Дорота.А влюбиться, держать любимую за руку, позволить себе увлечься, совершать безумные поступки?
Януш.У меня есть представление о том абсолютном опьянении, в состояние которого впадают пятидесятилетние мужчины, неожиданно влюбившиеся в двадцатитрехлетних девушек. Такая любовь подобна броску на амбразуру. Некоторые без устали бросаются на эту амбразуру и каждые два месяца держат за руку новую двадцатитрехлетнюю красавицу. У меня нет с этим проблем в плане того, что мне хотелось бы еще раз пережить этот дурман. Я переживаю нечто подобное, когда пишу книги, когда разрешаю проблемы информатики. Я вовсе не уверен, что хотел бы снова пережить состояние наркотической влюбленности. Невероятное состояние, но постепенно я начинаю понимать, что, пожалуй, со мной этого уже не случится.
Дорота.Думаешь об этом с беспокойством?
Януш.С беспокойством? Нет, потому что знаю об этом нейробиологическом состоянии и потому что влюбленности часто случаются с героями моих книг и кончается для них это чаще всего плохо.
Дорота.Зато как начинается!..
Януш.Это одна из причин, по которой я написал «Нужны ли миру мужчины?». На смену эйфории любви довольно часто приходит горечь разочарования. Об этом поется в песнях и беспрестанно пишется в стихах. Просто так должно быть, и я не верю в сохранение этого блаженного состояния в течение долгого времени. Когда-то я не отдавал себе в этом отчета, а теперь даже пишу, сколько именно месяцев может длиться состояние влюбленности. Возвращаясь к твоему вопросу, для этих чувств я бы не сделал много чего. У меня истощился запас того, что я назвал бы собранием непредвиденных безумств. Это собрание больше не интересует меня, я не мечтаю о подобных вещах, что не означает, что я утратил интерес к жизни, к тому, что будет завтра, я по-прежнему охотно встаю по утрам. Однако не хочу, чтобы жизнь приносила мне непредвиденные неожиданности, хотя когда-то я специально выискивал их. Наверное, они по-прежнему существуют, только после пятидесяти лет я перестал их искать.
Дорота.Когда ты почувствовал, что стал мужчиной?
Януш.Я точно знаю, когда это произошло, и это несправедливо по отношению к женщинам, которые были в моей жизни. Я почувствовал себя мужчиной, когда родилась моя дочь Иоася. Если жена будет читать эту книгу, то, конечно, не согласится со мной, но было именно так. До этого момента мне казалось, что я и так уже несу ответственность. Но все это показалось мне просто смешным после рождения дочери, потому что на свет появился человечек, за которого я действительно почувствовал себя ответственным, и я осознал, что с этой минуты моя жизнь принадлежит не только мне.
Дорота.Всегда вместе...
Януш.И вот я все меняю — разрываю наш союз. Вообще жизнь с кем-то — это известного рода договор, который можно расторгнуть или нарушить.
Дорота.Ты прав.
Януш.Рождение же ребенка правильнее было бы назвать договором с Богом или с природой, он обязателен к исполнению до конца жизни и нерасторжим. Мужчины, которые бросают своих детей и не общаются с ними, для меня являются нулем. Мужчина может ненавидеть женщину, от которой у него ребенок, но эта ненависть не может переноситься на ребенка и не может даже по отношению к этой женщине принимать экстремальную форму, поскольку она — мать их ребенка. 28 июня 1983 года я действительно почувствовал, что стал мужчиной. Может, именно по этой причине многие мужчины напиваются, так своеобразно празднуя рождение ребенка, важнейший день в их собственной жизни. Для меня таким днем стало 28 июня. Позже, при рождении второй дочери, Адуси, я находился в родильной палате, когда она впервые подала голос. Это переживание было не из тех, что перевернули мою жизнь, но, несомненно, оно было необычайным. Тогда я был уже состоявшимся мужчиной. Хотя, возможно, мужчина обязан становиться мужчиной уже в тот момент, когда дает женщине обещание быть рядом всю жизнь. Я же после рождения
первой дочери заключил договор на совершенно ином I уровне, договор с самим собой, с собственным характером, ибо наличие детей связано с огромной ответственностыо.
Дорота.С чем ассоциируется для тебя мужественность?
