- Суки, - прошипел я.
Но странно, что они не болят. Может, это из-за сотрясения? Стоило об этом подумать, как синяки в ту же секунду заныли. Здорово, просто здорово... Я подошел к зеркалу и припал к нему лбом, закрыв глаза. Приятная прохлада уменьшила головокружение и тошноту. Эх, постоять бы вот так вот... Не знаю. Всю жизнь, наверное.
И как всегда меня сразу же обломали. Прозвенел звонок, и коридор, пустой еще секунду назад, мгновенно наполнился гудящей толпой. Меня бесцеремонно отодвинула в сторону от зеркала компания каких-то девчонок, весело щебечущих о вчерашней прогулке. Бе. Ненавижу девчонок. От них за версту пахнет фальшью. Не то, что парни. Глянул на них и сразу видно, как они выглядят на самом деле, а у девушки пока доберешься до ее истинного лица, мало того, что запаришься, так потом еще и ночью не заснешь, вспоминая этот кошмар.
Пока я разглядывал девчонок, одна из них с тоской сказала, что сейчас должен начаться третий урок, а, значит, куковать им в школе еще долго. Мысленно поблагодарив девушку, я отлепился от стены и пошел дальше по коридору, лавируя в потоке учеников. Что там у нас по расписанию было третьим уроком? Геометрия. О, Боже, я же сейчас не в состоянии думать...
Если вчера я был рад видеть Романа Васильевича, то сегодня при взгляде на него захотелось развернуться и пойти прочь, но я все же заставил себя зайти в класс и пойти к своему месту. Пара одноклассников при виде меня отодвинулись в сторону, хотя раньше и не пошевелились бы. О да, выгляжу я на пять с плюсом. Сам себя в зеркале испугался. Проведя взглядом по кабинету, я натолкнулся на Пашу. Он сидел на своем месте, развалившись на стуле, а рядом с ним стояли два парня из нашего класса. Перехватив мой взгляд, парень ухмыльнулся, а мне вдруг резко захотелось показать ему фак, но я сдержался. В последний раз вот за такое «резко захотелось» я получил сотрясение.
Не успел я дойти до своего места и со вздохом облегчения плюхнуться на стул, как прозвенел звонок, и пришлось подниматься. Роман Васильевич, поздоровавшись со всеми, оглядел класс. Его глаза на секунду задержались на мне, но он их тут же отвел.
- Надеюсь, в геометрии вы разбираетесь лучше, чем в алгебре, - начал говорить мужчина. – Потому что я даю вам партийное задание, - я, как и все другие ученики, удивленно посмотрел на учителя, а он, прихрамывая, проходил по моему проходу, оставляя на парте по два чистых листка. Мне стало плохо. Только не это... - Вспомните формулировки всех теорем, что вы проходили в прошлом году, - кабинет потонул в стоне недоумения смешанным с ужасом. – Напишете доказательства хоть одной из теорем – молодцы. Двух и более, так вообще умницы и умники! Ах, да. Забыл сказать. За это вы получите оценку.
Хоровой крик «Что?!», наверное, услышала вся школа. Роман Васильевич ответил на него тяжелым вздохом и совсем не сочувствующие, даже, скорее, издевательски, произнес: «Да-а, я вам сочувствую».
Я посмотрел на свой лист. Ну и что мы там проходили? Не успел я задать себе этот вопрос, как перед глазами возникла страница из учебника с теоремой о средней линии трапеции. Пока видение не исчезло я быстро «переписал» теорему на листок. Вроде она легкая, можно и ее доказать.
- Роман Васильевич, - позвал я учителя. – А лемму тоже писать?
- Какая еще лемма? – зашушукались в классе.
- Напиши, - кивнул мужчина.
- Что за лемма? – не унимались одноклассники, странно на меня поглядывая, но я проигнорировал их, продолжая строчить на бумаге.
Спасибо маме, что заставила меня повторить пройденный материал, хотя она меня и не заставляла. Но если бы она не сказала его повторить, то фиг бы я это сделал, зато сейчас уже листок дописываю. Кстати, надо новый попросить. Роман Васильевич, когда я попросил у него еще один лист, ошарашено на меня уставился, как и все в классе, но требуемое дал. Я продолжил писать все, что выдавал мне мозг, и от усердия высунул кончик языка.
Звонок с урока прозвенел одновременно с тем, как я дописал последнюю теорему. Гордо осмотрев свою работу, я поднялся с места, намереваясь ее отдать учителю, но меня толкнули назад на стул. Я поднял глаза и увидел Пашу. Он выхватил у меня из рук четыре мелко исписанные страницы и разорвал их пополам. Я смотрел на это, открыв рот не в силах что-нибудь сказать, лишь глаза заметались из стороны в сторону и встретились с глазами Романа Васильевича, который молча наблюдал, как Паша разрывает мою работу уже на четыре части, а затем на шестнадцать и напоследок с улыбкой осыпает меня ею.
