Антон побросал сумки в комнату и наскоро вымыл полы и вытряс половики. Дед в это время успел приготовить нехитрый ужин, но он только выпил молока и припустил в баню. Маленькое окошко, почти полностью скрытое за разросшейся смородиной, пропускало минимум света, и Антон, побаивающийся темноты, не мог отделаться от ощущения чьего-то присутствия рядом. Сразу вспомнился и побег из аптеки, и тот животный страх, который гнал от невидимого преследователя.
Домывался Антон в страшной спешке, с горем пополам промыв волосы и ошпарив ногу. Он чуть не упал, запутавшись в трусах, которые упорно не хотели натягиваться на влажную кожу, бешеным кузнечиком проскакал по доскам мостовой до дома, и только захлопнув тяжелую входную дверь и привалившись к ней спиной, смог нормально выдохнуть. Сколько еще он будет писаться как истероид из-за одного хренового мудака? Дерьмо!
Антон стукнул кулаком по двери, обозвал себя тряпкой и мнительным придурком, припомнил, с какой уверенностью Алексей утверждал, что теперь бояться ему нечего, и слегка успокоился. Он взбежал по лестнице, забросил влажное полотенце на сушилку, передал банную эстафету деду и принялся за разбор сумок. К его тихому ужасу рядом с сумками обнаружились коробки с теми вещами, которые он переслал сюда почтой. Антон застонал и решительно взялся за дело.
Когда он закончил, то от души сожалел, что решил встретиться с Ромкой сегодня. Перспектива завалиться на мягкую постель и проспать минимум до середины следующего дня выглядела куда заманчивее. Но Антон был хозяином своего слова, он напомнил себе о нестерпимом желании узнать, что происходит между Ромкой и Сашей, и потешился мечтой о том, что друг утомился прополкой и наверняка уже видит десятый сон.
Но Ромка был бодр и свеж и настолько заразителен этим своим энтузиазмом, что сон с Антона скоро слетел, и он чуть ли не скакал по тропинке вдоль реки, выпытывая у краснеющего Ромы, что же это за новенький такой и с чем его едят. Тот поначалу вяло отнекивался, но в итоге признался, что действительно встречается с Сашей и, кажется, действительно его любит. Такое откровение от скрытного Ромки было чем-то поистине значимым, так что Антон оставил эту тему и переключился на обсуждение дел друзей и друзей друзей и других местных, чьи имена он только слышал.
— Почему ты так внезапно приехал? — Вопрос прозвучал громом среди ясного неба, когда в разговоре наступила очень легкая и умиротворяющая пауза, и, казалось, каждый переваривал свалившуюся на него информацию.
Антон помолчал, раздумывая, что можно, а что нельзя говорить старому другу, единственному, кроме Дена, кому он доверял безоговорочно, и рассказал ту часть истории, которая еще не омрачилась мистикой. Не то чтобы Антон сомневался в Ромке, но не сможет ли вся информация ему навредить, не был уверен.
