нести стакан чая. И чтобы я мог с кем-то поделиться своими сомнениями. Однако мой компьютер находится в бюро, так что все это маловероятно (смеется).В моей жизни нет этого кого-то. В то же время я не чувствую себя одиноким в обычном смысле слова. Одиночество -хроническая простуда души. Одинокие люди, что доказано, на самом деле часто мерзнут. Многие из них, вместо того чтобы идти к психиатру, идут к терапевту, они промерзли изнутри, и не согреть их ни одеялом, ни алкоголем. Это своего рода вирус, потому что, стоит им только найти родную душу, все болезни у них проходят в одночасье. Нынче это называется психосоматизмом. Нельзя лечить тело, позабыв о душе, и наоборот. У большинства польских врачей, к сожалению, совершенно иной подход к своим пациентам, на самом деле они их просто не интересуют. Причина — в отсутствии времени на эмпатию, и такое отношение не удивляет, если взглянуть на то, как они зарабатывают и как интенсивно вынуждены работать. Они обязаны принять определенное количество пациентов за как можно более короткое время.
Дорота.Тогда они не должны быть врачами.
Януш.На мой взгляд, твоя оценка в этом случае чересчур сурова. К сожалению, такова действительность. Не знаю точно, но, кажется, не проводилось социологических исследований, чтобы определить, сколько людей становятся врачами по призванию.
Дорота.Точно так же, как ксендзами, — немного.
Януш.И эти люди просто вынуждены заботиться о своем существовании. Зачастую они работают в нескольких местах: в поликлинике, больнице, в службе скорой помощи. Подозреваю, что им не хватает времени на проявление эмпатии, даже если она есть внутри.
Дорота.Как ты думаешь, что чем человек старше, тем он хуже переносит одиночество?
Януш.До определенного момента одиночество просто пропорционально числу прожитых лет, но внезапно наступает своего рода пик, или энергетический кризис, когда, например, кто-то уходит на пенсию и попадает в абсолютную яму. Лишь немногие способны найти себе в этот период занятие, чтобы быть полезными. Возможно, мое писательство и есть тот запасной путь, на который я въезжаю своим локомотивом после перевода стрелок, это форма спасения от подобного состояния, когда вдруг исчезнут давление и стресс, которые дает работа. Но я смогу не поддаться одиночеству, поскольку буду понимать, куда двигаться дальше.
Дорога.Но литература не помассирует тебе затылок, не укроет одеялом, не подаст тебе чаю, не поедет с тобой в отпуск.
Януш.Да, это может сделать только близкий человек. Порой я с ужасом замечаю, как мало времени я в состоянии уделить своим родным. Тогда я чувствую дискомфорт и меня терзают угрызения совести, это приводит к тому, что я принимаю решение внести изменения в свою жизнь. В моем случае это решение принимается под Новый год или в день рождения — более существенный рубеж моей жизни. Но сколько раз я давал себе обещание, что не буду писать книг в течение года или же что буду работать над книгой медленнее, и сколько раз не исполнял их! Сегодня совсем другие времена. Все мы функционируем в системе связей. Если я не напишу книгу, издательство не захочет со мной сотрудничать, я подведу кого-то. Раньше на то, чтобы справиться со взаимными обязательствами, по крайней мере, отводилось гораздо больше времени. Помню, как я когда-то писал научные статьи в журнал и от написания такой статьи до ее издания проходил год. Нужно было этот материал отправить почтой в Штаты, затем возвращалась уже статья, предназначенная для авторской корректуры, которую я тоже отсылал почтой, потом мне присылали гранки. И не было места убийственной современной спешке. А теперь все посылается через Интернет, можно одновременно править и отдавать в печать пять статей. Мы живем в страшной спешке и потому люди не так мучительно ощущают одиночество, ведь они работают на самых высоких оборотах. Одиночество — серьезная болезнь, а большинство людей этого не сознают. Я сталкиваюсь с разнородными аспектами одиночества повседневно — когда писал «Одиночество в Сети», я прекрасно изучил эту тему. Кроме того, я написал также введение к книге Вой-цеха Кручиньского «Вирус одиночества» — невероятной, прекрасной психологической работе, описывающей явление «хорошего» и «плохого» одиночества и знакомящей читателя с многочисленными его видами. Одиночество, пожалуй, самый большой современный кошмар. Франкфурт — город абсолютных одиночек, это единственный город в Германии, в котором так много магазинов для
одиночек.
