общественность, и каждый мог им воспользоваться. Но теперь это не так. Теперь большинство соединений сначала патентуется, и на эту тему появляются не научные статьи, а лишь информация о запатентованных соединениях. И хуже всего то, что химики не рисуют эти структуры в патентах, а лишь приводят их название. Мы же должны в базу данных ввести не только название, но и структуру. Даже если бы мы приняли на работу русского или поляка, труд которых ценится дешево, которым за одну структуру платят семь евро, то и тогда вложенные деньги не окупились бы. И потому родился замысел написать программу, которая сэкономит миллионы евро и приведет к тому, что большинство структур будет автоматически переведено. Этим я и занимался последующую часть жизни. Эти структуры записываются и рисуются в системах разных стандартов, подобно тому как, например, в телевидении существуют системы РАЬ либо КТ5С. К сожалению, не везде существуют стандарты и необходимо переносить их из одной формы в другую, из одного способа записи структур в другой. И такую конверсию этих структур я произвожу. Мы обладаем базой данных, и теперь я буду заниматься авторизацией ее пользователей. А за информацию в моей фирме платят. Вот такими различными мелкими, трехмесячными проектами я занимаюсь в последнее время. Первый вариант моей первой программы создавался четыре года — столько времени я потратил, чтобы ее написать. А первый вариант, как всем известно, наихудший, следовательно, его 1гужно улучшить. В этом и состоит сейчас моя задача.
Дорота.Твоя работа предполагает, что ты трудишься за компьютером один или в команде?
Януш.Зачастую проекты, которые я делаю, представляют собой фрагмент какого-то большого целого, но фрагмент выделенный и обособленный. Это работа командная не в том смысле, что один элемент лего пишут два человека. Каждый из нас пишет свой элемент лего, а целое складывается в одно большое лего. Разумеется, мы должны сотрудничать друг с другом, потому что то, что яв-
ляется выходными данными моей программы, является также входными данными для другой программы. Стало быть, я должен определить и подчинить свою программу определенному интерфейсу, чтобы эти два элемента соответствовали друг другу. Часто одна программа создается в Японии, вторая — в Англии, а третья — в Сан-Рамоне, в отделении нашей фирмы в Калифорнии. Это международная фирма, глобализованная, и, следовательно, каждый делает свой фрагмент, а потом мы складываем их в одну программу. И она должна работать, ведь это не университетские исследования, проводимые по принципу «может получится, может нет». В науке отрицательный результат — тоже результат. Когда я беседовал с создателем виагры, он сказал мне, что в его фирме работают двести химиков и биологов, но именно он синтезировал виагру, однако это вовсе не значит, что это его открытие. Да и вообще, виагра является европейским, а не американским открытием. Правда, «Пфайзер» — фирма американская, но исследования, открытие и патентование для нее проводились в Сэндвиче в Великобритании. Создатель виагры получил информацию от своих ста девяноста девяти коллег о том, что выбранные и исследованные ими пути были неверными. Но благодаря тому, что человек, открывший виагру, работал в концерне, ученые, не добившиеся результата по виагре, тем не менее имеют на нее такое же право, поскольку тоже принимали участие в ее открытии. Прошли времена Эдисонов. Теперь информации так много, что надо работать в команде.
Дорота.Поэтому ты сотрудничаешь с американскими и немецкими-специалистами по информатике?
Януш.Да, хотя моя фирма — это на самом деле голландское издательство. Называется оно «Эльсевиер» и в Польше известно главным образом тем, что издает научные журналы в области медицины и точных наук. С некоторого времени я занимаюсь также покупкой и пополнением баз данных — прежде всего Медлайн, медицинской базы данных, но и других тоже. Несколько лет назад одна известная фирма купила нас и американскую компанию «МОЬ», которая в Соединенных Штатах занималась подобными вещами и когда-то была нашим конкурентом. Фирма купила обе компании и заставила нас сотрудничать. И теперь мы представляем собой большую корпорацию, головное объединение которой находится в Амстердаме, откуда каждый месяц на мой счет поступает зарплата. Директор же живет в Сан-Рамоне в Соединенных Штатах — я никогда его не видел в живую, только во время видеоконференций. Помимо того, у нас есть филиалы в Кемберли в Англии, в Японии, в Париже и в Швейцарии. Я работаю в этой глобализованной фирме и зачастую даже не знаю, откуда получаю электронные письма. Иногда в бюро появляется специалист из филиала, расположенного на краю света, его визит несет интересный и позитивный опыт. Все это лишний раз доказывает, что люди разных культур, разной ментальное™ могут сотрудничать друг с другом и что такая система исправно функционирует. В основе нашей фирмы немецко-американо-французско-японский капитал. А я работаю во Франкфурте-на-Майне, на работе говорю по-английски, на улице — по-немецки, а дома — по-польски.
Дорота.Хорошо. Ты приходишь утром в бюро, включаешь компьютер, и что дальше?
Януш.Как правило, он уже наготове. Когда я ухожу домой, то оставляю его включенным, потому что ночью провожу тестирование химических структур. И утром получаю уже готовые результаты. Иногда я оставляю несколько миллионов структур для тестирования, а сам уезжаю в отпуск и по возвращении рассчитываю иметь все эти структуры с уже присвоенными им названиями. Мой компьютер порой не выключается неделями. Если я не работаю над структурами, то иду выпить чашечку кофе, возвращаюсь и просматриваю свежие новости на «Опе1.р1». Свой день я начинаю с чтения информации о событиях в Польше. Не просматриваю немецких порталов. Иногда захожу на сайт «Виртуальная Польша», читаю на «Са2е1а.р1», что нового натворил Леппер1, в какой новой афере он замешан. Лишь потом заглядываю в свой почтовый ящик и стараюсь прочесть хотя бы часть писем от читателей, ответить на них или же связаться с моими издателями, у которых есть различные вопросы. С издателями не только польскими, но и зарубежными, поскольку мои книги выходят и за границей. Во время получаса на завтрак, когда другие пьют кофе и сплетничают, я тоже сплетничаю, только по Интернету. Затем начинаю программировать, а потом, вечером, около пяти-семи часов, в зависимости от того, что мне предстоит сделать, возвращаюсь к моей литературной жизни. Пишу, читаю.
Дорота.Возвращаешься домой или остаешься на работе?
Януш.Остаюсь в бюро. Я не выхожу из здания, просто в автомате при выходе делаю отметку в пропуске, что больше не работаю, возвращаюсь к своему теплому креслу и меняю окно на экране компьютера. Во время работы у меня было открыто окно программирования, а теперь — окно, и я пишу книги, письма или статьи для журнала «Пани» либо делаю что-нибудь другое.
Дорота.А во сколько ты уходишь домой?
Януш. Некоторые считают, что совсем не ухожу, но это, конечно, ерунда. Так думают мои дочери, и когда немогут поймать меня по телефону в бюро, то очень удивляются, что вынуждены звонить на сотовый (смеется).А мне во Франкфурте вообще сотовый не нужен, потому что я все время доступен по какому-то из стационарных номеров. Уходить домой я обычно стараюсь около девяти часов. Но нередко, например, после ужина я возвращаюсь, ведь, как я уже говорил, чтобы оказаться в бюро, мне надо пройти всего пятьсот метров. Возвращаюсь, если в голову приходит какая-то мысль, касающаяся книги. И тогда уже я прихожу домой около полуночи.
Дорота.Но ты ведь можешь работать на компьютере и дома?
Януш.Могу, но не хочу. Дома у меня нет даже телефона. Я все же стараюсь контролировать себя. У меня нет дома ни телефона, ни компьютера. Если бы я имел дома и то и другое, то вообще не отрывался бы от работы. А так у меня есть немного свободы.
Дорота.Надоедала ли тебе когда-либо твоя работа? Испытывал ли ты когда-нибудь отвращение к тому, что делаешь, хотел перемен?
