— При чем здесь это? — спросила Ариес. Она поискала глазами Раджа, ища у него поддержки, но он куда-то исчез. Наверное, сбежал в гостиную, чтобы не вмешиваться в их спор.
— При том, — не унималась Клементина. — Понимаю, ты не хочешь рисковать. Но ты даже не представляешь, что творится там, снаружи. Не имеешь ни малейшего понятия.
Ариес глядела в глаза Клементины, горящие яростью, и не понимала, как они дошли до этого разговора. Они же были подругами. По крайней мере, Ариес так считала.
— А как же Мейсон? — спросила Клементина. — Или Даниэль? Ты готова броситься им на помощь, если придется рисковать группой? Вчера ты сказала, что думаешь, будто Мейсона схватили и держат взаперти. Что ты будешь делать, если окажется, что так и есть? Рискнешь всеми остальными, чтобы его спасти? Сомневаюсь. Ты, наверное, скажешь, что это слишком опасно, и бросишь его умирать.
— Ни за что, — сказала Ариес.
— А Майкл? — Клементину было не остановить. По щекам у нее потекли слезы. Она смахнула их рукой. — Он так и останется в университете? Спасать его — это слишком большой риск, правда? И вообще он, наверное, уже умер. Есть более важные заботы.
— Нет, конечно.
— Но ты хочешь бросить Грэхема и его семью.
— Они уже мертвы! — закричала Ариес. Она устала от всех этих обвинений. Клементина выставляла ее каким-то чудовищем. За что?..
— Ты не можешь этого знать, — сказала Клементина.
— Могу, — прошептала Ариес. Ее щеки тоже были мокрыми от слез. — Я могу. Потому что я знаю загонщиков — что бы ты там себе ни думала. Если они узнали про Грэхема, то они уже пришли туда и убили его. А мы тратим время, споря о мертвеце. В то время как скоро придут и за нами.
— Как ты можешь быть такой… такой холодной? — Не дожидаясь ответа, Клементина развернулась и выбежала из комнаты.
Ариес ожидала, что сейчас она хлопнет входной дверью, но вместо этого услышала стук шагов по лестнице. Клементина убежала в спальню и с треском захлопнула дверь — так, что стены задрожали.
Ариес стояла посреди кухни, не зная, что теперь делать. Наконец она взяла бумажное полотенце и вытерла слезы. Остальным незачем их видеть.
Больше всего на свете ей хотелось бы, чтобы Мейсон был с ней рядом. Он бы нашел способ все исправить. Смог бы успокоить Клементину. Конечно, он был неразговорчивым, но зато, когда он говорил, все остальные молчали и слушали. Они его уважали. Ариес вдруг поняла, чего ей отчаянно не хватает.
Уважения.
Колин насмехался над ней. Он отказывался выполнять все ее просьбы и напрямую ей угрожал, когда она пыталась на него надавить.
Теперь Клементина, по сути, назвала ее трусихой.
Как она только посмела?
Ариес взбежала по лестнице, но, добравшись до верхней ступеньки, остановилась. Она хотела снова схлестнуться с Клементиной и наорать на нее, но не знала, что сказать. Она остановилась возле комнаты Джека и подумала, не пойти ли к нему за утешением, но потом услышала из-за двери голос Джой. Та с недавних пор очень много времени проводила с Джеком.
Ариес развернулась и спустилась вниз.
Возле входной двери она остановилась. Вытащила из кармана рацию и повертела в руках. Может быть, все-таки стоит сходить и проверить, как там Грэхем? Много времени это не займет — всего несколько минут. А потом она сможет вернуться к Клементине и доказать ей, что она не так уж и плоха.
— Натан, ты здесь? — Она услышала звук собственного дыхания.
— Да. Тут все чисто.
— Хорошо, — сказала Ариес. — Встретимся в конце квартала. Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Нам нужно кое-куда сходить. Вдвоем.
— Ладно. — Его голос звучал гулко, откуда-то издалека.
Всего несколько минут. Достаточно, чтобы оценить ситуацию. Если все мертвы, она убедится, что была права. Если живы, то сможет их предупредить и будет настоящим героем — как и положено лидеру.
И так, и так она бы не прогадала.
Ариес хотела услышать от Клементины извинения.
Дом Грэхема стоял на перекрестке — некогда очень оживленном. Но теперь от бесконечных пробок, автомобильных гудков и нетерпеливых водителей, которые хотели скорее добраться домой после долгого рабочего дня, не осталось и следа.
