– Что-то не верится, господа полковники, – усаживаясь рядом, сказал Исаев, – что ваш преступник краденое, да еще на котором кровь, стал бы выставлять на карточный кон.
– А мы, дружок, и сами не хворые, – с ехидной улыбкой ответил Крячко. – Соображаем. Да и вор вора в картишки мухляжем не надует. За такие вещи на перо ставят.
– Да, ребята, – согласился Гуров, – новые дебри начинаются. Если не преступник проиграл Свистуну серьги, то как они к этому человеку попали? Свистун уже не расскажет, Батон, наверное, не знает. Будем ждать Артиста. А ведь правда артист! Как у них все срежиссировано… Садятся играть, дружок Свистуна проигрывает, «бежит за деньгами», а «клиент» выигрывает и выигрывает. По мелочи. Входит в азарт, ставки повышаются, а потом бух! И он без штанов.
– Привезут Артиста, ты, Исаев, первым делом подними на него дела. Фотку приличную достань, – посоветовал Крячко. – Нам его ой скольким людям на опознание предъявлять завтра. Ну, что, командир, закругляемся на сегодня?
– Да, – согласился Гуров и решительно встал из-за стола. – Пора и честь знать.
* * *
– Молодцы, ребята, молодцы, – устало говорил Орлов. – Вы даже не представляете себе, как вовремя вышли на след похищенного. Очень был бы неприятный у меня разговор кое с кем. Так что на какое-то время я вас прикрыл, можете работать спокойно.
– Взаимовыручка, – не удержался Крячко от того, чтобы схохмить.
Генерал огрел Стаса тяжелым взглядом, но от комментариев воздержался.
– Темп не теряйте. Учтите, что времени у вас в запасе всего ничего. Грядут события, и очень приходится ложка к обеду. Тем более полная.
– Ты так упорно не веришь в простых преступников? – на всякий случай спросил Гуров Орлова.
– А ты веришь? То, что серьги оказались у постороннего человека после их похищения, еще ничего не значит. Точнее, значит, и очень много. Если бы целью было простое ограбление, то цацки эти всплыли бы не скоро и далеко от Москвы. Они через несколько дней всплыли!
– Залетные, – напомнил Крячко. – Залетные приехали, пошустрили, грабанули дом, сбыли похищенное и свалили на… в другой регион. А о том, что на цацках кровь, умолчали. Им бы побыстрее сбыть, бабки наличные получить.
– Редко, но бывает, – согласился Гуров. – Слишком это дело опасное – в чужом городе на такие операции решаться. Обычно это делают в привычной обстановке, а сбывают в другом регионе. Так безопаснее.
– Вот именно, что редко, – проворчал Орлов. – Если бы работала бригада залетных, то в течение нескольких дней «прозвучало» бы несколько квартир с одним почерком, а у нас одна. Как перст! Так что не мудрите и работайте по этому Артисту. Я вам гарантирую, что драгоценности Лукьяновой кто-то нашел в канализационном люке или мусорном баке. А убийство было совершено с другой целью, нежели ограбление. Всё, пока что вы молодцы. Работайте дальше.
– В данном случае молодцы не мы, а капитан Сузиков из МУРа, – развел руками Гуров. – Это направление разрабатывал он лично, а мы, немощные, шли по другому следу.
– Можете этому Сузикову передать мою личную благодарность. Раскроете это дело в срок – считайте, что он майор.
– Это тоже гарантируешь? – оживился Крячко.
– Петр, можно мы поедем? – попросил Гуров. – Двое суток на ногах. Хоть часа четыре поспать. И то с учетом, что в кабинете на диване.
– Марии звонил, муж? – вместо ответа спросил Орлов.
Гуров посмотрел на генерала с обреченным видом и молча кивнул. Сегодня у Маши в театре была премьера. Обычно Гурову всегда удавалось «расшибаться в лепешку», но на премьеру приехать. Или как минимум к окончанию с цветами, извинениями… и Стасом как группой поддержки. Без Стаса извинений не получалось, потому что Маша Крячко уважала и очень ему доверяла как напарнику мужа. Если Лева со Стасом, то с ним ничего не случится. И если Лева со Стасом, то они действительно занимались очень важным делом и им извинительно было не успеть к началу спектакля. Как будто у полковников Главного управления уголовного розыска МВД могли быть дела неважные…
Гуров, конечно, позвонил Маше минут через тридцать после окончания спектакля. Осадок был от этого звонка очень неприятный. Он слышал в трубке, что на том конце было шумно и весело. Значит, поздравления в самом разгаре и труппа готовится это дело отметить. Но голос жены был сух и сдержан. Это чувствовалось.
