- Что-то слабовато. Раньше ты куда сильней бил. Что, мало кашки сегодня в столовой съел? – у меня на губах была усмешка, но при этом я невинно хлопал ресницами.
Паша взревел. Да, именно. Он взревел и впечатал меня в стену, прижимаясь своим телом к моему. Я вновь оказался в подвешенном состоянии. Что же у него за привычка такая - постоянно меня от пола отрывать? В космонавты, что ли, готовит...
- Даю секунду, чтобы ты извинился, и тогда я постараюсь оставить тебя в живых, - прошипел Паша.
Мои глаза забегали по его лицу. Прямоугольная форма, короткие черные волосы, высокий лоб, густые брови, вроде самый обычный нос, тонкие, как две полоски, губы, каменный подбородок, с левой стороны имеющий почти незаметный бледный шрамик. Роста в Паше было метр восемьдесят с копейками. Широкие плечи. И веса-то, наверное, под девяносто килограмм, причем, все мышечная масса. Я бы сказал, что он, как и я, тоже не особо симпатичен. Но некоторые девчонки от него тащатся.
И вот тут я все-таки совершил самую большую глупость в своей жизни. Подавшись вперед, насколько это было возможно, я обхватил шею парня руками, а ногами обнял за талию и признался:
- Я люблю тебя! Я не знаю, что сделал тебе и почему ты так меня ненавидишь, но я все равно люблю тебя! Я уже не в силах скрывать свои чувства! О, Паша, мой милый! – воскликнул я чуть ли не на весь туалет и прижался своими губами к губам парня. Проведя по ним языком и, не встретив никакого сопротивления, я раздвинул их и проскользнул внутрь.
- Блядь, что за хуйня?! – голос Дениса, в котором была злость, недоумение, брезгливость, моментально отрезвил меня. Да и Пашу, который находился в самом настоящем шоке. Он отскочил от меня чуть ли не на два метра, а я, не обращая на него никакого внимания, устремился на выход, оттолкнув в сторону Дениса, что стоял на моем пути.
Вот уж точно, блядь, что за хуйня?! Какого я это сделал? Меня же теперь повесят... Нет, расчленят. Причем сделают так, чтобы я обязательно был в сознании. А, может, чего похуже придумают. Да, я хотел дать отпор этим недоумкам, но поцелуй с Пашей в мой план никак не входил!
Я с такой силой открыл дверь, что она с грохотом ударилась о стену и отлетела назад, чуть не шибанув меня по носу. Роман Васильевич, что сидел за своим столом и проверял какие-то тетради, подпрыгнул на месте и уставился на меня.
- Леванов, ты что творишь? – строго спросил мужчина.
- Я его поцеловал! – заорал я на весь кабинет и поспешил закрыть за собой дверь, прижавшись к ней спиной, словно хотел удержать ее, если бы за мной гнались. Сердце в груди бешено билось, и успокаиваться не собиралось.
- Кого? – нахмурился классрук.
- Пашу! – я произнес это с такой интонацией, будто это был совершенно очевидный факт. В следующее мгновенье я уже наворачивал круги по маленькому кабинету Романа Васильевича, ероша свои волосы, и без остановки твердил. – Боже, боже, что же делать... Он меня убьет... Точно убьет... Я труп... Боже, боже, что же я натворил...
Взгляд зацепился за единственное окно в кабинете. Подлетев к нему, я открыл раму и свесился вниз уже наполовину, когда меня дернули за ворот майки назад.
- Ты что творишь?! – закричал мужчина.
- Разве не видно? Хочу выпрыгнуть из окна!
- С ума сошел?
- Вы что, меня не слышали? – поразился я. – Я же сказал, что поцеловал Пашу! Ясное дело, что сошел! Боже, боже...
- Да успокойся!
Щеку обожгло резкой болью от пощечины. Я шмыгнул носом и взглянул на учителя.
- А можете еще раз? Только чем-нибудь тяжелым? Вон! Оно подойдет! - я указал на с виду неподъемное пресс-папье.
- Успокойся, я сказал! - грозно воскликнул Роман Васильевич. – Подумаешь, поцеловал!
Я застонал, как от зубной боли, и присел на корточки, обхватив голову руками.
- Я ему в любви признался... - прошептал я.
- Что?
- Я ему в любви признался! – уже громко повторил я.
- Ты его любишь?!
Я вскинул глаза на мужчину.