— Все из-за моего бывшего. Мы познакомились на дне рождения Дена. Он… был скорее нужным человеком, чем другом. Максимум приятелем. Ден был против еще в самом начале, даже предостерегал, но как-то, знаешь, неуверенно, что ли. Я тогда подумал, что это как всегда песня с альфьей полигамией, и Ден боится за мое разбитое сердце. Я был свободен, а он так красиво и оригинально ухаживал. Не банальные деньги, а именно фантазия. Пикники у пруда, спонтанные поездки в какие-нибудь красивые места, книга, которая нужна для учебы, но достать ее сложно. Конечно я влюбился. Но, наверное, было в нем что-то, что настораживало. В общем, когда он стал подводить к сексу, я взбрыкнул. Не то чтобы я ждал одного единственного или настаивал на интиме только после брака, но… хотелось кого-то особенного. Я хотел почувствовать, что именно с этим человеком должен, – Антон выделил это слово, – быть мой первый раз. Когда я отказал, он распсиховался. Так безобразно, омерзительно не по-альфьи. Я тогда решил просто расстаться, и он вроде бы согласился. Где-то неделю молчал, а потом приехал с цветами. Я решил дать ему второй шанс, потому что подумал, мало ли устал, проблемы на работе, а тут я еще ломаюсь. Но все пошло не так. Наши отношения стали похожи на охоту. Умную такую охоту. Он пытался затащить меня в постель, а я делал все, чтобы туда не попасть. Романтики не осталось, чувств, наверное, изначально не было. Я устал и тогда уже окончательно решил закончить все это. А он на удивление спокойно воспринял мое решение, тогда было даже странно. А потом приехал вечером, попросил выйти к подъезду. Сказал, что давно приготовил мне подарок и хочет отдать, типа как прощальный. Выходить не хотелось прямо зверски, погода еще такая ужасная была, слякоть, холод, но и обижать человека не хотелось. Я вышел. Успел заметить только, что у него странный взгляд, прежде чем он всадил мне в руку шприц. Очнулся я в какой-то деревушке, когда он вытаскивал меня из машины. И больше никакой нежности не было. Мат, толчки и обещания выебать меня до кровавых соплей. Было очень страшно, Ромыч, особенно когда я увидел, что в доме, куда он меня привел, были еще альфы. Он сказал, что отдаст меня им, если я не буду послушным. Собственно, выбора не было. Слава богу, Ден и мой отец очень уж тревожные, так что в моем кулоне, – он показал Ромке небольшую подвеску на длинной цепочке, – есть маячок. И я стал тянуть время. Все обошлось, но у меня до сих пор мороз по коже от взглядов тех альф. И сейчас я даже боюсь предположить, чего они хотели и что бы меня ждало, не будь маячка. В общем, этот мудак после всего начал меня преследовать, а так как парень он не простой, а очень и очень сложный, то меня решили отправить сюда. Тем более, ехал я машиной и никаких зацепок, вроде купленных билетов, не оставил.
— Просто пиздец, — ошарашенно резюмировал Ромка. — Вот поэтому я категорически против этих ваших мегаполисов.
Он действительно весьма двойственно отнесся к Москве. С одной стороны, был, безусловно, восхищен всей грандиозностью и красотой столицы, с другой же, оказался буквально растоптан ее жесткостью и бешеным ритмом жизни.
— Нет, я, конечно, понимал, что есть окончательно двинутые альфы, но не настолько же! — взволнованно продолжал он. — Слушай, оставайся здесь. Поедешь потом со мной. Будем снимать напополам квартирку или комнату. — Ромка учился в ближайшем крупном городе и во время учебы жил там, от души наслаждаясь полнейшей свободой.
— Посмотрим, Ромыч, — нерешительно ответил Антон, — я пока вообще здесь бессрочно и даже не знаю, что там делается для моего спасения. Все так спонтанно вышло! Пипец просто. Слушай, вся эта хрень мне тяжело далась, так что давай о чем-нибудь другом?
— Легко!
Оно и правда вышло легко и растянулось на полночи. В итоге, домой Антон заявился вымотанным, но бесконечно счастливым. Ему показалось, что прошло минут пять от силы, когда дед аккуратно, но бескомпромиссно его растолкал:
— Тош, время десять. Сходи в магазин, пока хлеб сегодняшний не разобрали.
Сам дед особо «в свет» не выбирался. Был он не слишком общительным, к тому же старался не попадать под прицел престарелых омег, коих в деревне было в разы больше альф. А магазин был у них, пожалуй, единственной точкой сбора. Так что приезд внука в этом смысле рассматривался как манна небесная, и уговорить деда сходить самому и дать выспаться было невозможно. Потому Антон со скрипом поднялся, быстренько привел себя в порядок и натянул спортивный костюм, надеясь, что на обратном пути устроит пробежку вдоль реки.
Многочисленные посетители магазина, большая часть из которых пришла просто поболтать, встретили Антона радушными улыбками и препарирующими взглядами. Он вежливо со всеми поздоровался и принялся уклончиво отвечать на вопросы, благо большая часть из них касалась безопасных тем учебы и родителей.
