом помогу, как сумею. , '
— Что с ней?
— Она испугана, милый, потрясена. Вся на нервах.
И я — единственный человек, которому она доверилась...
— Хорошо. Я тебе верю. Давай поднимемся к ней, пока тут не появилась полиция. У нас есть еще пять минут, пока самый любопытный из соседей не решится подойти к телефону и вызвать наряд.
* * *
Еще с третьего этажа было слышно ритмичное постукивание босых ног, которые отплясывали чечетку, и вам сразу приходило в' голову, что кто-то подражает королеве танца Элеоноре Пауэл, Музыки не было, но и так было ясно, что она в своем собственном мире и там танцует до упаду в объятиях любимого...
Велда постучалась, но танец не прекратился. Она повернула ручку и распахнула дверь. С мягким, слабым вскриком девушка на середине комнаты повернулась к нам лицом: одна рука отставлена жестом защиты, другая прижата ко рту; словно ее ударили. Тут она увидела меня, и ее глаза заметались от меня к Велде и обратно, ко мне. Она инстинктивно кинула взгляд на окно, но в этот момент Велда сказала:
— Сью, не пугайся. Это друг.
— Меня зовут Майк Хаммер. Я хочу вам помочь. Вы понимаете меня?
Что бы там ни было, она поняла, и времени не было, чтобы успокаивать ее.
Она слабо улыбнулась и кивнула.
— Вы... и правда?
— Правда. Мы можем ее отсюда забрать?
— Да, милый. Мы спрячем ее в одном месте. В ресторане Левиса на 59-й. Там, помнишь, еще выход на 90-ю улицу.
— Хорошо. Ты отправляйся вместе с крошкой. Конечно, с моей стороны глупо снова отпускать тебя одну, но не вижу другого выхода.
Ее рука сжала мою, и она улыбнулась:
— Все будет в порядке, Майк.
Когда крошка подошла ко мне вплотную, я увидел лицо девушки-ребенка — Лолиты,— какое мне до этого еще не приходилось встречать.
Она была золотоволосой блондинкой с неправдоподобно огромными карими глазами и нежным ртом, с лицом, очаровательным в своем лукавстве настолько, что хотелось приласкать ее, как красивого котенка. Волосы у нее были шелковистыми и свободно падали на плечи, а когда она двигалась, создавалось полное впечатление девочки-женщины, и постепенно вас как жаром охватывала прелесть этой малютки. Но я был старый стреляный воробей, и к тому же солдат, который знает женщин вдоль и поперек.
Поэтому я только сказал:
— Дитя, сколько тебе лет?
Она ответила просто:
— Двадцать один.
Я подмигнул Велде:
— Она не врет, а ты подумала, что она издевается, когда сказала тебе свой возраст, верно?
Велда кивнула.
— После разберемся. Теперь сматываемся.
Я посмотрел на Сью и погладил ее локоны.
— Там внизу лежит парочка трупов. Они оба приходили за тобой, цыпленок. Если ты сама все будешь устраивать — трупов станет гораздо больше. Я тебе намерен помогать до тех пор, пока ты будешь слушать меня и только меня в целом мире, поняла? Я тебе все это говорю потому, что ты не такая маленькая, какой кажешься на первый взгляд. Ты многих обвела вокруг пальца, но теперь не думаешь, что пора поставить точку?
— Идет, мистер Хаммер, я буду слушаться.
— Зови меня Майк.
— Конечно, Майк.
— Сматывайтесь, Велда, сматывайтесь обе, живо!
Со всех сторон уже выла сирена. Полиция перекрывала улицу. Несколько полицейских с пистолетами в руках ворвались в здание. Я оставил дверь открытой, свет включенным и, когда первая парочка вступила в комнату, дал полюбоваться сперва своим 45-м, а потом — удостоверением со специальной пометкой.
Реакция в первый момент была слабой: с одной стороны— двое покойников на полу предписывали им действовать по закону, с другой — нельзя было и пальцем пошевелить. В конце концов старший из них вернул мне пропуск.
— Я вас знаю, Хаммер, давно,
— Времена не меняются.
— Надеюсь.
Он кивнул в сторону двух неподвижных тел на полу,
— Думаю, что на эту тему у вас нет охоты распространяться?
— Это правда. Вызовите капитана Чемберса. Тут была его девушка.
— Я вызову его. Теперь у нас новый инспектор в части. Ему может не понравиться это дело.
— Не волнуйтесь, дружище, он скоро принюхается.
— А я и не волнуюсь. Просто вспомнил, что вы с капитаном Чемберсом друзья-приятели,
— Теперь нет.
-- Я и это тоже слышал.
Он опустил оружие.
— Это крупная рыбка?
— Да. Я позвоню?
— Может, лучше я это сделаю?
— Прошу.
Я дал ему номер, который он и так знал, и увидел, как дрогнуло его лицо, когда я назвал имя. Что он там сказал своим — не знаю, но, когда спецгруппа приехала и ворвалась в здание вслед за полицией, было похоже, что ко мне относятся как к советнику крупного посольства.
Пат приехал на пять минут позже. Он подождал, пока сделали снимки и убрали трупы, потом выпроводил всех из комнаты, кроме маленького человека в сером, который на самом деле был настолько велик, что никто не мог его убрать. Потом он демонстративно осмотрел мой 45-й и заявил:
— Тот самый, верно?
— Тот самый, который мне всегда служил,
— Скольких ты им уложил?
Я ответил:
— Этим — девять,
— Хорошее число,
— И еще живой.
— Иногда я сомневаюсь,
Я ухмыльнулся.-
— Ты меня ненавидишь, приятель, но ты рад, разве нет?
— Что ты все еще живой?
— Угу.
Он медленно отвернулся, подыскивая ответ.
— Не знаю. Иногда мне непонятно, кому из нас хуже. Сейчас я не уверен ни в чем. Тяжело рвать дружбу, Я старался как мог и почти вычеркнул тебя из памяти. Ты сумасшедший подонок. Я видел, что ты творил все время, видел, как в тебя стреляют и бьют по морде, и спрашивал себя, почему все так случилось? Я боюсь ответить сам себе. Я его знаю, ответ, но не могу сказать,