– От нас со Стасом привет и поздравления передал? – инквизиторским тоном снова спросил Орлов.
Гуров был жалок и уныл. Он так расстроился во время этого звонка, что не сообразил передать приветы и поздравления от друзей. И голова его за эти дни была настолько забита делом Лукьяновой, что думать о чем-то другом было сложно. Особенно в эти последние двое суток. Врать Гуров не стал. Он только виновато посмотрел на Петра и опустил глаза.
– Эх ты! – усмехнулся Орлов. – Хорошо, что я сам позвонил и поздравил. И за тебя, оболтуса, извинился перед ней. Такого наговорил, что на тебе с Крячко чуть ли не судьба страны сейчас держится. Кстати, очень она переживает. Все допытывалась – не опасно ли это и с тобой ли Стас.
– Что-то не верится, – пробурчал Гуров.
– Ясное дело! Кто же тебе скажет. Она марку держит… Ладно, отправляйтесь, сыскари, спать.
В кабинете, помимо дивана, имелась еще и дежурная раскладушка в шкафу. Не раз сыщикам приходилось коротать тут остатки ночей. И было одно правило: хоть и короткий сон, но он должен быть полноценным. А значит, должны быть чистые простыни, и спать нужно обязательно раздеваясь.
– Лева, а ведь ты боишься, что Маша тебя бросит, – сказал Крячко, раскладывая свою раскладушку. Как подчиненный, он полагал, что диван прерогатива начальства, то есть Гурова.
– Боюсь, – коротко ответил Гуров, расстилая простыню.
– Ну и дурак.
– Почему? – равнодушно спросил Гуров. – Как раз наоборот. Потому что умный. Я считаю, что наш с ней брак вообще из категории невероятного.
– Это почему же?
– Стас, ты вообще представляешь себе разницу между обычными людьми и актерской богемой? – грустно спросил Гуров, расстегивая рубашку. – Это ведь люди не просто с другой профессией, а с другим образом жизни. У них мировосприятие другое, на совершенно ином психоэмоциональном уровне. А я земной, земной до мозга костей. Цветок и камень.
– Лед и пламень, – поддакнул Крячко, с удовольствием укладываясь на свою раскладушку. – Сейчас ты еще брякнешь, что не понимаешь, за что она тебя полюбила. Двадцать с лишним лет я тебя знаю, Лева, и все не перестаю удивляться: как это может в тебе сочетаться природный рационализм и такая ранимая психика. Обычно на этой почве спиваются. Я тебе объясню, сыщик, то, до чего тебе с твоим убогим умом самому не дойти. Любит она тебя не за что-то. За что-то любить нельзя, за что-то как раз не любят.
– Любят вопреки…
– Не ерничай. Любят – это когда человеку с другим человеком комфортно. Не умом, не глазами! Они там, конечно, все в своей специфической среде. И женятся, и замуж друг за друга выходят по той же причине. Кстати, делают это по многу раз, если верить прессе. То с одним наскучило, то в другого влюбилась… А ты мужик, понимаешь? Настоящий мужик, за которым как за каменной стеной. Не эти ее коллеги с соплями и вздохами. И Маша это интуитивно почувствовала тогда и чувствует до сих пор. Это древняя как мир тяга женщины к крепкому плечу. И духовная близость у вас гораздо… ближе, извини за тавтологию, чем с любым из их актерского цеха…
– Ты чего разошелся, Стас? – спокойно поинтересовался Гуров, устраиваясь на диване и поправляя под головой подушку. – Я это все и без тебя знаю.
Крячко возмущенно привстал на раскладушке и некоторое время бешено смотрел на друга.
– Так какого же черта я тут битый час распинаюсь перед тобой?
– А хрен тебя знает, – засмеялся Гуров, которому в самом деле стало легче от нотаций Станислава. Прошел момент грусти и самотерзания.
– Ладно, – проворчал Крячко, отворачиваясь к стене, – спокойной ночи.
«Хороший мужик Стас, – думал Гуров, засыпая. – А ведь он сам десять лет назад мне говорил, что не по себе дерево рублю. Что ничего у меня со Строевой не получится. Успокаивать бросился, ишь! Как будто сам перед собой за те тогдашние сомнения извиняется».