Наконец хлеб был куплен, а болтуны оставлены за тяжелыми дверьми магазина. Антон выскочил на улицу, сделал судорожный вдох и поморщился: пробежка совершенно определенно отменялась. Дед не шутил насчет жары. Вчера, погрязнув в хлопотах, Антон и не заметил насколько жарко на улице — все же в доме было достаточно прохладно, зато теперь оценил адское пекло во всем его великолепии.
Он закинул сумку на плечо и двинулся к дому, вяло прислушиваясь к орущей из близлежащего дома музыке. Мостовые оказались привычно загажены и столь же привычно раздолбаны, поэтому большую часть пути Антон смотрел себе под ноги. Поднял голову он в самый нужный момент. Из-за поворота вырулил Костя. И вот тут-то началось самое интересное. Он увидел идущего ему навстречу Антона, весь дернулся и заметался взглядом по сторонам, видимо думая свернуть куда-нибудь. Взгляд его при этом был таким испуганно-обреченным, какой Антон не видел у альф ни разу за всю свою жизнь. Потом, скорее всего вспомнив о своей брутальности, Костя собрался — этот процесс можно было оценить невооруженным глазом — и двинулся Антону навстречу. И когда альфа был уже совсем близко, Тоша решил воспользоваться своим шансом. Как только они поравнялись, он протянул руку, нежно прикоснулся к Костиному запястью и почти выдохнул:
— Привет.
Альфа отскочил в сторону одним прыжком, вытаращился на чуть не лопающегося от сдерживаемого смеха Антона и приоткрыл рот. И, господи, эти несчастные щенячьи глаза с бровками домиком ну нисколечко не вязались с образом грозного едкого альфы, которого так боялся Антон. Тоша почувствовал себя Невиллом Долгопупсом, перед которым стоял боггарт-Снегг в наряде бабушки. Словом, хохот начал душить еще сильнее. Он еще раз кивнул и быстрым шагом почесал к дому. Сил хватило только на то, чтобы отойти на приличное расстояние, а потом Антон заржал и хохотал до самого крыльца. На вопросы деда отмахнулся, выложил хлеб, переоделся в почти неприличные шорты и потопал на огород. Посадок хоть и было немного, но они требовали регулярной прополки.
К обеду Антон был усталым, омерзительно потным и обгоревшим, зато грядки радовали глаз. Он ополоснулся прохладной водой, тихонько подвывая на каждом ковшике, намазался сметаной, потому что ничего другого от солнечных ожогов в доме отродясь не водилось, и принялся за уху. С зеленым лучком пошло на ура. Проголодавшийся с утра парень слупил две тарелки, разомлел и, пообещав деду, что посуду вымоет сам, кулем свалился на кровать. Проснулся он от осторожного прикосновения к плечу. На него с плохо скрываемым умилением таращился расфуфыренный Ромка.
— Я пришел позвать тебя на дискотеку, спящий красавец. Пойдешь?
С одной стороны, Антон, несмотря на продолжительный сон, чувствовал себя разбитым и не до конца отдохнувшим, к тому же лицо горело, сигнализируя о своем помидорном цвете. С другой же, он отчетливо понимал, что не уснет больше, а маяться бездельем не хотелось совершенно. Кроме того, вспомнилось утреннее происшествие с Костей, и Антону очень захотелось отколоть что-нибудь в таком же духе. Надо ведь узнать, на самом ли деле Константин в душе невиннее десятилетней омежки или это утро так на него влияет.
Антон вяло пробубнил Ромке свое «угу», почистил зубы и умылся, с удивлением отмечая, что лицо вовсе не такое красное, как он себе воображал. Наскоро привел себя в порядок, вытащил из шкафа любимую оранжевую майку и джинсы, на которых было, по словам деда, «дырьев больше, чем ткани». Консервативный Ромка от их вида только глаза закатил, но ничего не сказал. Что бы там ни думали отсталые слои населения, Антон своим внешним видом остался более чем доволен. Он покрутился перед ростовым зеркалом в коридоре, отмечая, что дневной ультрафиолет уже приятно лег на его загорелую кожу, и вареным раком он совсем не выглядит.