Дорота.В смысле, где продается готовая еда?
Януш.И висит множество плакатов, предлагающих войти на тот или иной портал с целью найти партнера. Может, это прозвучит высокопарно, но порой у меня впечатление, что Бог создал мир лишь потому, что чувствовал себя одиноким. И одиночество становится все более глубоким, вопреки сегодняшней действительности, которой, благодаря сотовым телефонам, средствам массовой информации и т.д., правит видимость всеобщей доступности и открытости. Но это лишь видимость, мы же сидим по своим домам и офисам одиноко, стуча по клавиатуре. Доказано, что люди неодинокие намного реже пользуются достижениями современной техники, прибегая к сотовому телефону или компьютеру лишь для работы или по необходимости.
Дорота.Сегодня даже сексом можно заниматься с помощью компьютера. Похоже, теперь все больше людей именно так удовлетворяют свои сексуальные потребности.
Януш.Согласен. Я интересовался этим вопросом, читал многие социологические исследования, изучал такого рода сайты. Существуют общедоступные результаты портала УаЬоо.сош, проводившего исследование этой проблемы: они подтверждают, что все больше людей удовлетворяют свои сексуальные потребности, мастурбируя перед компьютером, или достигают сексуального возбуждения, просматривая порносайты. Я знаю много пар,расставшихся по этой причине: он должен был уехать в Англию, она — остаться здесь с детьми. Они регулярно встречаются на виртуальных ужинах, пользуясь скайпом. Заказывают одно и то же вино, едят те же самые блюда и в определенный момент просто раздеваются перед миниатюрной камерой и занимаются друг с другом любовью дистанционно. Но они не вместе. Другие, в свою очередь, удовлетворяют себя таким образом, потому что боятся СПИДа, опасаются обмена структурных жидкостей, который происходит во время нормального сексуального сношения. А они не хотят ни обмениваться жидкостями, ни прикасаться друг к другу и в то же время жаждут получить сексуальное удовольствие. С точки зрения биохимии мозга оргазм, вызванный таким способом, имеет точно такую же химию, как если бы был достигут в реале. Качество переживаний для многих людей является сопоставимым. Кроме того, многие мужчины — заядлые сторонники промискуитета, их интересуют исключительно случайные сексуальные контакты с разными, постоянно меняющимися партнершами, которых они хотят иметь как можно больше. Интернет предоставляет им такую возможность, — две, четыре, шесть и даже десять партнерш, есть и такие мужчины. Женщины ничего не знают друг о друге, он общается с ними порознь, тем самым реализуя свои промискуитетные желания, эту эволюционную полигамность, встроенную в личность мужчин.
Дорота.Хотя бы виртуально.
Януш.Да, виртуально. Но проблема состоит в том, что постепенно они утрачивают способность к обычным сексуальным отношениям, потому что привыкают к чему-то совершенно иному и возбуждаются исключительно благодаря собственным фантазиям. Во время занятий любовью с нормальной женщиной или нормальным мужчиной, ибо эта проблема касается и женщин, секс кажется им слишком банальным или недостаточно изысканным. Некоторые, третья группа, обращаются к Интернету в связи с отсутствием времени. Они могут иметь секс, оставаясь в спортивном костюме, с полотенцем на голове, еще до ужина, сразу после того, как, вернувшись с работы, примут ванну.
Дорота.Ты занимался когда-нибудь сексом перед компьютером?
Януш.Нет, никогда. Хотя был свидетелем подобных ситуаций. Ведь есть любители, которые занимаются сексом публично, на специальных каналах.
Дорота.Заводятся от того, что на них смотрят.
Януш.Другие платят за подглядывание, существует даже специальный термин — виртуальный вуайеризм.