На Гранвиль-стрит было пусто — не считая пары брошенных машин.
Ариес и Натан прятались за огромным «Хаммером». Одна из его шин сдулась, а пассажирская дверь была открыта. На передней панели засохла кровь, стекла потрескались. Передний бампер впечатался в каменную ограду. Водитель, видимо, ехал на полной скорости и не пристегнул ремень.
Безопасность прежде всего.
— Видишь что-нибудь? — Натан выглянул из-за «Хаммера». Между коленями он зажал бейсбольную биту.
Они смотрели на дом с задернутыми шторами.
— Нет, — сказала Ариес. — Но это ведь ничего не значит, верно? Мы слишком далеко. Хотя двери, видишь, закрыты.
Натан нахмурился:
— Ну не знаю. На страже никого нет. Клементина говорила, что с домом Брэнди было все то же самое. Может, вернемся?
Ариес встала. Слова Клементины не шли у нее из головы. Припомнив ее обвинения, Ариес вспыхнула. Клементина считала, что она трусиха. Что она никчемный лидер. Таких слов она, правда, не произносила, но имела в виду именно это. Ариес не могла с этим примириться. Ей надо было доказать, что она не просто смышленая девочка, которая хорошо умеет прятаться.
— Нет, — сказала она. — Я никуда не пойду, пока не выясню все наверняка.
— Ты босс, — вздохнул Натан. — Но прошу заметить, что мне не нравится эта затея. Откуда нам знать, что они прямо сейчас не идут к нашему дому?
— Мы бы их увидели, — отрезала Ариес. — Отсюда до нашего дома всего один прямой путь, и мы по нему прошли. Загонщики не прячутся по закоулкам. Им не от кого скрываться.
— Все равно у меня плохое предчувствие.
У Ариес никакого предчувствия не было. Она ощущала прилив сил. По венам ходил адреналин. Если там, внутри, загонщики, она убьет их — всех до единого. И докажет Клементине, что не зря возглавила группу. После такого ее даже Колин зауважает.
— Она не хотела тебя обидеть, — сказал Натан. — Правда, Ариес. Забудь об этом.
Она покачала головой:
— Пошли.
Не дожидаясь ответа, Ариес вылезла из-за «Хаммера» и перешла дорогу. За спиной она слышала шаги Натана.
Ариес знала, что совершает безрассудный поступок, но не могла остановиться. Клементина была права — она слишком боялась рисковать. А ведь Грэхем с семьей, может статься, до сих пор живы и здоровы. Чем больше Ариес думала об этом, тем сильнее укреплялась в этом мнении. Она предупредит их об опасности и станет настоящим героем.
Лидеры должны идти на риск. Принимать трудные решения, которые могут стоить людям жизни. Шла война, и ее правила задавали загонщики. Надо было научиться играть в их игру.
Они приблизились и увидели, что входная дверь чуть приоткрыта.
Но Ариес это не остановило. Она не стала прислушиваться к внутреннему голосу, который взывал к ее рассудку.
Она выставила перед собой кухонный нож и толкнула дверь.
Дверь раскрылась лишь наполовину. Что-то ей мешало. Ариес толкнула дверь посильнее, и по полу с хлюпающим звуком покатилось тело. В нос ударил отвратительный запах. Ариес невольно отступила назад и врезалась в Натана. Ее затошнило.
Клементина была права — она действительно слишком редко выбиралась наружу. Нет, за последнее время она видела немало тел — даже запах гнили в родительском доме до сих пор не выветрился у нее из памяти. Но она впервые оказалась рядом со свежим трупом.
Свежим и окровавленным.
— Это жена Грэхема, — сдавленным голосом проговорил Натан. — Не помню, как ее зовут.
— Я тоже.
— Думаешь, тут есть кто-то живой?
Ариес выпрямилась и сделала глубокий вдох. Она справится. Она сильная — что бы там ни говорили.
— Давай поищем. Только быстро. Надо поскорее вернуться и убедиться, что с нашими все в порядке.
Она увеличила громкость на рации, но та молчала. Ариес знала, что на другом конце — Ева, Джой и Джек, и это ее слегка успокаивало. Если бы что-то случилось, они бы уже с ней связались.