В клуб они притащились слишком рано. Видимо, Ромка недооценил скорости сборов друга, так как в темном помещении никто не танцевал. Несколько односельчан сидели на стульях, но крутить перед ними попой Антону не хотелось. Они с Ромкой тоже уселись, но тупо слушать староватые попсовые хиты было скучно, и парни вышли на улицу. Там тоже никого не было. У омег из их компании были дела, а альфы, скорее всего, где-то по традиции напивались.
Антон вдохнул удушающей жары, оттянул майку, остужая тело, и вопросительно взглянул на Ромку. Тот ответил задумчивым взглядом, а потом ухватил друга за руку и потянул куда-то в сторону пустующей летом школы. Когда он достал из зарослей травы двухлитровую бутылку с алкоголем какого-то дикого кислотного цвета, Антон очень удивился. Он уже перерос статусные подростковые пьянки и, если и выпивал, то качественный алкоголь в соответствующей атмосфере. Сначала он подумывал отказаться, но потом увидел хитрющий Ромкин взгляд, еле сдерживаемую улыбку и расхохотался. Вспомнилось, как они, тогда еще совсем зеленые и несмышленые, втихаря пили именно здесь, пьянея больше от собственной смелости, нежели от пива.
И хотя бурда в бутылке доверия не вызывала от слова «совсем», Антон решительно протянул руку и свернул крышку. Воняло убийственно, но ностальгия уже захватила мозг, погружая в почти забытое, и он смело хлебнул зверское пойло.
— Тош, я честно пытался купить пива, — скорбно глядя на скривившегося друга посетовал Ромка, — но кроме этой бурды вообще ничего не было.
— Пойдет, — выдавил Антон и протянул бутылку обратно. — Да ничего с нами не будет. Не по четырнадцать ведь лет.
Поначалу его оптимистичный прогноз действительно сбывался. Скоро тело наполнилось ватной легкостью, а из головы выскочили все ненужные мысли, вроде шибанутого оборотня или чудаковатого Антипова. Антон молодым козликом доскакал обратно до клуба, широко поулыбался альфам на крыльце, похвалил новую прическу друга детства и, хохоча, даже потрепал его по коротеньким волоскам на затылке. Серега вымученно улыбнулся в ответ, побледнел и принялся коситься куда-то в сторону. Антон мысленно поржал над северными недотрогами, чья интимная зона в разы превышала его собственную, и почесал танцевать. Он твердо принял решение, что от души поизгаляется над ними всеми… но чуточку попозже. Сразу после того как потанцует под еще одну супер-зажигательную композицию… И еще через одну. К тому моменту, когда Антон рухнул на стул, потому что быструю музыку сменила медленная, мир вокруг начал немного приплясывать и чуток кружиться. Он даже не сразу сообразил, что его зовут танцевать, а уж когда увидел, что приглашает его Костя, вообще впал в ступор. Логика в поступках этого парня не прослеживалась, хоть тресни. Видимо, Константин принял минуту молчания за отказ, потому что нахмурился и двинулся в противоположную сторону. Вид у него при этом был пренесчастный, так что, хоть это и было бы достойной местью, проигнорировать его Антон просто не смог. Он встал, привык к чудесам гравитации в голове, догнал Костю и ухватил его за плечо. Альфа обернулся, чуть нахмурился, а потом опять стал беззащитно-удивленным, каким-то по-детски трогательным. Антон хихикнул, сделал шаг назад и поманил его пальцем — жест пошловатый, но, учитывая Антоново состояние, донельзя подходящий. Костя тяжело сглотнул — было видно, как дернулся его кадык, резко вверх и обратно вниз — и шагнул к Антону. Осторожно обхватил его за талию и слегка привлек к себе. От духоты, пусть и медленного, но кружения Антона повело. Буквально через полминуты он обессиленно привалился к Косте и положил голову ему на плечо, почти уткнувшись носом в шею. От альфы умиротворяюще пахло чем-то таким сладко-сдобным, что никогда, в понимании Антона, не ассоциировалось с агрессией, и он расслабился. Кажется, даже успел на минуточку задремать. А потом его замутило враз и с такой страшной силой, что потребовалось титаническое усилие, чтобы не облеваться и не облевать Костю. Антон из последних сил выпутался из уже совсем тесных объятий и, преодолевая жуткое головокружение, которое никуда не делось, потащился к выходу.