Януш. Бывают такие моменты, особенно когда я работаю над проектом, который поглощает много времени и долго длится. Не важно, кто ты, кузнец или специалист по информатике, все мы хотим как можно быстрее увидеть результаты собственных трудов. А в работе специалиста по информатике во время выполнения крупных проектов бывают такие долгие, грустные фазы. Время дорого, ведь за него платят деньги. Я же должен определить, сколько времени займет конкретное задание, кто будет тестировать программу, кто будет ее потребителем, каковы возможности проекта. Это составление так называемых гедшгетеп&в случае больших проектов длится месяца два и является страшно скучным занятием. У тебя уже есть определенные задумки, и ты хочешь поскорее приступить к их осуществлению, а вынужден писать какие-то идиотские директивные указания, то есть заниматься обычной документацией. Потом приступаешь к написанию программы. В этот момент мне тоже плохо. Ты спрашивала, когда я бывал сыт по горло работой, так вот именно на этом этапе. В документации приходится немного лукавить, поскольку на самом деле заранее трудно все предугадать, но ты тем не менее должен написать этот предварительный план, чтобы его оценили и приняли решение наверху. Такая процедура обязательна во всех фирмах, занимающихся написанием программ, -моя не исключение. Руководство знает, что программистов тянет к компьютеру, но в первую очередь требует от нас соблюдения всех формальностей. Потом сидишь программируешь, и это самый интересный период. Но прежде чем получишь первые результаты, пройдет немало времени. Ожидание тоже порой бывает довольно нудным. Жаркая пора наступает, когда появляются первые результаты, чаще всего куцые, ограниченные какими-то условиями. Потом эти условия расширяешь снова и снова... И наступает конечный этап подготовки и составления документации с подробным отчетом обо всех моих действиях в процессе работы. Ведь может случиться, что Вишневский полетит самолетом, а самолет упадет, и кто-то другой будет вынужден продолжить начатую работу. Этот кто-то должен знать, что ему надо делать, и поэтому я обязан подготовить техническую документацию с объяснениями, как я решил те или иные проблемы, потому что из самой программы он этого не увидит, составить руководство и написать программы по обслуживанию. И это еще примерно два месяца, которые зачастую приходится тратить во время выполнения крупных проектов. И снова наступает момент, когда ты чувствуешь, что готов все бросить.
Дорота.Я спрашивала о тотальном кризисе. О дне, когда ты подумал, что оставишь эту свою информатику и химию и полностью изменишь свою жизнь. Например, перейдешь на сторону литературы.
Януш. Нет. Я никогда так не думал. Читатели часто спрашивают меня об этом в письмах, а я получаю их множество, в некоторых они даже с возмущением пишут: «Господи, что Вы делаете хорошего в этой химии для человечества? Пишите книги! Я волнуюсь, я плачу над Вашими книгами, Вам нет смысла тратить время на химию». Либо: «Вы должны оставить химию и заняться литературным творчеством, писать, потому что это больше дает людям». Что ж, моя программа является первой подобного рода на свете, и лишь человек сто на свете знают ее истинную ценность и сколько труда надо было вложить в то, чтобы она появилась. Понимают это специалисты в данной области, а для остальных суть такова: есть структура, есть кнопка, тут кликнешь, тут появится название. Или наоборот: есть название, есть кнопка, кликнешь — и появится структура. Просто. Легко. Но сколько труда! Действительно верно оценить проделанную работу могут лишь сто человек, которые занимаются этой темой во всех фирмах, использующих компьютерные системы в химии. Но нет ощущения успеха. Однако я написал книгу, и меня знают сотни тысяч читателей. И это нечто нереальное. Порой я должен ущипнуть себя, чтобы во все это поверить. Но несмотря ни на что, наука влечет меня. Открытия дарят тебе чувство, подобное тому, когда слушаешь «Ка§е А§ат§1 ТЬе МасЫпе»1. Когда компьютер делает то, что должен делать, то, что ты ему приказываешь. И тебя уносит. Это состояние сродни наркотической эйфории, и в науке переживается почти каждый день. Моя работа очень креативна, поскольку мы все время создаем нечто новое. И хотя, когда пишу книгу, я тоже создаю нечто новое, я никогда не думал о том, чтобы бросить науку ради литературы. Временами у меня появляется желание устроить себе каникулы. Снять, например, на год где-нибудь на Майорке (хотя, правду говоря, предпочел бы на Сейшелах или на Мальдивах) прекрасную комнату с балконом и видом на море, с винным магазином внизу, и чтобы под рукой был скоростной Интернет, и только и делать, что писать книги. Но пока я не могу себе этого позволить. По разным соображениям, не только финансовым. Мне не хватает смелости решиться на это. Кроме того, мне бы пришлось взять неоплачиваемый отпуск в моей фирме, что здесь не принято. Женщины имеют право на оплачиваемый отпуск по уходу за детьми. В то же время среди мужчин длительные отпуска в нашей компании не практикуются. Я еще не спрашивал, но мне кажется, что вряд ли мне его дадут. Пока мне как-то удается склеивать эти две жизни.