Януш.Мужественность для меня ассоциируется прежде всего с силой, речь идет не о физической силе, но о некой внутренней силе и умении принимать решения. Вероятно, во мне есть женские черты и я не совсем мужествен потому, что постоянно откладываю какие-то решения, не могу отсечь некоторые вещи и на что-то решиться. Мужественность — это также покровительство, умение обеспечить кому-то другому безопасность. По моему мнению, мужчина является мужественным, если женщина чувствует себя рядом с ним в безопасности. Мужественность — это также сексуальный аспект пола, хотя, по мне, аспект несущественный. Я уже рассказывал тебе, что стыдился мыться под душем, так как по внешним признакам был менее развит, чем мои товарищи. Я не связываю напрямую мужественность с ролью главы дома, добытчика, который должен обеспечивать семью, и не согласен с тезисом, что мужчины созданы для охоты и метания копья, считаю это выдумкой патриархальных сообществ. Доказано, что 79 % калорий, употребляемых первобытными людьми, содержались в плодах, которые собирали женщины, в то время как мужчины же бегали по лесам, играя в охотников. Так что нет никаких исторических обоснований приписывать мужчинам эти функции. Считаю, однако, что мужчина должен давать своим близким повод для гордости, и это не обязательно должны быть какие-то великие достижения, благодаря которым весь мир узнает о его существовании. Это могут быть самые простые вещи, вызывающие в детях гордость, например, то, что папа собрал больше всех грибов в лесу или лучше всех в семье готовит.
Дорота.Чем, по-твоему, вызван кризис мужественности?
Януш.Многие поколения, в течение тысяч лет, были приспособлены к жизни в патриархальном обществе, поддерживаемом и создаваемом всеми важными религиями этого мира. Патриархальная модель сформировалась во времена Ветхого Завета, через унижение женщин, сведение их роли к ничего не значащей функции домашней хозяйки, что уж говорить о женщинах в политике или философии. И Дарвин, и Фрейд, и Эйнштейн пренебрежительно высказывались о женщинах, рассматривая их как худшую часть человечества. Не принято говорить о том, что Дарвин, хотя и не имел для этого причин и не обосновывал этого в письмах к друзьям, утверждал, что женщина находится на более низком уровне эволюции. Наука и философия еще прочнее закрепили за мужчинами эту руководящую роль в обществе, которая была поставлена под сомнение лишь с воплощением в жизнь демократической системы ценностей. Мужчины сами утверждали, что все люди равны, но долго не замечали того, что эти права следует уважать и по отношению к женщинам. Вначале они пытались не давать женщинам избирательных прав, ведь, говоря «люди», имели в виду только мужчин. Но женщины отвоевали свои права. А кризис мужественности заключается в том, что мужчины просто не могут справиться с равноценной ролью женщин в современном мире. С одной стороны, мужчины должны быть жесткими и сильными, а с другой стороны, женщины хотят от них того, что определяется эмоциональной мягкостью, и, следовательно, желают, чтобы они выражали чувства, рассказывали о своих эмоциях, выказывали свои слабости. Так мужчины и существуют, разрываясь между этими полюсами. Как им быть чувствительными и эмоциональными, чего так ждут от них женщины, если с детства им внушалось, что они должны быть сильными и твердыми. И это противоречие между ожиданиями внешнего мира и эмоциями мужчин является одной из главных причин кризиса. Кроме того, многие мужчины, убежденные в правильности патриархальной модели, не в силах справиться с успехами женщин, которые вселяют в них своего рода страх. Мужчины подвержены глобальному неврозу — они боятся утратить свою позицию, а это также приводит к кризису. Испуганные люди ведут себя достаточно иррационально, этот невроз передается из поколения в поколение, закрепляется и уже не является больше экзогенным, то есть вызванным внешними факторами, но становится эндогенным, объясняемым внутренними причинами. Многое в этом вопросе зависит от родителей и воспитания, и, к сожалению, общество тут не помогает, поскольку, несмотря на высокопарные лозунги, равноправия по-прежнему не существует и к женщинам относятся хуже, чем к мужчинам. Это замечают мужчины, но видят это и женщины, которые больше не соглашаются на собственное подчиненное положение, в связи с которым испытывают проблемы. Еще и теперь многие мужчины меняют место работы, когда их шефом становится женщина, хотя мне совершенно непонятно их поведение.
Дорота.Хорошо, а какой ты мужчина? Как бы ты описал свой характер?