Дорота.Значит, ты подглядывал.
Януш.Да.
Дорота. Давай пока оставим тему взаимоотношений полов и вернемся к ней позже. У меня к тебе просьба. Я бы хотела, чтобы ты объяснил для всех читателей максимально просто и доступно, в чем состоит твоя работа. Но говори так, будто обращаешься к человеку, не знающему научных определений.
Януш.Хорошо, не буду начинать с определения массы. Я - химик-информатик, в последнее время даже появилось новое слово: химиоинформатик. Я защитил докторскую по химии, потому что в Польше оставалось окостенелое деление наук и не знали, как назвать область, к которой относится моя диссертация. Я должен был получить степень доктора химиоинформатики, или
информатики, которая служит решению химических проблем. Но такой области не существует. Было это на химическом факультете в Лодзи. Я не являюсь классическим, мокрым химиком. Я - - так называемый сухой химик. Я никогда не имел отношения к мензуркам, никогда не получал химических ожогов, потому что никогда не был в лаборатории. Для меня и для большинства моих коллег химия является записью молекул химических соединений, таких как бензол или этанол С2Н5ОН, в виде структур, которые можно представить на экране компьютера как графы. Наиболее популярно шестиатомное кольцо бензола. Ты помнишь три двойные связи? Для некоторых это так называемые улья. Каждая структура имеет свою формулу, каждая молекула, существующая на свете, включает нуклеиновые кислоты, которые входят в нашу ДНК и которых насчитывается три с половиной миллиарда.
Дорога.И ты их записываешь?
Януш.Эти структуры существуют, и люди знают, какие есть атомы, и какие связи, и как их можно нарисовать. Только не всегда рисунок является единственным решением. Зачастую не расскажешь о рисунке по телефону, поэтому ты должен присвоить этому рисунку некоторое название, но такое, чтобы, если это название услышал по телефону химик, он смог его нарисовать. Существуют определенные принципы создания названий этих структур, так называемая химическая номенклатура. Если ты кому-нибудь из химиков скажешь «ви-агра», тебя вряд ли поймут, потому что это название тривиальное (в данном случае маркетинговое), а не химическое. Точно так же, как никто не нарисует Дороту Веллман, услышав ее фамилию.
Дорога.Отчего же, два кружочка — и готово.
Януш (смеется).Может быть, ты действительно так думаешь, но ты очень ошибаешься. Любой химик, как и любой мужчина, видит тебя несколько иначе. Ты уникальна, и каждый, кто услышит твою фамилию, должен тебя нарисовать одинаково — в России, в Соединенных Штатах, в Германии или в Польше.
Дорота.И вы, господа, создали такую номенклатуру?
Януш.Эта номенклатура уже существовала, к сожалению, издавна. Если бы ее создали мы, то все было бы намного проще. А перевод этой структуры, заключенной в названии, является сложным процессом. Его устанавливают более шестисот различных правил, из которых имеется шестьдесят тысяч различных исключений. А эти названия необходимы, потому что никто не зарегистрирует нового лекарства или новой химической субстанции, если не пошлет название этой субстанции в РОА, то есть в Федеральное управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств. И это должно быть правильное, систематическое химическое название. Его присваивают химики. Они сидят по восемь часов и называют эти структуры в соответствии с правилами номенклатуры. Смотрит такой химик на экран компьютера или на страничку, на которой нарисована структура, и говорит, что это, например, двуметилоаминофосфорин чего-то там. Посмотрел на структуру и записал название. Если у него хороший день, то он в состоянии отсмотреть примерно сто таких структур и присвоить им названия, а ведь некоторые из них занимают по три строчки, поскольку в них появляются разные заменители. Вероятность того, что он допустит ошибку в этих весьма сложных структурах, довольно велика. А кроме того, химики — обычные люди: то заболтаются, то на ланч отвлекутся, то жена или товарищ позвонят. А это все стоит денег. В моей фирме было семь химиков, и каждый зарабатывал сто тысяч марок в год, и, следовательно, моя фирма платила семьсот тысяч марок ежегодно этим семерым сотрудникам. Какое-то время спустя в фирме родилась мысль: а нельзя ли написать специальную программу, которая сама проанализирует эти структуры и присвоит им названия.