Ариес прошла мимо жены Грэхема. Ей было уже не помочь. Стараясь не смотреть на рваную рану в груди женщины, Ариес поднялась наверх. Они с Натаном заглянули во все спальни, но на втором этаже не было никаких тел.
Грэхем лежал на ковре в гостиной, лицом вниз. Кто-то выстрелил ему в затылок. Падая, Грэхем задел книжный шкаф — на полу валялись книги и диски.
— На кухне три тела, — сообщил Натан, возвращаясь из столовой. — Пожилые люди. Никаких следов ребенка.
Ариес кивнула. Судя по всему, маленькой дочки Грэхема в доме не было.
— Наверное, ее забрали.
— Тут еще кто-то был?
— Да, девушка лет двадцати. Ее, возможно, тоже увели.
Натан скривился. По-видимому, он думал о том же, о чем и Клементина. Загонщики убили мужчин и стариков и увели с собой маленькую девочку и молодую девушку. Это было отвратительно.
— Пора уходить, — сказал Натан. — Ариес!
Она не успела ответить.
Натан ничего не заметил, но Ариес видела все. Сквозь открытую дверь столовой в гостиную бесшумно вошел загонщик и встал позади Натана.
Все произошло слишком быстро. Она не успела даже вздохнуть.
Натан удивленно воззрился на нее. Загонщик схватил его за голову, и Натан вытаращил глаза.
Резкий рывок.
Громкий хруст.
Натан упал на пол. На его лице навеки застыло удивленное выражение.
Может быть, Ариес закричала — она не слышала своего крика. В ушах у нее зазвенело. Не успело тело Натана коснуться пола, как она взмахнула ножом и кинулась на загонщика.
Тот попытался ударить Ариес, но она его опередила. В венах бился адреналин. Ариес вонзила нож прямо в грудь загонщику. Хлестнула кровь, забрызгивая ей лицо, заливая рубашку.
На этот раз Ариес точно закричала — она издала долгий пронзительный вопль. И не поверила своим ушам. Это был чей-то чужой голос, не ее; не могла она так кричать.
Она отпихнула загонщика. Тот попытался выдернуть у себя из груди нож и свалился на стол, захлебываясь собственной кровью. Ариес упала на колени и прижала к себе Натана, пытаясь вдохнуть жизнь в его застывшее тело.
— Не умирай. Господи, пожалуйста, не умирай! — шептала она. Во рту у нее пересохло, и когда она сглотнула, горло словно оцарапало стеклом.
Натан глядел на нее удивленными голубыми глазами.
Но свет в них потух.
Ариес не слишком удивилась, когда рядом с ней остановилась пара грязных ботинок. Она подняла голову и увидела еще одного загонщика. Он ухмылялся. На голове у него красовался драный колпак Санта-Клауса, из-под которого выбивались сальные космы. В руках загонщик держал огромное ружье. За ним стояла загонщица — женщина с обесцвеченными волосами. Темные корни отросли уже сантиметров на пять.
— Счастливого Рождества! — сказал загонщик.
У Ариес не было оружия. Ее нож по-прежнему торчал в груди у загонщика, который катался по полу вне зоны досягаемости.
Она закрыла глаза.
Мейсон
Даниэля привели к нему где-то в восемь вечера. Загонщики бесцеремонно откинули полог палатки и втолкнули Даниэля внутрь. Один из загонщиков ухмыльнулся, обнажив кривые гнилые зубы. Его зловонное дыхание сразу распространилось по всей палатке. Перед уходом он пнул Даниэля в бок.
Выглядел Даниэль неважно.
— Боже мой, чувак! — воскликнул Мейсон, склоняясь над ним. — Что эти ублюдки с тобой сделали?
— Пригласили на ужин, — ответил Даниэль. — Немного рассердились, когда я отказался. Видимо, мне стоило бы поучиться правилам этикета.
Мейсон подавил смешок.
У Даниэля шла из носа кровь, щека раздулась, но в целом его лицо не сильно пострадало. Он медленно поднялся и сел, охнув и схватившись за живот. Темные глаза Даниэля на миг застыли, когда он скривился от боли. Мейсон заметил, что на лодыжке у него нет браслета.
— Держи, — сказал. Мейсон. Он протянул Даниэлю рулон туалетной бумаги. Незадолго до этого к нему зашел Чаплин и принес миску, чашку, туалетную бумагу — все, что было нужно для выживания. По всей видимости.
— Они наняли каких-то бандюганов, — сказал Даниэль, отмотав немного бумаги и промокнув нос. — Все было как в плохом кино. Меня отвели в темную комнату. Привязали к стулу. Не хватало только лампочки над головой. Грудь мне здорово помяли, но лицо портить не стали. Наверное, поняли, что иначе я не смогу клеить девушек. Но не думаю, что в ближайшее время смогу заниматься спортом.
— Какой же ты все-таки клоун, — заметил Майкл.
— Только с тобой, — сказал Даниэль, осматриваясь. — А ты не знал, турист? С Ариес я никогда не дурачусь. Она думает, что я самый серьезный парень на свете. Интересно, почему так? Может, у меня раздвоение личности?
Мейсон нахмурился. Может, Даниэля в свое время приложили головой о стенку. Было трудно судить.
Даниэль помолчал, вглядываясь в лицо Мейсону.
— Она ведь тебе нравится, — сказал он.
— Кто?
— Ариес, тупица.
Мейсон ничего не ответил. Он не хотел ввязываться в этот разговор. Ариес он не собирался обсуждать ни с кем, тем более с Даниэлем.
— Это же очевидно, — продолжил Даниэль. — Когда я ее упоминаю, у тебя на лице появляется это дурацкое выражение. Но, может, оно и к лучшему. Ты ей куда больше подходишь, чем я. Ты честный парень, Дауэлл.
Мейсон взял миску с кружкой и встал:
— Пойду за едой. Тебе что-нибудь принести?
— Нет, не нужно, — сказал Даниэль, снова скривившись. Он прилег и подложил под голову грязное одеяло. — Не думаю, что мне удастся удержать еду в желудке. Лучше посплю.
Мейсон пожал плечами и вышел.
Почти все покинули палатки и направились на кухню, где несколько пленников приготовили что-то умеренно съедобное. Над костром висел огромный котел, и длинноволосая женщина наливала каждому немного капустного супа. Рядом с ней стоял человек, который раздавал хлеб. Больше ничего не было — даже соли и перца. Возле длинных столов стояло ведро, и люди кружками зачерпывали из него воду.
Большинство детей и женщин уже сидели и ели. Поскольку столовых приборов не было, они отхлебывали суп через край или вылавливали из него капусту пальцами и хлебными корочками. В очереди остались только мужчины. Мейсон пристроился в конец. Он заметил Чаплина, но тот стоял довольно далеко, спиной к Мейсону, и с кем-то разговаривал.
Потом Мейсон заметил кое-кого еще.
В один миг с него слетела вся сдержанность.
Мейсон сам не заметил, как уронил кружку и миску, не заметил, как растолкал несколько человек, пробиваясь вперед. Но когда он остановился перед непомерно высоким парнем, замахнулся и со всей силы засадил ему кулаком в челюсть, он отдавал себе полный отчет в своих действиях.
Со всех сторон послышались крики. Кто-то рванулся к Мейсону, кто-то, напротив, от него. Его схватили сзади, но Мейсон вывернулся.
— Подонок! — прохрипел Мейсон.
Долговязый парень дважды моргнул. Он ничего не сказал — только шагнул вперед и завел руки за спину.
— Ударь еще, — попросил он.
Мейсон ударил. Потом еще и еще раз — пока остальные пленники наконец не оттащили его в сторону, орущего и пинающегося.
В лагере не было льда, но кто-то добрый обмотал Мейсону руку холодной мокрой тряпкой. Сломанные пальцы пронзала боль, но Мейсон старался не обращать на нее внимания. Не лучшая идея — бить кого-то поврежденной рукой. Судя по ощущениям, он себе только навредил.
Он ушел. Бросил меня. Бросил нас.
В голове у него звучал голос из прошлого.
Пол.
Высоченный индеец молча сидел за столом напротив него. Им дали поговорить наедине, но далеко не отходили — на случай, если у Мейсона снова сорвет резьбу.
Но он уже остыл. Приступ слепой ярости кончился, и теперь Мейсон сидел, положив руку в карман и поглаживая здоровыми пальцами пузырек с песком. В последний раз он разговаривал с Полом в Банфе — тот рассказывал историю об индейском воине, который любил одну-единственную женщину, но оставил ее. Потом Пол, не говоря ни слова, прокрался наружу и ушел, бросив Синичку одну. Ладно, не одну, а с Мейсоном — но без лучшего друга детства.