— Конечно, милорд, — ответила леди Шелбурн. Внимательный наблюдатель отметил бы промелькнувшую во взгляде тень смятения. — Лиза, это лорд Хэлферст. Милорд…
Розовая дама широко улыбнулась и протянула руку.
— Мисс Элизабет Притчард, или просто Лиза. Рада познакомиться.
Маркиз осторожно пожал мягкую ладонь.
— Очень приятно. Светло-каштановые волосы мисс Элизабет никак не хотели оставаться под гнетом затейливой прически, куда их, судя по всему, упорно запихивали; они выбивались, выскальзывали и забавно торчали во все стороны. Но выразительные глаза смотрели остро, а светившийся в них ум трудно было не заметить. Кроме того, впервые в истории матрона проявила беспокойство при его появлении возле незамужней молодой леди, и одно лишь это обстоятельство придавало личности мисс Лизы Притчард особую пикантность.
— Позволите ли пригласить вас на вальс, мисс Лиза? — продолжил знакомство маркиз. — Конечно, если он еще не занят.
Кажется, она посмотрела на сэра Пемберли. Отлично.
— Боюсь, я в вашем полном распоряжении, милорд. Интересная особа выглядела на несколько дюймов выше Энн. В центре зала, когда мисс Притчард наступила Максимилиану на ногу, выяснилось, что на ней красные туфли.
— Простите, — расстроилась Лиза и покраснела.
— Не стоит извиняться, — улыбнулся Максимилиан. Еще не хватало, чтобы партнерша расплакалась. Выглядела она в меру изящной, но не прошло и минуты, как снова наступила на ногу.
— О нет!
— Не волнуйтесь, миледи, — успокоил маркиз. Да, оказывается, неповторимая внешность сочеталась с грацией слона.
— Зря я вас не предупредила, — смущенно отозвалась Лиза. — Танцы не входят в число моих неоспоримых достоинств. А что, если попробовать вслух считать шаги?
Левая нога уже начинала болеть, но даже это не помешало Максимилиану по достоинству оценить забавность ситуации.
— Опасность делает приключение еще более интересным, — заметил он.
Удивительно, но партнерша рассмеялась и, к всеобщему восторгу окружающих, действительно принялась считать:
— Раз-два-три, раз-два-три. О черт!
К счастью, Максимилиану удалось устоять самому и удержать неловкую партнершу, когда та умудрилась наступить на собственное платье. Все это время пара находилась под неусыпным вниманием сэра Ройса Пемберли. Наконец джентльмен не выдержал и преградил им путь.
— Позволите? — сухо произнес он. Максимилиан посмотрел сопернику в глаза, ожидая встретить гнев или злобное пренебрежение, но увидел совсем иные чувства. Молча кивнул и сделал шаг в сторону, уступая почетное место. Никто из троих не произнес больше ни слова, однако, едва мисс Элизабет положила руку на плечо нового партнера и взглянула ему в глаза, Максимилиан мгновенно понял, что Энн говорила чистую правду: случай со снеговиком действительно был не больше чем приятельской забавой. Ройс Пемберли явился на бал вовсе не ради леди Энн Бишоп — он уже нашел свою любовь.
Стараясь не хромать, Максимилиан вернулся к десертному столу. Лорд Хард продолжал нетерпеливо кружить по залу, время, от времени бросая на соперника взгляды, полные ненависти. Маркиз спросил себя, не пришло ли тому в голову рассказать Энн не только о вымышленных проблемах семейства Трентов, но и о собственных сомнительных подвигах — например, о том, как беспечно сломал жизнь молодой горничной? Если бы Максимилиан не пришел на помощь и не устроил несчастную в дом своей матери, девушка оказалась бы в страшной, безвыходной ситуации.
Внезапно воздух едва заметно шевельнулся — это открылась и закрылась дверь. Не оборачиваясь, маркиз почувствовал, что наконец-то вошла она. Леди Бишоп. Его Энн. Несмотря на твердое намерение покинуть Лондон с ней или без нее, лорд Хэлферст всерьез опасался, что не протянет без любимой и дня. Что же говорить о целой жизни?
К счастью, удалось опередить Дезмонда и встретить красавицу у входа.
— Вы сегодня в желтом, радостный цвет необыкновенно вам идет, — растроганно произнес он и склонился, чтобы поцеловать обтянутые кружевной перчаткой пальчики.
Зеленые глаза ярко сияли в свете канделябров — кажется, не только от возбуждения бала. Возможно ли, чтобы очаровательная леди разделяла его чувства? Оставалось лишь надеяться на лучшее.
— Почему-то сегодня вспомнились нарциссы, — ответила Энн негромко и, как показалось маркизу, неуверенно.
Вы красивее всех цветов мира. Потанцуете со мной.
— Максимилиан…
— Прошу всего лишь о танце. — Лорд Хэлферст решительно повел даму в центр зала. Опыт показывал, что ответ, начинавшийся с обращения по имени, не сулил ничего хорошего. Кроме того, маркиз понял, что если немедленно не заключит любимую в объятия, то умрет на месте.
Должно быть, леди Бишоп испытывала похожие чувства, потому что глубоко вздохнула и кивнула с явным облегчением:
— Хорошо. Один танец.
— Два танца, — возразил Максимилиан. — Этот ведь уже начался.
— Нельзя танцевать с одним кавалером два танца подряд.
— Кто обратит внимание? К тому же мы обручены.
И вот наступил миг блаженства. Лорд Хэлферст обнял партнершу настолько крепко и откровенно, насколько позволяли приличия и она сама. Его даже не раздражала необходимость постоянно оглядываться и маневрировать, чтобы не столкнуться с Рейсом Пемберли в паре с оригинальной розовой дамой. В отличие от катания на коньках танцевала Энн безупречно. Вальсируя с изящной, ритмичной, музыкальной красавицей, Максимилиан полностью отрешился от внешнего мира. Да, на несколько секунд он забыл обо всем на свете: о том, что он в нелюбимом Лондоне, среди сотни любопытных гостей, в окружении домыслов и сплетен. Забыл даже о коварном Харде, с жадным нетерпением ожидавшем поражения и отступления конкурента.
— Так вы действительно завтра уезжаете? — уточнила леди Бишоп, смущенно опустив длинные ресницы.
— Нельзя же оставаться здесь бесконечно, — ответил маркиз. Ему показалось, что в тихом голосе Энн прозвучали нотки сожаления.
— Почему же? — Она посмотрела ему в глаза. — Почему нельзя жить в столице?
Сердце дрогнуло, но лишь на миг.
— Хэлферст — мой дом, и я за него в ответе. Не могу бросить даже ради вас.
— Упорно настаиваете на своем? Это нечестно, Максимилиан.
Пожалуй, прямолинейность действительно можно было счесть излишней. Маркиз, помедлив, ответил:
— Я всего лишь надеялся, что ваши чувства ко мне окажутся сильнее привязанности к городу. Что такое Лондон? Всего лишь здания и толпа неприятных людей.
— Мне эти люди вовсе не кажутся неприятными. Уверена, что если бы вы в свое время не убежали, а дали себе труд узнать светское общество ближе, то изменили бы мнение.
Замечание напомнило о кознях Харда.
— Я не убежал. Я вынужден был уехать, потому что Хэлферст требовал…
— И все же позволили всем и каждому, говорить о себе что вздумается. Ничего не предприняли, чтобы защититься.
— Какая разница, кто и что о нас говорит? — Ха!
Максимилиан вопросительно поднял брови.
— Ха? — повторил он.
— Да, ха! Все эти нелепые сплетни не прошли даром. Более того, дают себя знать, и по сей день. Вот откуда ваша антипатия к городской жизни.
— Я…
— А виноваты вы сами, — не позволила возразить Энн.
В пылу спора леди Бишоп даже не заметила, что партнер привлек ее к себе почти вплотную. Расстояние в шесть дюймов оказалось поистине невыносимым! Несговорчивая красавица воспламеняла до безумия.
— В чем же моя вина? Умоляю, скажите! Не томите неизвестностью.