Дорота.И ты ее придумал?
Януш.Я ее написал.
Дорота.И лишил работы семерых химиков.
Януш.К сожалению. И поэтому меня не особенно любили в этой фирме. До меня никто подобной программы
не разрабатывал. Планировалось, что если мне не удастся написать в течение года такую программу, если не будет результатов, то со мной не продлят договора и тогда мне придется вернуться в Торунь, а мое начальство таким образом убедится, что написание данной программы невозможно или экономически невыгодно. Правил более шестисот, но самое трудное — это исключения, потому что тут появляются специфические названия и специфический язык. И как в любом языке, в нем имеются диалекты. Американцы говорят на чуточку ином химическом диалекте, чем европейцы. Я не могу изменить мир и заставить всех говорить на одном диалекте, а значит, это именно я должен приспособиться к их диалектам при создании разных названий для одной и той же структуры, которые в результате станут понятными и американцу, и европейцу. Это было непросто, но я такую программу написал.
Дорота.Первый в мире.
Януш.Первый в мире. На это у меня ушло четыре года.
Дорота.И она у тебя запатентована?
Януш.Я не мог ее запатентовать, это могла сделать только фирма, на которую я работал. Никто не может, не заплатив фирме, использовать данную программу. Если кто-то другой напишет, взяв за основу твою, программу лучшего качества, то не сможет запатентовать ее, так как нельзя запатентовать мысль. Но если кто-то создаст подобную программу, не зная о существовании твоей, то он имеет на нее право. И тогда дело будет обстоять так, как это происходит с операционными системами Арр1е и \Ушс1очуз. Это две параллельные операционные системы — одна лучше, а другая хуже. Но тогда никто такой программы еще не создал — я был первым. Это позволило сэкономить огромные деньги. Тех семерых человек не уволили, их лишь перевели в другие отделы. Но двое из них должны были остаться, потому что программа неидеальна, у нее лишь определенный зиссезз гаЬе,то есть уровень успешности, так что человек пока еще должен контролировать предоставляемые программой результаты. В 80% случаев моя программа дает правильные названия; в течение одного дня химик обрабатывает сто структур, тогда как программа — четыреста тысяч.
Дорота.Хорошо. Ты уже создал эту программу, над чем работаешь сейчас?
Януш.Позже появилась новая проблема. Очень часто у нас есть название соединения, например прозак, виагра или ацетилсалициловая кислота, являющаяся активным компонентом в аспирине. И кто-то вписывает в интернетовском поисковике ацетилсалициловую кислоту, желая, чтобы на экране выскочила структура кислоты. Таким образом, он хочет чего-то обратного. Людям кажется, что это очень просто — заставить мою программу работать в обратном направлении. То есть если раньше в основе программы лежал переход от структуры к языку, то теперь это переход от языка к структуре. Вход в мою первую программу (от структур к названиям) вполне однозначен, поскольку во всем мире используется одна и та же структура, хотя названий может быть несколько. Стало быть, вход вполне определенный, но выход может быть разным в рамках этих разных химических диалектов. Во второй же программе вход неоднозначен, поскольку у одного и того же вещества может быть несколько названий или несколько вариантов написаний одного названия. Я же должен предусмотреть все это разнообразие вариантов и вывести для них одну-единственную структуру. Например, кто-то может писать «ацетило-салициловая кислота» через дефис, а кто-то другой без дефиса. И это проблема. И все же я такую программу написал. Для чего она нам нужна? Например, моя фирма ищет информацию о химических соединениях в профессиональной литературе, в которой информация содержится главным образом в патентах. В последнее время все меньше публикуют информацию о новых соединениях, а сразу их патентуют, ведь никогда не известно, не появится ли вслед за этим какая-нибудь новая программа, не скрываются ли за этим новые деньги. Так что лучше на всякий случай сразу запатентовать свое ноу-хау. Когда-то человек, сделавший какое-нибудь открытие, немедленно знакомил с ним