* * *
Николай Власик, известный под кличкой Артист, был бледен. Большие очки в старомодной оправе все время сползали с его потного носа, и он нервно их поправлял указательным пальцем. Гуров смотрел на этого щуплого сорокадвухлетнего мужчину и думал: «Опять, что ли, волнение разыгрывает или в самом деле чует, что жареным пахнет?»
– Власик, ты, кажется, за мошенничество привлекался? – поинтересовался Гуров, держа ногу на ноге и покачивая носком туфли.
– А кому интересно, тот пусть мои дела в суде поднимет, – огрызнулся Артист. – Я свое отсидел, раскаялся. Теперь я чистый, и нечего честного человека ночью с постели дергать.
– Что, в самом деле с постели взяли? – добродушно поинтересовался Гуров у Исаева.
– Ага! – весело отозвался капитан. – Только не из своей. Фактически с бабы сняли.
– А это по закону не запрещено…
– Так! Цыц! – вдруг из веселого стал строгим и даже злым Исаев. – Треп оставь для дружбанов, когда на шконке валяться будешь и историю свою рассказывать. Разговор к тебе очень серьезный, на двадцатку легко потянет. Это полковник Гуров и полковник Крячко из Главного управления уголовного розыска МВД России. Так что притихни и вежливо отвечай на их вопросы.
– Оп-пана, – тихо сказал Артист и посмотрел внимательно на Гурова. – Значит, известный «важняк» по мою душу приехал. Слыхал, слыхал. Блатные тебя, полковник, уважают.
– Свои уважения засунь себе в задницу, – посоветовал Гуров. – Обращаться ко мне нужно на «вы» и «господин полковник». В твоем случае, естественно, «гражданин полковник».
– Сурово начинаешь, виноват, начинаете, – не очень уверенно хмыкнул Артист.
– Как того требуют обстоятельства дела, – ответил Гуров. – Чтобы у тебя иллюзий не возникало, ты сначала выслушай, что тебе предъявляют, а затем ответишь, если будет что.
Артист без большого энтузиазма пожал плечами и опустил голову с видом абсолютной незаинтересованности. Однако лоб и нос у него явно покрылись новой испариной.
– Итак, гражданин Власик. В результате разыскных мероприятий установлено, что вчера ты и хорошо знакомый тебе гражданин Липатов сели с разрешения работника вагона-ресторана Карагодина в поезд Минск – Москва на станции Новопетровское. Это подтверждается показаниями троих свидетелей. Вы некоторое время сидели и выпивали с гражданином Карагодиным, а затем отправились по вагонам, чтобы поиграть в карты с пассажирами поезда на деньги. Факт такой игры установлен показаниями трех человек, в том числе и потерпевшего Буралихина, которого вы обыграли на крупную сумму.
Тут Гуров заведомо приврал, потому что доподлинно не знал, что на крупную. Однако по описанию проводника вагона состояние гостя из Беларуси было соответствующее.
– Вы с Липатовым и Буралихиным во время игры в карты прилично выпили пива. Около двенадцати ночи вы снова вернулись в вагон-ресторан…
– Да понял я, понял, – раздраженно сказал Артист. – Не убивал я его, и резона мне никакого не было! Любая ваша экспертиза подтвердит. Выпимши мы были, черт попутал. Черт ее знает, как оно получилось. То ли не дождались, когда поезд перед стрелкой скорость сбавит, то ли этот дурацкий штабель Свистун не заметил. Я и сам кувыркнулся прилично. А когда подошел, то он уже в судорогах дергался. Че, я его десять километров тащить на себе был должен, что ли? Да и пьяный я был… Ну, испугался я, испугался! Хмель в голове был. Решил подальше убраться. Всю ночь шел, утром на первую электричку сел и уснул. Потом уже поздно было заявлять. Вы там своим экспертам, гражданин полковник, подскажите, чтобы внимательнее разбирались. Мертвый он был, когда я ушел. А то начнете шить оставление в беспомощном состоянии…
– Ты не того боишься, парень, – сказал Крячко. – С этим разберемся, будь спокоен. И если виноват, то получишь соответственно и по закону. Не больше, но и не меньше. Нас другие твои поездки со Свистуном интересуют.
– А не было других, гражданин начальник, – перешел на блатные интонации Артист. – И ничего не знаю, ничего не видел. Чужого мне не шейте.
Крячко тяжело поднялся и шагнул к Артисту. Глаза полковника недобро потемнели. Гуров предупреждающе поднял руку.