— Единственное, что вам следовало сделать, дурачок, — это что-нибудь сказать. Да-да, случилось ли банкротство или нет, надо было защитить репутацию отца и свою собственную, вот и все.
— Простите, мне послышалось или вы действительно только что назвали меня дурачком?
Леди Бишоп слегка шлепнула маркиза по плечу.
— Сосредоточьтесь, это важно.
На самом деле значительно более важным казалось то обстоятельство, что она всеми силами пыталась убедить его остаться в Лондоне, но пока не хотелось заострять на этом внимание.
— Если я сосредоточусь на вас, то вы немедленно окажетесь обнаженной, — с невинным видом пробормотал маркиз.
— Прекратите паясничать. Да, во-первых, сосредоточьтесь, а во-вторых, сделайте что-нибудь!
— Итак, советуете встать на стул и во всеуслышание объявить, что после смерти отца я глубоко горевал? Что мне было абсолютно безразлично, кто и что о нас говорил? А может быть, надежнее просто констатировать, что Хэлферст никогда не знал банкротства, а мой годовой доход превышает сорок тысяч фунтов?
Зеленые глаза Энн удивленно расширились.
— Сорок тысяч фунтов?
— Даже немного больше.
— Ну, так скажите всем… или хотя бы кому-нибудь, что слухи беспочвенны. И тогда…
— И тогда все снова меня полюбят? — перебил Максимилиан. — Но я уже сказал той, чьим мнением дорожу.
— Кому? — уточнила Энн, но тут же поняла и очаровательно покраснела. — О!
Вальс закончился слишком быстро. Маркиз неохотно опустил руки.
— Ну, вот и прекрасно, — раздался за спиной вкрадчивый мужской голос. — Теперь моя очередь. Энн взяла партнера за руку.
— Дезмонд, я уже обещала лорду Хэлферсту кадриль. С удовольствием…
— Надеетесь, что овцевод умеет танцевать кадриль? — язвительно отозвался Хард. — Честно говоря, удивительно, что он справился с вальсом. Чем оплачивали уроки, Хэлферст? Бараниной?
Максимилиан смерил обидчика непроницаемым взглядом. Гости замолчали, боясь пропустить хотя бы слово. Но главную заботу составляла Энн — девушка кипела негодованием.
В этот момент маркиз понял, что ни за что на свете не откажется от нее, чего бы это ему ни стоило. Своей короткой и взволнованной речью она только что объяснила главное: его репутация ей небезразлична, и если они поженятся, то разделят все, в том числе и отношение бомонда.
— Я терпел вашу дружбу с моей невестой, Хард, — сквозь зубы прорычал лорд Хэлферст, — но сейчас вы ее смущаете. Уходите!
— «Уходите»? Еще чего! Не собираюсь никуда уходить! Это вы здесь чужой, маркиз!
— Лорд Хард, прекратите, пожалуйста, — шепотом приказала Энн. — От вас и без того немало вреда.
— Я только начал. Извольте сказать еще что-нибудь умное, мистер овцевод.
Достаточно, подумал Максимилиан. Энн ждала действий.
— Может быть, это? — Короткий точный удар пришелся Харду в челюсть. Обидчик промычал что-то невнятное и рухнул на полированный пол. — Отлично. — Не обращая ни малейшего внимания на взволнованные восклицания и возмущенные возгласы, маркиз повернулся к любимой. — Пойдемте.
— Боже мой, — в отчаянии прошептала она. — Всего один удар!
Изумление показалось забавным, и маркиз не смог сдержать угрюмой усмешки.
— Надо было раньше признаться, что вам по душе человек действия.
Энн не нашла, что сказать в ответ, и маркиз повел ее к ближайшему выходу и дальше — вниз по узкой лестнице. Она-то всего лишь имела в виду, что необходимо защищать репутацию на словах. Бесчувственное тело Дезмонда в сценарий не входило, хотя зрелище впечатляло.
— Он очень рассердится.
— Потому я и поспешил вас увести, — улыбнулся Максимилиан и остановился у подножия лестницы. — Вот если бы еще знать, куда нас занесло…
— Кажется, это лестница для слуг.