- Я по-Вашему что, мазохист? Конечно, я его не люблю! Я его вообще в гробу и белых тапочках видал! О, Боже, - застонал я по-новому, - Что ж я сделал-то... Он меня покалечит... Изуродует... Сделает инвалидом...
Я резко поднялся на ноги и опять направился к окну, но Роман Васильевич ловко поймал меня за шкирку и отпускать не собирался.
- Да погоди ты. С чего вдруг ты ему в любви признался, да еще и поцеловал?
- Я дебил!
- Отрицать не буду, - кивнул мужчина. – А если подробней?
Я вздохнул и, поникнув плечами, сознался.
- Вы были правы. Если я продолжу терпеть все унижения, то они могут продолжиться и в будущем, а я этого не хочу, поэтому я решил дать отпор... Я хотел вечером все обдумать, составить план... Но тут Паша... И я вспомнил, как девчонки им восхищаются, вот и... Боже, он меня убьет!
- Вот заладил! – цыкнул Роман Васильевич, но, несмотря на это, я видел, что он был доволен и, может, даже счастлив. – Ты поступил просто отлично!
- Чего? – я открыл рот и посмотрел на классного руководителя. Он что, заразился от меня и тоже с ума сошел? Что тут отличного?
- Сам посуди, когда мы чего-то боимся, когда нас что-то бесит, раздражает, надоедает, мы стараемся держаться от этого подальше, так? – я кивнул, подтверждая слова мужчины. – Ну, так вызови одну из этих эмоций у Паши! Хотя ты его и так бесишь... - задумчиво пробормотал учитель. – Но ты должен начать его бесить по-другому.
- Как? Что-то я Вас совсем не понимаю.
Роман Васильевич закатил глаза.
- Раньше Паша тебя преследовал, а теперь ты его начни преследовать!
- Эй-эй! – я завозился на месте, пытаясь вырваться из рук мужчины. – Я ведь уже сказал, что не мазохист!
- Я тебя и не заставляю им становиться. Но раз ты сказал, что любишь его, то сыграй эту роль до конца. Начни бегать за ним с признаниями, вешайся на шею, лезь с поцелуями, приглашай куда-нибудь погулять...
- Получай за все люлей, - закончил я.
- Ну, это тоже, - не стал отрицать мужчина. Он, наконец-то, отпустил мой ворот и похромал до своего места.
Я подозрительно взглянул на него.
- Роман Васильевич, а Вы ведь гей, да?
- С чего ты взял? – он удивленно приподнял брови.
- А разве в нашей стране еще остались взрослые мужчины, которые стали бы поддерживать геев? – ответил вопросом на вопрос я, хотя вначале так поступил сам мужчина. Классрук усмехнулся.
- Остались, правда, их очень мало. Но ты прав, я – гей.
Я не смог сдержаться, чтоб не присвистнуть и окинуть взглядом фигуру мужчины.
- Впервые вижу кого-то из своих, - поделился я. – У Вас кто-нибудь есть?
- Нет.
- Почему?
- Потому что я всю свою жизнь любил человека, который никогда бы не ответил мне взаимностью.
- Натурал? – сочувствующе спросил я.
- Гомофоб, - вздохнул Роман Васильевич.
- Мудак, - фыркнул я.
Мы переглянулись и засмеялись.
- Ой, ладно, - отсмеявшись, произнес я. – Пойду-ка я домой.
Я поправил рюкзак на плече и направился к двери.
- Стой, а что ты решил-то с Пашей делать?
- За-а-а-автра все увидите! – нараспев ответил я. – До свиданья, Роман Васильевич! Удачно добраться до дома!
- Тебе тоже, Леванов.
Я впервые в жизни возвращался домой в приподнятом настроении и чуть ли не вприпрыжку. Мне захотелось остановиться и вдохнуть воздух полной грудью. Это я, собственно, и сделал. И почему я сейчас так счастлив?
Первый и единственный пункт плана, остальное - импровизация
Глава ни о чем. Я это понимаю. Да-да.
Я осторожно приоткрыл входную дверь и просунул голову внутрь квартиры. Стояла полнейшая тишина. Ни храпа, ни звона бутылок, ни песен, ни криков – абсолютно ничего. Значит, отец ушел бухать куда-то в неизвестном направлении. Мой вздох одновременно получился и облегченным, и усталым. Облегченным, потому что теперь никто мне не помешает поразмышлять над моим планом, усталым, потому что теперь папаша может завалиться в любое время, и повезет, если один, а то может с дружками, или, еще хуже, его приведет участковый. Это значило, что отец вновь или разнес какой-то ларек, или с кем-то подрался. Иногда я мечтаю, чтобы в одной такой драке он наконец-то кого-нибудь убил и его посадили или чтобы убили его. Нам бы с мамой тогда в два раза легче жить стало бы.
Быстро написав маме смс, что так называемый папа ушел из дома, я прошел к себе в комнату. Скинув у двери рюкзак, я начал стаскивать с себя майку, но вдруг застопорился. Эврика! Все гениальное начинается с малого! Натянув майку обратно и чуть не врезавшись в косяк, я выскочил босиком на лестничную площадку и забарабанил в соседнюю дверь. Через полминуты раздались шаги, а затем звук поворачивающегося ключа, и я смог увидеть нашу соседку тетю Миру.
- Здрасьте, теть Мир, - быстро поздоровался я.
- Привет, - улыбнулась женщина. – Что-то случилось?
- Нет. Я хотел спросить, а у Вас краска после ремонта осталась?
Тетя Мира удивленно на меня взглянула, но кивнула головой.
- Полно. Говорила я Вите, что много берем, а он все заладил: «Мало! Еще покупать придется!». Теперь лежит, вон, место занимает, - женщина указала мне на кучу банок с красками возле входной двери.
- Ой, а я могу взять каждого цвета по одной? – я умоляюще взглянул на соседку.
- Да, бери! – она махнула рукой и посторонилась. Я ужом проскочил в квартиру и стал высматривать различные цвета, откладывая их в сторону. Вышло шесть банок. – А тебе зачем? Ремонт что ли затеяли? – поинтересовалась тетя.
- Нет, - помотал я головой, перетаскивая банки к себе в квартиру. – Решил эксперимент поставить.
Женщина смешно фыркнула.
- В ученые, что ли подался?
- Типа того, - соврал я. А, может, и не соврал. Мой проект будет называться «Влияние гея-сталкера на поведение агрессивного гомофоба».
- Так, может, тебе еще что-то надо? Ты обращайся, не стесняйся, - предложила соседка. Я замер на пороге своей квартиры с последними банками.
- А обойный клей еще остался?
- Одна упаковка.
- Должно хватить, - задумчиво произнес я. – И от Ленки что-нибудь осталось?
- Вот этого добра точно навалом! – ответила женщина. Ленка была дочерью теть Миры. Год назад она вышла замуж и уехала жить в другой город, навещая родителей только два раза в год. По профессии Ленка была швеей и не оставляла своей мечты стать когда-нибудь известным дизайнером. – Иди сам смотри, что тебе нужно.
Я поставил последние банки с краской на пол и, захлопнув дверь своей квартиры, поспешил к Ленке в комнату или, как она ее сама все время называла, – мастерскую. Комната была средних размеров и полностью захламленная. Куча различных тканей, швейные машинки, банки с пуговицами, бисером, блестками, тут и там валялись подушечки с иголками и разноцветными булавками, а также коробочки с булавками, которые застегиваются, разного размера, нитки для шитья и вышивания, ножницы, сантиметры и завершали картину одиноко стоящие в углу манекены,мужской и женский. Я присвистнул глядя на это... очень хочется сказать "на поле боя", потому что других слов я найти не могу. Ну, кроме бардака.
Так, и что мне нужно? Пройдя по протоптанной дорожке к банкам, я внимательно оглядел все пуговицы, бисер и блестки. Мое внимание привлекли маленькие черные и золотые блестки. Оттащив их к выходу из комнаты, я вновь огляделся. Выбрав из тканей хлопчатобумажную, я там же отрезал каждой по метру и прихватил еще нитки для шитья и вышивания каждой по одному цвету. Еще мне нужны булавки. Те, которые застегиваются. Желательно, большие. Их пришлось собирать по всей мастерской. Пока я рыскал на полу в поисках коробок, нашел моток бечевки. Возьмем и ее.
Чихая и фыркая от пыли, я подхватил все найденное мною на руки и вышел из комнаты.
- Теть Мир, я все! – крикнул я на всю квартиру. Из соседней комнаты, что была гостиной, вышла женщина.
- Ого, это что ты за эксперименты такие решил ставить? – удивилась тетя, провожая меня до входной двери.
- Сам пока еще точно не знаю, - вот тут я уже соврал.
- Ты только осторожней. Дом нам не разнеси, хорошо?