Дорота. А из физики, которую ты изучал в вузе, тебе что-то пригодилось?
Януш. Аналитическое мышление, умение делать выводы, математический аппарат. Очень часто в своей работе при интерпретации химических структур, которые иногда являются графами, я использую знание математики — в математике есть теория ориентированных графов. Так что математика мне очень пригодилась. Моя магистерская работа на физическом факультете, написанная на тему перенастройки цветных лазеров, не имеет абсолютно ничего общего с тем, чем я занимаюсь сегодня. Но физика учит умению учиться. Очень часто по жизни тебе приходится заниматься совсем не тем, чему ты учился. Самое важное во время учебы в вузе — научиться учиться, знать, как и где найти информацию, если тебе ее не хватает. Это, пожалуй, самая большая польза от учебы в вузе. В моей фирме работает блестящий системщик, по образованию он - - историк, а информатику изучил самостоятельно. Я тоже сам выучил информатику. Я окончил физический факультет, затем работал в вычислительном центре, а потом изучал химию — одиннадцать лет без преподавателя осваивал весьма специфическую науку. Теперь все труднее быть образованным в одной области. Популярны пограничные области, такие как химиоинформатика или биоинформатика — это направление, которым интересуется моя дочь. В настоящее время у специалистов по информатике в Германии не большие шансы найти хорошую
Дорота. А что будет делать твоя дочь, когда окончит свой факультет?
Януш. Вероятнее всего, она станет менеджером, руководителем проектов. Такова цель. Знаю, что так будет, и не потому, что я самоуверенный и наглый. Она изучает биоинформатику, то, о чем мы говорили. Она будет понимать и биолога, и информатика. В мире пока еще работу. Что с того, что кто-то является хорошим программистом, если он не знает химии? Мы решаем конкретные химические проблемы, и этот кто-то должен был бы в качестве помощника постоянно иметь при себе химика. Не слишком плодотворно, ведь химик ожидает от программиста, что тот сотворит чудо, а программист, не зная химии, хотел бы, чтобы химик объяснил ему, о чем идет речь. Поэтому такие науки, как биоинформатика или химиоинформатика, так интересны. От специалистов такого рода не ожидают больших знаний в области программирования. Надо сказать, что само по себе обучение программированию является довольно несложным. Не утверждаю, что этому можно научить обезьяну, но после двухмесячного курса вполне реально овладеть одним из языков программирования настолько успешно, чтобы писать собственные программы. Но что с того? Какие именно программы? Если программируется биржа, то надо знать ее механизмы, а если программируется химия, то надо знать механизмы химии.
Мало биологов, которые умеют программировать. В связи с этим в фирмах постоянно работают и биологи, и информатики. Она должна разбираться и в биологии, и в информатике, ее задачей, в частности, будет составление требований, или ^е^т^етпеп^5,к программам, с которыми я так мучусь. Она будет своего рода коммуникатором, переводчиком между двумя областями.