В эту минуту из боковой двери появился лакей с нагруженным сладостями подносом и едва не столкнулся с маркизом.
— Прошу прощения, милорд, — испуганно пробормотал он, неуклюже пытаясь поклониться.
— Что там? — коротко уточнил Максимилиан.
— Кухня.
— А выход на улицу есть?
— Да, сэр. В сад.
— Хорошо. — Молодой человек продолжал растерянно стоять, и маркизу пришлось привести его в чувство. — Продолжайте путь.
Едва слуга исчез за поворотом лестницы, Максимилиан заключил любимую в объятия и начал целовать с неуемной страстью. Энн едва не задохнулась — не только от недостатка воздуха, но и от нетерпеливого желания.
— Кто-нибудь увидит, — слабо прошептала она.
— Мне все равно.
— А мне нет.
Он поднял голову и с улыбкой посмотрел ей в глаза:
— Потому что опасаешься принудительного брака?
— Макс…
Он схватил ее за руку и втащил в кухню. Не меньше дюжины слуг мгновенно замерли в тех позах, в которых их застало неожиданное появление господ.
— Занимайтесь своими делами, — приказал маркиз, и головы тут же опустились.
— Максимилиан, — повторила Энн, сожалея о прерванном поцелуе, — что все это означает?
— Сейчас узнаешь.
К немалому удивлению, он побежал по кухне, явно что-то разыскивая. Поиски увенчались успехом: в дальнем конце большой комнаты маркиз перекинулся парой слов с одним из поваров, завернул в салфетку какой-то круглый предмет и через минуту вернулся.
— Надеюсь, ты хорошо помнишь мифы Древней Греции? — спросил он, вытянув руку.
— Да. — Энн смотрела то на горящее от возбуждения лицо, то на таинственный сверток в раскрытой ладони. — Хотя, если честно, не вижу связи между половинками золотых яблок и той ситуацией, в которой мы оказались.
Максимилиан широко улыбнулся:
— Ответ неправильный. Не тот миф. Открой.
С неожиданным волнением Энн отдернула салфетку.
— Гранат?! Маркиз откашлялся.
— Как ты, конечно, помнишь, прекрасная Персефона разрывалась между возлюбленным Аидом — он жил в подземном мире — и матерью Деметрой, которая оставалась на Земле. Но они все-таки нашли выход из положения.
Энн замерла.
— Значит, ты готов оставить Йоркшир?
— Тебе решать, любимая. По щеке ее скатилась слеза.
— Ты назвал меня любимой…
— Потому что я тебя люблю.
— Боже милостивый! — прошептала она. Да, внезапно счастье оказалось доступным. Максимилиан Роберт Трент принадлежал ей, и только ей. Дрожащими пальцами Энн вынула из граната шесть сочных пурпурных зерен.
— Шесть месяцев в Йоркшире и шесть месяцев в Лондоне, — постановила она.
— И ты всегда и везде со мной. Обещай выйти за меня замуж.
Энн взяла из руки любимого гранат и положила на стол. Обхватив руками шею маркиза, она заглянула в его серые глаза.
— Обещаю. Обещаю выйти за тебя замуж, — Энн засмеялась сквозь счастливые слезы, — потому что отчаянно тебя люблю!
Максимилиан поцеловал невесту, взял на руки и закружил.
— Слава Богу! — повторял он снова и снова. Энн радостно рассмеялась. Удивительно! Еще три недели назад она ни за что на свете не поверила бы, что способна согласиться выйти замуж за овцевода из Йоркшира. И вот с восторгом согласилась… Что же, теперь любимому придется задержаться в Лондоне еще на несколько дней, потому что одного она его ни за что не отпустит. А если Максимилиан сумеет быстро получить специальную лицензию на брак, то уже к весне они приедут в Йоркшир и успеют увидеть, как цветут нарциссы.
— С Днем святого Валентина! — прошептала Энн и крепче прижалась к самому дорогому на свете человеку.
Максимилиан светло улыбнулся:
— С Днем святого Валентина, любовь моя!