Януш.Нетерпеливый. Это ужасный недостаток, но я всегда был страшно нетерпеливым и сварливым и не умел дожидаться чего-либо, будь то решение о визе в посольстве или результаты исследования. Я хочу видеть результат сразу. Но обычно возникает некий проект, и для начала надо расписать, что и как хочется в нем сделать, и только потом можно наконец приступить к его осуществлению. Для меня это скучно и утомительно, я хочу браться за работу немедленно. По этой причине у меня периодически возникают проблемы с шефом, который не терпит подобного поведения, так как он хочет прежде всего понять, что и как я буду делать, результаты его интересуют в самую последнюю очередь. Я же предпочитаю начать работать, чтобы иметь возможность получить решение в первом приближении, а потом уточнить и улучшить его. Из этой нетерпеливости следуют другие недостатки, например, такие, как эгоизм. Движимый навязчивой идеей закончить проект как можно быстрее, я пренебрегаю многими другими вещами, например не прихожу вовремя домой, отказываюсь от встреч с друзьями, что приводит к их потере. Знаю, что это следствие именно нетерпеливости, ведь если бы я умел так, как мои коллеги, все себе запланировать, разделить на отдельные этапы, то мог бы несколько ослабить эту свою одержимость и жить размеренной и счастливой жизнью. А всякая навязчивая идея связана с миром неестественным, с некой химией, вырабатывающейся, когда мы зациклены на чем-то одном. Тогда я не испытываю никакой радости, не интересуют меня ни еда, ни сон, ни душ — я одержим. У человека, одержимого навязчивой идеей, нет времени для любви. Отшельники — это тоже люди, одержимо занятые собой. Им никто не нужен, потому что они хотят заниматься только собой и своей верой. Отшельничество -своего рода психическая болезнь, ведь к нему прибегают люди, способные ради одиночества полностью изолировать себя от мира. Мне тоже присущи черты отшельника, и я это считаю недостатком. Есть какое-то увлечение, и я устремляюсь вслед за этим увлечением в абсолютном забытьи, ничего не видя вокруг. Подозреваю, что многие мужчины сталкиваются с аналогичными проблемами. В свою очередь, я бы не хотел быть человеком, у которого нет никаких увлечений, потому что, не имея планов, человек становится амебой. В принципе каждый день у меня появляется какая-нибудь мечта. О чем я мечтал сегодня утром? Порой, еще только просыпаясь, я уже строю планы. Сегодня я мечтал о том, как достичь спокойствия, ведь я живу в постоянном раздрае, в непрерывной спешке. Я представлял себя живущим типичной жизнью чиновника, работающего на почте, которая закрывается в 15.00 или в 17.00, и не мучащегося никакими дилеммами. Я знаю людей, которые, даже работая в профессиональных сферах, аналогичных моей, умеют как-то структурировать свой мир. Чаще всего я мечтаю о том, что напишу новую книгу. И тут же начинаю эту мечту реализовывать -- так мечта становится проектом, что небезопасно. Многие люди мечтают, но они совершенно спокойно относятся к тому, что их желание не обязательно осуществится, я же немедленно перерабатываю мечты в проекты. Начинаю, например, искать издателя, которого могла бы заинтересовать моя книга. У меня появляется замысел новой книги, и я начинаю ее писать и тем самым открываю множество проектов, так что, когда заканчивается один, я просто приступаю к следующему. Вот почему у меня совсем нет времени. Было бы проще, если бы мечты оставались мечтами.
Дорота.Ну а более приземленные мечты? Не хочешь иметь дом в Мазурах1 или под Торунью?
