— И?
— Мы тут на даче начали летнюю кухню строить. Прерываться на месяц не вариант, так что надо, чтобы кто-то за рабочими присмотрел.
— Этот кто-то — я? — обреченно спросил Антон, прекрасно понимая бессмысленность этого вопроса. Но утопающий хватается за любую соломинку.
— Пожалуйста, милый! Я понимаю, что тебе в деревне хорошо и Ромка там. Но выбора нет. Мы с отцом уже все варианты передумали! Как ни крути, на тебя вся надежда. А Ромочку зови в гости. Пусть месячишко у нас поживет, погода чудесная, погуляете.
Антон силился что-то сказать, но как объяснить папе, что помимо Ромки в деревне его держит еще один человек, которого без долгих объяснений не пригласишь, он не знал. Ситуация была безвыходной, так что Антон выдавил:
— Конечно, па. Что насчет билета?
— Мы уже купили, — виновато ответил папа. — Через два дня на ночной поезд. Успеешь собраться?
Это было совсем уж издевательством. Антон думал, что у него в запасе есть по крайней мере неделя, пока вернется дед. За это время можно было успеть хотя бы разобраться в себе и, что уж греха таить, в отношениях с Костей. Теперь, понимая, что нет даже злосчастной недели, Антон особенно остро ощутил связь с альфой. Безнадежную, бессмысленную, но такую внезапно крепкую, что хотелось разрыдаться.
— Успею, — выдохнул он в трубку, пытаясь сосредоточиться и убрать из головы противный звон.
— Отлично. Дед в курсе, я уговорил его не срываться, так что ключ просто оставь у Ромочки. Спасибо, милый, ты жутко нас выручаешь! Прости, что так внезапно, — затараторил папа.
Антон только угукал. Говорить что-то не было ни сил, ни желания. Внутри вяло клокотала обида, хоть он и понимал, что папа не виноват. Да и никто не виноват.
Антон попрощался с явно спешащим куда-то папой и повернулся к недоумевающему Ромке.
— Я уезжаю через два дня. Родители строят летнюю кухню, надо присмотреть за рабочими.
Он безнадежно смотрел на огорошенного друга. В горле мерзко покалывало близкими слезами, и Антон запрокинул голову, не давая им пролиться.
— Пипец, — протянул Рома.
— Но я, конечно, буду рад тебя видеть. Точнее, вас, — многозначительно сказал Антон. Идея ему нравилась, тем более что места и в квартире, и на даче было предостаточно. Да и лишних вопросов от родителей не будет.
Но Ромка отрицательно покачал головой:
— Извини, Тош, не получится. Один я не уеду — Саня просто не сможет без меня, и вместе мы тоже не сможем уехать — у альф же стая формируется.
Вид у него был крайне виноватый, но опять же злиться на друга было не за что, так как причина была не в нежелании, а в гребаных обстоятельствах. Антон покивал и закрыл глаза.
— Ты уж извини, — выдавил он, — я сегодня никуда не пойду. Сил никаких нет, надо собраться, да и портить остальным настроение своим кислым видом не хочется. Возьми ключ и закрой меня снаружи. Я, если что, через сарай выйду.
— Давай я тоже не пойду.
— Не. Иди. Хочу сегодня побыть один, подумать. — Антон надеялся, что дрожи в его голосе не слышно.
— Ладно, — отозвался как всегда все понимающий Ромка.
Он быстро влез в куртку и вышел за дверь. Только когда скрипнула калитка, Антон позволил себе расплакаться. Конечно он понимал, что в любом случае бы уехал, но хотел быть хотя бы морально к этому готовым. Где-то за неделю до отъезда начал бы потихоньку прощаться и уговаривать Ромку приехать на каникулы в гости. Эти планы и взаимные обещания худо-бедно сгладили бы горечь. И да, был еще Костя. Антон старался не думать, что больнее всего расставаться именно с ним. Ведь шанс увидеться раньше следующего лета минимален. Да и не был Антон уверен, что Косте это нужно. Они ведь ничего друг другу не обещали, в любви не признавались и все такое. Антон даже не был уверен, что Костю не ждет дома какой-нибудь миленький омега. Он вообще ни в чем уже не был уверен.
Глава 5.
Сбор вещей не клеился. Антон по десять минут стоял над каждой тряпкой. Для того чтобы взять себя в руки и решить, брать ли ее с собой, высылать почтой или вообще оставить здесь и не париться, требовались поистине титанические усилия. Наконец он решил не мучиться и отложить все до завтра, расправил Ромке постель и застелил ее чистым бельем. Потом звякнул деду, наскоро обсудил родительское решение и плюхнулся все в то же кресло.