– Ты, Власик, ваньку тут не валяй, – сказал он спокойно. – Ты не новичок и процедуру суда знаешь. Есть доказательства – судья выносит осуждающий приговор. И мы бы сюда не приехали, если бы у нас уверенности не было. Ваши лица по фотографиям прекрасно опознают проводники, опознают те, кого вы обыгрывали в карты. Кстати, мошенничая. Уж пару заявлений мы найдем, тут можешь не беспокоиться. Но это все мелочи не для матерых полковников. А полковников интересуют вот эти сережки, – Гуров вытащил из нагрудного кармана рубашки маленький пакетик и бросил его на стол. – Сережки, которые были у твоего дружка Липатова. А они шибко мокрые! Понимаешь?
– Ф-фу! – облегченно выдохнул Власик, и Гуров сразу понял, что тот сейчас не соврет. – Нормально с ними все, гражданин полковник! Тут мы со Свистуном чисты. Все как есть расскажу, на меня мокрое вешать не надо. И на Свистуна покойного. Это… это третьего числа было. Мы ко мне в Новопетровское собрались. Вечером честь по чести билеты взяли на проходящий, на этот, на Смоленский. Там в поезде с пареньком одним перекинулись. Шустрый малый, но Свистуна не облапошишь! Он нам эти сережки и проиграл. Все чисто, начальник, как на духу говорю.
– Коли чисто, чистым и выйдешь, – кивнул Гуров. – Сам понимаешь, что нам все проверить надо. Так что посидишь, пока подтверждений не получим. Исаев, сними показания и займись проверкой.
– Паренька-то как кликали, с которым в картишки играли? – спросил Крячко.
– Саньком, Шуриком, – с готовностью ответил Артист. – Москвич он, говорил, что к бабке куда-то поехал, крышу ей в деревне починить или что-то в этом роде. А! Студент он. Говорил, пока толком учиться не начали, надо съездить, помочь.
– Годится, Власик. Молодец! – похвалил Крячко. – Люблю, когда уголовник старается, активно помогает в розыске. Мечта, а не ситуация. Век бы так работал. Проверим по паспортным данным пассажиров. Установим, в каком вагоне ты ехал, кого из молодых парней по паспорту Александром звали, и порядок. Лет через пять, глядишь, и дома будешь.
– Как через пять? – не понял Артист.
– Я сказал «через пять»? – насторожился Крячко. – Ну, извини, может, и ошибаюсь.
Очередной сюрприз судьба преподнесла через три часа. Гуров и Крячко сидели у себя в кабинете на Житной и строчили рапорта. Тихо звякнул несколько раз поставленный на автоматический режим факс на приставном столике сбоку от Крячко. Лист бумаги выполз на лоток и терпеливо лежал, исписанный авторучкой незнакомым почерком. Крячко протянул руку, взял лист и стал читать.
– Что там? – привычно спросил Гуров, не отрываясь от писанины. – Сузиков?
– Нет, Исаев… Нашел он того Санька из поезда… Данные личные прислал. Правда студент, в МГСУ учится.
– Хо-ро-шо, – пробурчал Гуров, – значит, будем брать. За жабры.
– Лева, – позвал Крячко. – У тебя сердечко как, не пошаливает?
– Чего-чего? – насторожился Гуров и внимательно посмотрел на друга.
– Максаков Александр Вадимович, проживает… – Крячко сделал эффектную паузу. – Поселок Юрово, Цветочная улица, дом пятнадцать.
– Ты серьезно?
– Гадом буду, начальник, – усмехнулся Крячко и добавил уже серьезно: – Вот такой, Лев Иванович, сюрприз нам приготовил капитан Исаев… Ну, что? Отправлю я ему таким же Макаром задание? Пусть устанавливает проводника, соседей по купе и пусть начинает опрашивать.
– Пусть устанавливает, но опрашивать, Стас, придется нам. Он пусть с трупом до конца разбирается, а это уже наше дело.
У Крячко зазвонил мобильный телефон. Гуров снова вернулся к своему рапорту, но писал уже быстро, без тщательности. Рапорт что – так, дежурный документ, хотя и обязательный. А с этим Александром нужно срочно начинать работать. Краем уха Гуров слышал, как Станислав разговаривает со старым знакомым из МВД Беларуси. Коллеги, они и в Африке коллеги, если с ними по-человечески. Вот и пригодились связи.