Януш.Я уже говорил, что никогда не хотел иметь свой дом, потому что не люблю работ, связанных с ним. И тем не менее мечтаю о таком месте, которое было бы только моим, где-нибудь поближе к природе, вдали от цивилизации. Мечтаю о возвращении в Польшу. В последнее время меня все сильнее преследует эта мысль -вернуться сюда, в Польшу, и делать то, что я всегда хотел делать: преподавать в университете и писать книги. Знаю, что тогда у меня появилось бы намного больше времени. Я многого достиг в своей области и теперь мог бы воспользоваться этими достижениями. Почти представляю себе эту жизнь в небольшом городке, подальше от Варшавы, а преподавать я мог было бы в Слупске. Вот такая у меня мечта — вернуться сюда, в Польшу, совершенно иную, диковинную, временами комичную, но родную. Люди, которые жили бы вместе со мной в этом доме, непременно были бы очень счастливы, так же как и я был бы счастлив с ними. Я всегда хотел работать в вузе, потому что тем, что узнаю, я немедленно хочу поделиться с другими. Впрочем, ты и из моих книг знаешь, что научно-популярные сюжеты появляются у меня всюду — мне не терпится рассказать о том, что интересно, и я не могу себе представить, что кто-то может жить и быть счастлив, не зная об этом (смеется).Он просто обязан знать, ведь вокруг нас столько поистине невероятных историй. Вот я и делюсь информацией. Я хотел бы начать преподавать в Польше, учить тому, что люблю, — информатике, ее применению в химии, в генетике, в молекулярной биологии. Но пока это лишь мечта, которая всегда со мной, она еще не воплотилась ни в какой проект. Ее осуществление зависит от принятия решения, которое повлияет на судьбу моих дочерей, а они сюда не поедут, во всяком случае пока. Еще одна мечта может показаться смешной, отчасти даже детской — я хотел бы совершить кругосветное путешествие.
Дорота.На самолете?
Януш.Нет. Я хотел бы отправиться в путешествие, как это делали когда-то, на пароходе. Путешествие могло бы состоять из нескольких отдельных этапов. Например, для начала можно было бы высадиться по одну сторону Америки и проехать «Грейхаундом»' на другую. Я уже тысячи раз летал в Америку, но проехать на автобусе за пять дней из Нью-Йорка до Сан-Франциско мне никогда не удавалось. А я всегда мечтал попутешествовать на автобусе по провинциальной Америке. Но для такого путешествия нужно иметь много времени, ему нужно посвятить весь отпуск, а я его скрупулезно, как аптекарь, делю на все, что можно, — поездка на презентацию книги в России, встреча в Польше, книжная выставка-ярмарка в Кракове, поездка с дочерьми. На все это мне должно хватить одного отпуска. На то же, чтобы объехать мир, требуется больше времени, а я не хочу быть японским туристом, который знакомится с тем, что видел, уже вернувшись домой, просматривая сделанные фотографии и видеозаписи. Я никогда не мечтал о каких-то материальных благах. Нет ничего, что привело бы меня в состояние повышенного волнения. Может, потому, что многие вещи я могу себе позволить, они доступны мне, ведь я так много работаю, что у меня даже не остается времени на то, чтобы тратить заработанные деньги. Я хочу иметь лишь те вещи, которые помогают мне общаться с миром, перемещаться по нему. Но я спокойно проживу без «феррари», яхты и совсем не уверен, хотел бы я провести два месяца на Маврикии, играя в гольф, или нет.
Дорота.А что тебе снится?
Януш.У меня проблемы со снами.
Дорота.С засыпанием?
Януш.Нет. С засыпанием никаких проблем, и я обожаю спать. Я могу заснуть в течение пяти секунд. Не знаю, следствие ли это того, что я стараюсь не тратить времени даром.
Дорота.Или того, что ты очень устаешь?
Януш.Даже если я не устал, мне достаточно просто лечь в постель и подумать, что сон мне необходим, чтобы утром чувствовать себя свежим и отдохнувшим, — и я уже сплю. Я могу заснуть мгновенно, хотя это похоже на какую-то патологию. Я вообще не помню своих снов. Наверное, у меня есть и КЕМ-фаза1, и альфа- и дельта-волны2, но я никогда не помню, что мне снилось. Это слегка тревожит, потому что в снах перерабатывается много проблем, которые, возможно, не пробиваются из моего подсознания, то есть они перерабатываются во сне, но по какой-то причине мое сознание утром отказывается об этом помнить. И это длится уже пять лет. Иногда появляются какие-то фрагменты, но я не в силах определить, был это сон или явь. Например, когда у меня есть какая-нибудь научная проблема, требующая решения, я неотступно думаю о ней. И порой, едва очнувшись от сна, но еще не пробудившись окончательно, я обнаруживаю себя программирующим алгоритмы, но во сне я это делаю или наяву, не понимаю. Я вижу монитор, строки программы или схемы, но в то же время монитор находится не в каком-нибудь нереальном мире, я не лечу с крыльями над этой программой, и не происходит никаких других фантастических вещей. Может, мне надо об этом поговорить с каким-нибудь психиатром, хотя меня это не особенно беспокоит.