Громкий стук оказался неожиданностью. Странным было в особенности то, что стучали явно в заднюю дверь, хоть и делать это посторонний человек точно не стал бы. Да и время для посторонних было неподходящим. Первый испуг прошел, и Антон решил, что это Ромка. Потерял ключ или еще почему-то решил постучать. Он выбежал на сарай, поеживаясь от прохлады и, ни секунды не сомневаясь, открыл дверь.
Костя был весь напряженный, сравнение с натянутой тетивой было, пожалуй, самым правильным. Он пристально вглядывался в Антоново лицо и чуть подавался корпусом вперед, словно желая войти и не решаясь. Антон скользнул взглядом по его распушившимся от влаги волосам, подавил явно неуместное сейчас желание их пригладить и отступил на шаг. Костя вошел в дом и приблизился вплотную. Лампочку Антон не включал, и мутный свет из открытой двери делал фигуру Кости еще более внушительной.
— Ты уезжаешь? — хрипловато спросил Костя.
Он нависал, поигрывая желваками и мерцая глазами. И последнее вовсе не было оборотом речи. Глаза у Кости периодически посверкивали, недвусмысленно намекая на не совсем человеческую суть. Антон только покивал, от странного волнения не решаясь заговорить. В ответ альфа застыл окончательно. Четко обрисовались напряженные челюсти и мышцы шеи, не скрытые одеждой. Антон тоже замер, не понимая, как реагировать. Не то чтобы он боялся, но какое-то парализующее волнение перед явным физическим превосходством имелось.
Однако, Костя вдруг выдохнул, резко, сквозь зубы, и повернулся к двери. Никаких сомнений в том, что он уйдет просто не могло быть, но альфа у самого порога обернулся и спросил:
— Что ты решил относительно моего предложения? Тянуть уже, вроде как, некуда.
И отчетливо понимая, что это конец, что второго шанса уже не будет, Антон, не сомневаясь ни капли, выпалил: «Да». Удивительно, но об этом он не пожалел. Ни когда Костя начал медленно, почти по-звериному то ли приближаться, то ли подкрадываться. Ни когда сам он рванул в дом, отчетливо ощущая за собой преследование. Ни когда стянул с себя толстовку и обернулся. Просто не было ни малейших сомнений. Было страшновато, да. Особенно когда Костя звякнул пряжкой ремня и вжикнул короткой молнией на джинсах. Страх этот был гадким, безрассудочно-паническим. Антона начало потрясывать, зубы постукивали, и казалось, в комнате дикая холодина. Он обхватил себя за плечи и стиснул челюсти, надеясь, что это поможет хотя бы визуально прикрыть страх. Но Костя вздохнул, улыбнулся и застегнул джинсы.
— Что-то мы совсем не с того начали, — покачал он головой.
Потом протянул вперед руку ладонью вверх и осторожно, выверяя интонацию, спросил:
— Боишься?
— Не понимаю, — честно ответил Антон, — такое ощущение, что дико холодно.
— Тогда давай просто полежим рядом. Я тебя погрею. У меня ведь быстрый обмен веществ и высокая температура тела… Тош, ты помни просто, что я не зверь. Ничего, что бы тебе не понравилось, ничего, что ты бы сам не захотел. Всегда, в любой момент я остановлюсь. Время еще есть, даже если ты все-таки не передумаешь. Давай не будем торопиться.
Последняя фраза была настолько выбивающейся из этого образа «альфа, успокаивающий омегу», что Антон даже фыркнул. И ему тут же полегчало. Конечно подзнабливать не перестало, но зубы уже не стучали.
Они улеглись на кровать и прижались друг к другу. Антон попытался повернуться к Косте лицом, но тот уверенно развернул его на другой бок:
— Так тебе спокойнее будет.
Так вправду было спокойнее. Антон ждал какого-нибудь явного или не очень эротизма, но его отчего-то не было, хотя поза располагала. Костя обхватил его рукой поперек талии и прижался грудью к спине, но вот пахом как раз не прикасался, согревая своим теплом на расстоянии. Он не пытался тискать или поглаживать, просто лежал рядом, и напряжение постепенно ушло. Стоило расслабиться, на Антона сразу накатило то ощущение близости с альфой, от которого острее воспринимаются запахи и начинает свербеть в паху. Откровенно говоря, он полагал, что Костя дремлет или глубоко задумался о чем-то своем: дыхание у него было ровным и глубоким. Но стоило Антону тяжело сглотнуть от накатившего возбуждения, Костя уткнулся носом ему в затылок и глубоко вдохнул. Выдохнул он Антону в шею, в ту самую ямку, от прикосновения к которой того всегда словно прошивало. Сейчас же это было еще острее. Антона тряхануло, он выгнулся и притерся задницей к Костиному паху. В общем-то, идеальный момент, чтобы развернуть его и сделать то, что хочется, потому что мозги у Антона поплыли. Но Костя лишь скользнул ладонью ему под футболку, останавливая ее над ремнем мягких домашних штанов. И снова никаких широких, властных движений. Лишь жар от руки, и легкие плавные касания мизинцем низа живота, аккуратные, круговые поглаживания, от которых Антон будто окаменел. И все в сопровождении горячих выдохов в шею и коротких, непредсказуемых касаний шейной ямки кончиком носа.
