Били меня давно и часто, поэтому в последнее время боль стала моим верным спутником, я научился принимать ее, хоть и без особого на то желания. Но с каждым новым ударом, которым меня одаривал одноклассник, он загонял меня все глубже в себя. Мир слишком жесток, у них получилось убедить меня в этом. Такому ничтожеству остается только терпеть.
- Это тебе за то, что из-за тебя надо мной смеялись, – прошипел сквозь зубы Паша, ни на секунду, казалось, не сбавляя темп. – Эй, Дэн, доставай камеру – хочу оставить на долгую память этот прекрасный момент.
Позор. Теперь еще и камера.
Я просто уже не знал, как по-другому защититься: рук я давно не чувствовал, живот вместе с грудной клеткой салютовали пронзающей болью, изо рта шла кровь и смешивалась со слюнями и слезами на полу... А Паша все бил, бил, бил... Не было конца его жестокости, не было предела ненависти... Мне ничего не оставалось, как крутить в голове одну и ту же фразу: «Через два года все закончится, все будет хорошо, все закончится...»
Господи, помоги мне...
- Ха... - выдохнул парень, отходя на несколько шагов от меня. Неужели, это конец? Странно, что я еще жив. – А теперь разукрасим личико.
Нет, это была всего лишь передышка, парень наслаждался моими страданиями и смаковал их. Так просто я не уйду сегодня...
Я не знал, как объясню маме свой внешний вид. Ох, как же я не хотел ее волновать!..
Паша схватил меня за ворот рубашки и вздернул вверх. Я уже не мог ни двигаться, ни ясно соображать, да и видеть я толком ничего не мог, поэтому повис, словно тряпичная кукла, готовая уже ко всему...
Голова, руки, губа, нос... что следующее, где мой мучитель поставит очередной синяк, чтобы я об этом моменте больше никогда в жизни не забыл?..
Два года...
Осталось всего два года потерпеть...
Как я устал. Просто устал. Хотелось лечь прямо в этом туалете, у этой стены, пол возле которой был заляпан моей собственной кровью, остаться тут навсегда, больше не выходить во внешний мир, где я уже три года терплю унижения... Просто лечь и никогда не шевелиться. Может, тогда от меня отстанут? Хотя мне будет уже все равно...
- Что здесь происходит?
Ну вот, уже галлюцинации. Слуховые галлюцинации и боль. Вряд ли кто-нибудь пришел бы сюда: Паша делал свое дело тихо, да и я не стонал, дабы не нарваться на еще большие грубости. Никто не мог прийти, это всего лишь плод моего отчаявшегося сознания...
Мне надеяться было не на что, мне оставалось вытерпеть только вот это и еще два года... Через два года все будет по-другому...
- Явеев, немедленно отдал мне телефон! Ульянов, а тебе сегодня все-таки придется пообщаться с директором... Хотя, нет. Лучше с Инной Витальевной, - все-таки, кажется, это были не глюки. Меня вновь спас Роман Васильевич. – Тебя это тоже касается, Явеев.
- Что? – возмущенно воскликнул Денис. – Мы ничего не делали! Мы пописать зашли, а тут эта мелочь валяется!
- К завучу! Живо! Иначе я сообщу вашим родителям, как вы «развлекаетесь»!
Раздались поспешные шаги и хлопок двери. Я судорожно вздохнул и смог наконец-то расслабиться. Кое-как приподнявшись с холодной и окровавленной плитки, я поднял глаза на мужчину. Он, нахмурившись, стоял в паре метров от меня, сложив руки на груди, и помогать мне не собирался. Не выдержав его тяжелого взгляда, я отвел глаза в сторону и попытался подняться. Все тело тут же отдалось глухой болью. Изо рта само собой вырвалось мычание. Ужасно хотелось завалиться назад, на пол и дожидаться своей кончины, но я упорно пытался подняться. С пятой попытки мне это удалось. Пошатываясь и прижимая правую руку к животу, я доковылял до раковины. Открыв кран, подставил левую кисть под холодную воду, смывая кровь. Пальцы на руке почти не слушались, онемев от боли. Я с досадой поглядел на изуродованную тыльную сторону ладони. И как теперь объясняться перед мамой?
Когда к руке вернулась чувствительность, я стал умываться, смывая с лица кровь и слезы, удивляясь тому, как Паша не сломал мне нос. Вряд ли бы мне удалось придумать правдоподобную отговорку, как я так умудрился изранить руку, да еще и сломать нос. Можно было, конечно, сказать, что упал с лестницы, но тогда мама бы повела меня к врачу, а он с легкостью распознал, что отметины на моем теле оставлены вовсе не многочисленными ступеньками...
- Ну и как долго ты будешь это терпеть? – неожиданный вопрос Романа Васильевича заставил меня вздрогнуть и взглядом найти его отражение в зеркале. Кажется, за все то время, что я умывался, он даже не пошевелился.
- Еще два года. Через два года это все закончится, я уеду в другой город и поступлю в институт, а там все будет по-другому.
- Нет, - твердо произнес мужчина. Я изумленно посмотрел на него.
- Что?
- По-другому не будет. Посмотри на себя! У тебя же аура мальчика для битья! Ты думаешь, что в институте будут другие люди? Нет! Там ты встретишь таких же Пашу и Дениса! Если не хуже... И о тебя вновь будут вытирать ноги, избивать, унижать, а ты все так же будешь молча терпеть и думать: «Надо потерпеть. После института это все закончится. На работе все будет по-другому». Нет! И на работе по-другому не будет. Твой начальник будет заставлять тебя пахать сверхурочно, без выходных и праздников, давая самую тяжелую работу, а если вдруг что-то пойдет не так, ты всегда будешь во всем виноват! Ты хрен когда дождешься прибавки к зарплате и, тем более, повышения! Если вдруг ты решишь сменить работу, то пожалуйста, но там тебя будет ждать, то же самое!
- Заткнитесь! – неожиданно закричал я.
- Что, неприятно слышать правду? – Роман Васильевич даже не пытался скрыть усмешку.
- Ложь! Это ложь! Такого не будет!
- Сам посуди, куда ты со своими знаниями поступишь? В техникум? Колледж? Думаешь, там учатся интеллигентные люди? Если тебе так нравится каждый божий день терпеть унижения и быть избитым в туалете, ради Бога! Но тогда хотя бы возьмись за ум и начни хорошо учиться, чтобы поступить в более-менее нормальный ВУЗ.
У меня на скулах проступили желваки. Забыв про больную руку, я с силой вцепился в края раковины, тяжело дыша. А мужчина широко улыбнулся.
- Ну! Давай! Скажи, что ты думаешь! Тебе же есть, что ответить? Так ответь! Хотя бы пошли меня!
Ага, как же. Я пошлю его, и он тут же пожалуется моим родителям. Нет. Надо молчать. Надо терпеть. Я с силой сжал зубы. И как я мог подумать, что Роман Васильевич не такой как все учителя? Он такой же, просто из категории людей, что любят промывать мозги и наставлять, как им кажется, на верный путь. Им легко говорить, это ведь не их жизнь, не их каждый день смешивают с дерьмом. Уверен, окажись любой из них на моем месте, то и дня не выдержал бы. Я же терплю уже три года и осталось еще два... Какие-то два ничтожных года.
Я прикрыл глаза и глубоко вдохнул. По телу пробежала волна боли, но я постарался отогнать ее на задний план. Через два года все изменится. Все будет по-другому. Никакого Паши. Никакого Дениса. Никакого вечного пьяного отца.
Роман Васильевич, словно услышав мои мысли, произнес:
- Ты ошибаешься.
Я взглянул на него. Он смотрел на меня с жалостью и разочарованием. От его взгляда по телу прошлись мурашки, будто это не мужчина разочаровался во мне, а я сам в себе. Может, это потому что у нас одинаковые глаза?
- Делай, что хочешь, Леванов. Только не загуби свою жизнь, - голос мужчины был бесцветным, словно он потерял всякую надежду. – Я освобождаю тебя сегодня от занятий, хотя ты, конечно, можешь пойти на уроки, - Роман Васильевич направился к выходу из туалета, но перед самой дверью остановился на секунду и быстро проговорил. – Ты ненавидишь своего отца, но похож на него не только внешне, но и по характеру. Такой же слабый.
На меня словно ушат холодной воды вылили. Откуда он знает моего отца и то, что я похож на него внешне? Неужели учителя ему успели уже все растрепать? Боже, хоть бы он не проговорился о моей семье перед одноклассниками. Я не выдержу, если они начнут надо мной издеваться еще и из-за этого!
За сцену драки в туалете, если то, что там происходило, можно так назвать, мой низкий поклон Владиславу Краковски. Были бы Вы рядом, обязательно расцеловала бы!
Поговори со мной
- Анна Семеновна, можно? – спросил я, просовывая голову в школьный медкабинет. Женщина, стоявшая у окна что-то там разглядывавшая, обернулась на мой голос.
- А, это ты Леванов, - с улыбкой произнесла она. – Так и знала, что первым моим посетителем обязательно будешь ты. Проходи, давай. Что случилось?
- Вот, - я показал женщине руку. Она покачала головой и подошла к одному из множества шкафчиков, что стояли в кабинете.
- Это как ты?
- Упал в коридоре, и кто-то случайно наступил.
- Ага. Десять раз. А потом еще и станцевал на ней, - с искорками смеха в голосе сказала она, но в следующую секунду уже строго приказала. – Подними рубашку.
Я не стал отнекиваться и послушно ее задрал. По кабинету тут же разнеслось недовольное цыканье медсестры.
- С первым учебным днем, - поздравила она меня. Я скривился.
- Спасибо.
- Не понимаю я тебя, Леванов. Давным-давно уже нажаловался бы директору или даже в полицию написал заявление!
- Анна Семеновна, Вы как будто первый день в нашей школе! – поразился я. – У нас ведь только болтать любят, а до дела никогда руки не доходят. Да и полиция... Что они сделают? Не посадят же их.
- Вынесут предупреждение, штраф наложат, на учет, в конце концов, поставят! – ответила женщина, обрабатывая уже проступающие синяки мазью.
- А толку? Я лишь сильней разозлю этих уродов.
- Куда сильней? – почти неслышно спросила Анна Семеновна. Я предпочел сделать вид, что не услышал ее.
Покончив с телом, женщина ловко обработала и перевязала мою руку, предупредив, чтобы на ночь я снял бинт. Пообещав ей, что непременно так и сделаю, я попрощался. На уроки идти не хотелось, да и тело до сих пор болело, поэтому я воспользовался разрешением своего классного руководителя и покинул столь «гостеприимные» стены школы. Гори она синим пламенем. Хм, а это идея. Если я устрою поджог, на меня выйдут или нет? С нашими правоохранительными органами я в этом сильно сомневаюсь. Значит, осталось только найти канистру с бензином и как-то незаметно протащить ее в школу. Я ведь не собираюсь ночью, как какой-то преступник, совершать поджог. Я хочу устроить его днем! Сжечь всех этих тварей, что издеваются надо мной! Ах, какая жизнь тогда настала бы...
И как у такого маленького человечка, как я, может быть настолько бурная фантазия? Атомная бомба, террористы, теперь еще и поджог... И это только малая часть того, что я желаю ученикам моей школы. Мстительный я, жаль только, моя месть дальше мечтаний не продвигается. Может... я действительно слабый, как отец? Нет! Я замотал головой, отгоняя эту мысль. Мы с ним совершенно не похожи! Словно назло мне, взгляд уперся в витрину магазина. Округлая форма лица, русые волосы, спадающие вниз и закрывающие уши, низкий лоб, тонкие, изогнутые брови, голубые глаза, острый нос, пухлые губы, которые я ненавижу больше всего, небольшой подбородок. Миниатюрная копия отца. «Вполне симпатичный парень», - неожиданно вспомнились слова Романа Васильевича. Он, как пить дать, издевался надо мной.
За всеми этими мыслями я не заметил, как дошел до кафе с поэтичным названием «Весна». Обойдя здание, я толкнул дверь служебного входа и вошел внутрь, тут же оказавшись на кухне.
- Привет всем! – громко поздоровался я.
- О! Ромка пришел!
- Здорово, Ромашка!
- Ромыч, привет!
- Давно не виделись!
Посыпались со всех сторон приветствия. Я прошел вдоль кухни, на ходу отвечая на всевозможные вопросы и задавая свои, ухватил по пути апельсин, за что получил легкий подзатыльник, и уселся на стул возле двери в зал, продолжая болтать с народом. Минуты через две дверь открылась и на кухню вошла моя мама в униформе официантки.
- Рома? – удивилась она. – Ты что тут делаешь?
- Проведать пришел. Ты же сегодня опять в ночь работала, - ответил я, слезая со стула и обнимая ее.
- А как же уроки? – обнимая меня в ответ, спросила мама.
- Да там завучи что-то с расписанием накосячили и у нас всего два урока было, - нагло соврал я. Мама, прищурившись, заглянула в мои кристально честные глаза и покачала головой, а я довольно заулыбался.