- Ульянов, сдавай быстрей работу и сваливай отсюда! – прикрикнул мужчина. – Леванов, тебя это тоже касается!
Я, неверующе, уставился на Романа Васильевича. Он что, шутит? Он же видел, как Паша порвал мою работу! Сам парень послушно опустил свой листок на учительский стол и, насвистывая, вышел из кабинета.
- Леванов, я жду!
- Издеваетесь? – сквозь зубы поинтересовался я. – Вы прекрасно видели, что Паша порвал мою работу! Почему Вы его не остановили? Почему не помогли мне?
- Ну, так тебе же нравится терпеть унижения. Я не собираюсь помогать тому, кто сам себе не хочет помочь, - на лице мужчины проступила брезгливость, он смотрел на меня так, словно я какое-то противное насекомое. – Работы, я так понимаю, у тебя нет... Два. Свободен.
От таких слов я забыл и про боль в теле, и про головокружение, и про тошноту. Меня просто потряхивало от злости. Схватив рюкзак, я быстро закинул в него письменные принадлежности и резко дернул замок, чуть не вырвав собачку. Перекинув сумку через плечо, я с топотом направился на выход, но у самых дверей меня окликнул мужчина.
- Подожди, Леванов. Ответь мне на два вопроса.
Как бы мне ни хотелось уйти, с силой хлопнув дверью, да так, чтобы с потолка рухнула штукатурка (причем, желательно, на Романа Васильевича), я все же замер на месте и оглянулся. Мужчина складывал только что написанные работы в аккуратную стопку.
- Ты собираешься поступать в институт в другом городе, так ведь? – спросил он, не глядя на меня.
- Да, - грубо ответил я.
- Угу, хорошо, - он постучал работами по столу. – Значит, ты собираешься бросить свою мать тут одну, вместе с отцом?..
Я оцепенел и широко распахнул глаза. Что? Нет! Но... Но ведь получается, да. Я собираюсь сбежать отсюда и бросить маму одну.
- Иди, Леванов. Этот вопрос не требует ответа, и так все ясно, - горько произнес Роман Васильевич.
Я послушно развернулся и на автомате вышел из кабинета.
Я никогда не думал об этом. Никогда не думал, что мама останется здесь, я лишь хотел очутиться где-нибудь далеко, где меня никто не знает, где я могу начать жить сначала. Но сейчас, после слов учителя, я не уверен, что смогу так поступить. Пускай мама не знает, что творится в моей жизни, но она все равно всегда поддерживала меня во всем, как бы сильно она ни уставала, она всегда находила время поговорить со мной и всегда защищала от отца. Бросить ее тут одну это сродни предательству, я считаю. Я не могу так поступить. Нет.
Задумавшись и все еще находясь в оцепенении, я не заметил, как врезался в кого-то. Голова рефлекторно задралась верх, чтобы посмотреть, кто оказался моим препятствием. С губ сам по себе вырвался стон. Денис... При виде же меня парень наоборот расплылся в улыбке и схватил за волосы, наклоняя мою голову назад.
- Очнулся, педик. Отлично! Сейчас я тебе сполна верну должок, - улыбка Дэна превратилась в усмешку, от которой у меня побежали мурашки по спине.
Я шмыгнул носом один раз, второй, третий... И вдруг разрыдался. Парень от неожиданности отскочил от меня и удивленно захлопал ресницами, а я продолжал заливаться слезами. Да что же это такое! Если я не уеду отсюда, то уверен, что Паша и Денис будут мучить меня до конца жизни. Город-то у нас не очень большой. Я до сих пор поражаюсь тому, как до родителей не дошли слухи, что их сын – гей. Отец меня наверняка убьет за это. Но я не хочу всю свою жизнь прожить так, как живу сейчас! Не хочу вечно испытывать страх! Все! Надоело! Больше я так не могу!
Поднявшись на ноги (и когда я только успел оказаться на полу?), я вытер со щек слезы и, гордо вскинув подбородок, прошел мимо офигевшего Дениса. Я больше не намерен, молча сносить все издевательства. Да и потом, чего мне бояться? Парни и так постарались, проведя меня по всем кругам ада. Хуже, чем сейчас, быть просто не может, а раз так, то я объявляю войну!
Можно я выйду в окно?