Какое-то время Антон пытался справиться с собой. Часто дышал приоткрытым ртом, дрожал, но ничего не пытался предпринять. Его хватило ровно до того момента, пока Костя не обхватил губами мочку его уха. И тогда он буквально взвыл. По крайней мере, ему самому позже никакого другого определяющего слова в голову не пришло. Антон вцепился пальцами Косте в волосы и принялся тереться об него задницей. И не было больше ни страха, ни сомнений, ни моральных терзаний относительно того, чем он занимается и как это выглядит со стороны. Было просто хорошо, и Антон брал от этого состояния все, выжимал его досуха.
Он совершенно не помнил, как Костя раздел его и усадил к себе на колени. Отпечатался в памяти лишь момент, когда рука альфы обхватила оба их члена, соединяя, и принялась двигаться в парадоксально идеальном ритме. Антон мотал головой, терся щеками о Костины скулы и мелко двигал бедрами, регулируя заданный темп. Хорошо было до тошноты, и при этом мало. До тех пор, пока Костя не обхватил его за затылок свободной рукой и не прижался крепко к губам. И если раньше Антон полагал, что ему везло с альфами и целовались те очень неплохо, то сейчас полностью поменял мнение. Потому что настоящий поцелуй у него случился вот только что. Тот самый головокружительный, вышибающий дух поцелуй, от которого, кажется, отмирает что-то в мозгах.
Антон вскрикнул Косте в рот, ощутил, как сжалась ладонь на его члене, и кончил, трясясь от накатившего удовольствия, которое не смазал даже слегка болезненный укус в плечо. Сил держаться вертикально просто не было, так что он навалился на Костю, чувствуя его дыхание в место укуса. Посидев так несколько секунд и придя в себя, альфа осторожно разжал челюсти, зализал ранку и уложил Антона на постель. Тот справедливо полагал, что Костя ляжет рядом или пойдет за полотенцем, но ошибся. Альфа приподнялся на коленях, и принялся размазывать по животу и плечам Антона их смешанную сперму. Она почти мгновенно подсыхала, холодила и стягивала кожу. Было не слишком приятно и совершенно непонятно, поэтому Антон поднял голову с подушки и вопросительно глянул на занятого Костю.
— Мой запах. Он должен остаться на тебе. Понимаю, что ощущения так себе, но это обязательный момент, так что потерпи еще минут десять. Потом можно будет обтереться.
Закончив с размазыванием, Костя легко спрыгнул с кровати и, судя по звукам, вымыл на кухне руки. Вернувшись, он на несколько секунд замер в дверях и потянул носом. Антон заметил те самые золотистые всполохи, которые выдавали нечеловеческую суть альфы, но в этот раз ни капли не испугался. Костя моргнул, прогоняя их из глаз, и плавно приблизился к кровати. Собственно, ничего больше он не обязан был делать, но согласно всем невысказанным желаниям Антона, улегся рядом, повернул его к себе лицом, и продолжил убеждать, что никогда прежде Антон не целовался.
Наверняка прошло куда больше десяти минут, когда резкий шум дождя, бьющего в окно, отрезвил их. Костя чуть отодвинулся, бесконечно нежно улыбнулся и невесомыми поцелуями прошелся по щекам и переносице Антона.
— Больше всего я сейчас хочу остаться, — прошептал он, не сводя с омеги глаз, — но скоро придет Рома, и мне пора идти. Тебе помочь обтереться?
Антон отрицательно покачал головой. Костя кивнул, еще раз поцеловал его и слез с кровати. Антон поднялся следом, накинул футболку, натянул штаны и потопал провожать альфу. По дороге Костя поднял свою ветровку, которую бросил прямо на пол, и, морщась, натянул ее. У открытой двери они снова замерли, просто не находя в себе сил расстаться. Костя кончиками пальцев обводил контуры Антонова лица, а тот блаженно жмурился, и чуть поворачивал голову, подставляясь под ласку.