Я сидел на экономике и слушал про различные кризисы, когда девушка, сидящая впереди меня - Алла - обернулась и быстро положила на парту свернутый листок бумаги. Удивленно приподняв брови, я развернул его и смог полюбоваться на почерк, а-ля курица лапой, Паши и прочитать его послание: «Не смей уходить после уроков». Рука сама по себе смяла бумажку и прицельно запустила ее в макушку парня. Ну а что? Цель-то большая. Народ, что сидел впереди меня, пораженно обернулся. В их глазах ясно читалось, что я смертник. Паша завис на секунду, глядя на бумажку, что, отскочив от его тупой башки, приземлилась в проходе, и тоже повернулся. Наши глаза встретились, и я сделал то, что хотел сделать перед началом геометрии. Показал ему средний палец.
- Ты что, псих? - восхищенно-удивленно спросила Алла. Я лишь пожал плечами.
Паша повернулся назад к доске, а через полминуты на моей парте оказалась новая записка, состоящая из двух слов: «Ты труп». «А ты мудак» - написал я в ответ и передал записку вперед. В этот раз парень оглянулся молниеносно и, расплывшись в многообещающем оскале, провел пальцем по шее. Раньше бы у меня от такой его "улыбочки" подкосились ноги, да что врать, меня и сейчас пробрал озноб, но я каким-то чудом нашел в себе силы и, не отрывая глаз от парня, тоже растянул губы в улыбке. На лице Паши отразилась просто гамма чувств, и, самое главное, среди них было недоумение. Он не понимал, что происходит, не понимал, с чего вдруг я начал огрызаться. От этого мне захотелось смеяться.
Но все же, после экономики надо будет поскорей сваливать домой. Одно дело - нарываться и огрызаться с расстояния, а другое - получать за это. Вначале мне надо все четко продумать. Одними записочками и улыбочками тут не обойтись. Надо придумать что-нибудь такое, чтобы от меня отстали... Это, конечно, произойдет не сразу, но все же... У меня должен быть план каждой контратаки на издевательства Паши и Дениса, и не только на них. Так, приду домой и все хорошенько обдумаю.
В голове промелькнула моя любимая фраза: «Ах, какая жизнь тогда настала бы...». Вот и посмотрим, какая она настанет.
Звонок с урока был ожидаем, потому что я ни на секунду не отводил взгляд от своей «деревянной» Nokia. Швырнув учебник, тетрадь и ручку в рюкзак, я на бегу из кабинета, закрыл его. Мне вслед раздалось веселое улюлюканье, а это значило только одно. Паша бежит за мной. Чтоб проверить догадку, я оглянулся, из-за чего чуть не споткнулся на протертом линолеуме и не пропахал носом пол, но каким-то чудом удержался на ногах, только пропрыгал на одной ноге метра два - точно. Пока я радовал народ в коридоре своими акробатическими трюками, Паша стал меня догонять.
- Денис, держи его! – закричал мой преследователь.
Я посмотрел вперед и увидел у самого начала коридора, возле лестницы, Дэна. Денис оторвал взгляд от своего собеседника и повернул голову в нашу сторону. На его лице тут же заиграла улыбка. Парень встал посередине коридора, сложив руки на груди, и начал дожидаться, когда я сам прибегу к нему. Ну да, как же. Размечтался. Притормозив, я совершил самую большую глупость в своей жизни. Хотя нет, как мы уже выяснили, самой большой глупостью было это признание в моей ориентации. Но то, что я сделал сейчас, точно занимало второе место. Я забежал в туалет. И вот какого черта?..
- Добегался, урод? – громко спросил Паша, когда я стоял в центре мужского туалета и вертел головой по сторонам в поисках укрытия.
Услышав его голос, я вздрогнул и резко обернулся. Паша был в ярости. Это было видно по его расширенным зрачкам и по тому, как исказилось его лицо, и как он хрустел пальцами, разминая руки. Меня просто приковало к месту от страха. В горле моментально пересохло. Я впервые видел его таким. И впервые мне захотелось заорать о помощи во всю глотку. Я даже взмолился всем Богам, чтобы кому-нибудь из учителей вдруг приспичило зайти в ученический туалет. Вру. В голове билось имя только одного учителя. Романа Васильевича. Но фиг мне подфартит дважды, и мужчина вновь меня спасет.
«Я не собираюсь помогать тому, кто сам себе не хочет помочь».
Воспоминания о словах мужчины словно отрезвили меня. Я сжал кулаки, стараясь унять дрожь во всем теле, и с вызовом глянул на Пашу.
- Урод? А где же твое фирменное «педик»? – пускай получилось и пискляво, но я был собой горд.
В следующую секунду и без того больную скулу обожгло новой волной боли. Я грохнулся на пол, ударившись задницей о плитку. Своим ударом Паша содрал корочку запекшейся крови, и теперь я чувствовал, как она вновь потекла из раны. Приложив просто титанические усилия, чтобы не взвыть и не схватиться за место удара, я уперся руками в плитку и неспешно стал подниматься, одновременно говоря: