Дорота.Ты счастлив?
Януш.Должен признаться тебе в одной вещи как на духу. Я неестественно часто бываю счастлив тогда, когда вроде бы, и не должен быть счастлив. Например, когда вернувшись из отпуска с Мальдивов, я прихожу в бюро, запускаю компьютер, включаю голос Коэна1, откупориваю бутылку вина и оказываюсь рядом со своими мыслями, которые хранятся в моем компьютере и к которым я очень хочу вернуться. В этот момент я чувствую себя счастливым человеком. У меня есть свои миры в виде проектов новых книг, я работаю над ними и с ними счастлив. Всю полноту этого совершенно особого счастья я чаще всего испытываю вечером, когда в бюро уже никого нет, становится тихо, я закрываю дверь своего кабинета и сажусь за компьютер, а под рукой у меня целый мир, мои проекты, и я работаю, и я один. А на самом деле я не один. Именно поэтому я считаю, что женщина, которая терпит такого типа, как я, на самом деле — ангел. Ведь любая женщина (улыбается)хотела бы, чтобы мужчина был счастлив только в ее присутствии. В моем же случае так не происходит, я достигаю нирваны лишь наедине с самим собой и со своими планами, с тем, что я делаю, с работой, которую выполняю. Знаю, что это нехорошо. Я чувствовал себя счастливым и во время отпуска на Мальдивах, когда сидел на распрекраснейшем райском пляже, вокруг плавали разноцветные рыбы, а я ел вкуснейшую еду, смотрел на невероятное небо, вдыхал необыкновенно пахнущий воздух. Но если бы мне надо было оценить эти две разновидности счастья, эти два состояния, то я бы сказал, что мгновение тишины в бюро для меня не менее ценно, чем прекрасный отпуск. Пожалуй, это один из самых моих больших недостатков -- чтобы быть счастливым, испытать всю полноту существования, мне необходимо и то и другое. Что сложно и, вероятно, влияет на всю мою жизнь. Для меня очень важно то, что происходит в моей голове, и потому многое из того, что я делаю, я делаю для себя. На самом деле я и книги пишу для себя. Это может показаться странным, но я пишу, потому что это должно принести мне прежде всего...
Дорота. ...облегчение.
Януш. Облегчение и чувство свершения. Позже, когда книга оказывается на рынке, она меня вообще практически не интересует, поскольку наивысшую радость я уже испытал при ее написании, во время реализации, при виде осуществления этого проекта или мечты. Когда же она исполнилась, то меня уже не волнует, что с книгой происходит дальше. Конечно, меня интересует, как книга принята, но большей радости, чем радость от завершения проекта, я уже не испытаю. Эта проблема, видимо, является следствием моей нетерпеливости. Многие из тех, кто прочитает настоящую книгу, будут удивлены, узнав, что у меня есть собственный рейтинг счастья. Я сознательно употребил слово «рейтинг», означающее оценку на основе подсчета баллов. Каждому известно, что есть такой момент, когда счастье ощущаешь наиболее интенсивно, в то время как другие моменты не столь исполнены совершенства, что лишь в этот момент ты интенсивнее чувствуешь сочность обожаемого тобой красного цвета. Именно в такие минуты я предпочитаю возвращаться к создаваемому мной миру, который неразрывно связан с моими мыслями и с тем, что я делаю. Порой все это кажется несправедливым по отношению ко мне. Ведь я вынужден ловить эти минуты радости, а, значит, всегда «быть в форме».
Дорота. Перейдем теперь к совершенно другой теме, потому что меня интересует твой подход к этому вопросу. Как ты относишься к гомосексуализму?
Януш. Я считаю, что гетеросексуальные связи естественны. Природа так хотела, и тут нет никаких сомнений - в этом вопросе я согласен с паном Гертыхом1. Гетеросексуальная модель является естественной и доминирующей моделью. Без нее не было бы генетического разнообразия, человеческий род не выжил бы. С этим утверждением согласится каждый гомосексуалист, которого я знаю, ведь я с ними тоже беседую на эти темы. Но это не означает, что такая модель должна реализоваться в каждом случае, что только она имеет право на существование. В любом правиле есть исключения. Они могут проявиться и в отношении, например, физического здоровья. Однако эти исключения не рассматриваются как некий недостаток, это просто исключение, нечто существующее параллельно. Именно так я всегда относился к данному вопросу и всегда был далек от того, чтобы заниматься верификацией этих исключений. Гомосексуализм является проявлением чего-то, что было запрограммировано уже при рождении и что ответственна за характер наших сексуальных пристрастий. Я не вижу причин, по которым человек с иной генетической программой должен страдать, ведь это исключительно его личное дело. Если бы мы все были гомосексуалистами, то природа придумала бы какую-нибудь модель однополого размножения, но это не так. Я принимаю гомосексуализм как одно из возможных состояний, которое не подлежит оценке, и не вижу в нем ничего негативного.
Дорота. Ты слушаешь политиков, которые говорят о болезни, извращении, о необходимости изолировать гомосексуалистов, внести их имена в особые списки?
Януш. Я пишу об этой проблеме в книге «188 дней и ночей», созданной в соавторстве с Малгожатой Домагалик. Несколько лет тому назад группа познаньских политиков проявила абсолютную безграмотность, объединив в одну группу гомосексуализм, педофилию, некрофилию и зоофилию. Я вне себя от гнева, когда слышу такие вещи. Собирать информацию о вероисповедании допустимо исключительно в целях налогообложения, потому что религия — это тоже личное дело каждого. А значит, тем более никто не должен вмешиваться в вопросы, касающиеся сексуальной ориентации, — такие действия могут иметь целью лишь сегрегацию, которая является очень опасным явлением. Я не понимаю, в чем состоит негативное влияние гомосексуалистов. Гетеросексуальный эксгибиционист оказывает гораздо более вредное влияние, чем гомосексуалист, который своей интимной жизнью занимается точно так же, как и гетеросексуалисты,— в тишине своей спальни. Эти высказывания политиков однозначно должны быть осуждены общественностью. Я живу в Германии, где гомосексуализм — такая же естественная вещь, как то, что кто-то является евангелистом, баптистом или католиком. Многие политики не делают из своей сексуальной жизни секрета, но и не рассказывают о ней на каждом углу. На самом деле мало кого в Германии это интересует. Молодые люди не хотят больше участвовать в комедии «Как осчастливить другого» и появляться на официальных встречах в сопровождении женщин, лишь бы соблюсти приличия. Немецкое общество созрело для подобных отношений — даже в Баварии это принято. Это страна, в которой не нужны демонстрации равенства, а если их проводят, то только для забавы. Здесь никому не надо доказывать, что за это право следует бороться, поскольку все права соблюдаются и никого не преследуют. Если существует какой-то остракизм по отношению к лицам гомосексуальной ориентации, то это остракизм локальный какой-нибудь глубоко верующий, отсталый католик из небольшой баварской деревни может не одобрять того, что его кузен из Берлина гомосексуалист, и поэтому не пригласить на свою свадьбу. Но точно так же не пригласит он на свадьбу тетку, которая чересчур много разговаривает, так как ее болтовня воспринимается на том же уровне дружеского остракизма. Исключение же кого-то из общества только из-за того, что сексуальное удовлетворение он получает иначе, чем мы, является полным абсурдом.
Дорота.Хорошо. Раз уж мы говорим о мужчинах, то скажи мне, кто из мужчин повлиял на твою жизнь.
Януш.Разумеется, мой отец. Классический ответ, хотя некоторые сыновья отвечают иначе. Я знаю многих мужчин, которые не готовы подтвердить мои слова, так как либо не знают своего отца в должной мере, либо ненавидят его, либо были им брошены. Отец повлиял на мою жизнь, но не в смысле формирования моего будущего как ученого,— он в свое время был лишен возможности продолжить учебу. Началась война, ему в тот момент исполнилось двадцать пять лет, у него было много планов, которые он не смог реализовать. А потом Польша изменилась, пришли совершенно другие времена и снова было не до учебы. Отец повлиял на меня прежде всего своими словами о том, что в жизни важно. И в первую очередь это — знание, мудрость, честность и умение быть сумасшедшим. Также он повлиял на меня и тем, что прикасался ко мне, брал на колени, гладил. Мой отец давал мне очень много тепла, а на самом деле не многие отцы способны на такое. Лично я прикасался к своим дочерям намного реже. А ведь это исключительно важно для ребенка. И поэтому я всегда советую отцам, чтобы с самого раннего возраста их детей они хоть иногда брали младенцев младенцев на руки, играли с ними, прикасались к ним, гладили. Мой отец был нежным и всегда присутствовал в моей жизни. Он был для меня образцом, благодаря которому я знал, что в любых обстоятельствах рассчитывать надо только на себя и что единственный способ достичьчего-либо в жизни — это учиться тому, как понимать мир, а не как обладать вещами. Это был самый важный мужчина в моей жизни. Старший брат не так повлиял на меня. Он был лишь образцом для подражания, который мне хотелось если не превзойти, то достичь. Мы развивались, непрерывно конкурируя друг с другом. Позже, когда я повзрослел, в моей жизни появились и другие мужчины, важные для моего формирования как личности и как ученого: преподаватели в университете; мне посчастливилось учиться у очень хороших профессоров. В то время, когда я поступил в университет, еще преподавал известный профессор Казимеж Антонович, который претендовал на Нобелевскую премию, поскольку открыл возможность существования сверхпроводимости при комнатной температуре, что, впрочем, впоследствии не было подтверждено.
Мне всегда импонировали мужчины-интеллектуалы и никогда — спортсмены, актеры, крупные политики, несмотря на то что я ими восхищался. Ганди, Мартин Лютер Кинг, Кеннеди не были для меня авторитетами, влияющими на мою жизнь, поскольку я самозабвенно ушел в науку. Образцы для подражания я искал среди ученых-современников. Конечно, я постоянно читаю труды великих мыслителей. Однако со временем у меня стало меньше авторитетов, и, хотя я всегда стараюсь ссылаться на них, контрвопросы, которые возникают у меня, позволяют мне не попасть под их очарование. Но когда я уже начал писать, я заинтересовался профессором Лешеком Колаковским. Он кажется мне невероятным, великим человеком. Я читал его прекрасную книгу «Если Бога нет», ставшую для меня необыкновенно важным чтением, я бы даже сказал, переломным моментом в моей жизни, потому что это высказывание, полное сомнений, касающееся религии, веры. Книга написана человеком глубоко верующим, но который может несколько отстраниться от собственной веры и задать себе вопрос не как католик, но как атеист, даже.
Дорота.Что бы ты сделал, если бы мог повернуть время вспять? Что бы ты изменил в своей жизни?
Януш.Такие мысленные эксперименты я произвожу очень часто, особенно в те моменты, когда подытоживаю жизнь или, например, когда выходит моя новая книга. Если бы время жизни человека можно было представить в виде таблицы Ехсе! и если была бы возможность этим временем управлять — ввести функции суммирования, деления, — то моя таблица выглядела бы совершенно иначе. Я посвятил бы больше времени своим близким, больше занимался бы собственными чувствами, чем интеллектуальным развитием. Во мне было бы меньше высокомерия. Я был легкомысленным, веря, что все, что делаю, я делаю не только для себя, но и для своих близких. Это ловкое оправдание, которое я себе придумал и в которое поверил сам, было абсолютно ложным.
Дорота.Ты бы поступил снова в морское училище?
Януш.Думаю, да. Правда, по иным причинам: сегодня есть возможность путешествовать, и увидеть мир можно другим способом. В мое же время такой возможности не было. Тогдашняя жизнь реализовалась во Вселенной с совершенно другим пограничным режимом.
Дорота.И ты снова выбрал бы ту же специальность?
Януш.Нет. Я пошел бы на информатику. Физику я бы изучал факультативно. Выбери я информатику, я был бы лучше подготовлен профессионально и сэкономил бы больше времени. Но и физику я бы, наверное, не бросил.
Дорота.Ты остался бы за границей, в Штатах?
Януш.Да, пожалуй. Обсудив все с женой, я бы довел дело до ее переезда ко мне. Но если бы и остался, то лишь на какое-то время. Хотя бывали случаи, когда люди оставались в Америке навсегда и позже к ним присоединялись их семьи.
Дорота.Обычно это растягивалось на годы, но такие случаи бывали.
Януш.Знаю, что возвращение на родину снова привело бы к тому, что я захотел бы уехать из Польши. Ведь в первый раз все именно так и случилось. Сегодня же мне это кажется бессмысленным. В Штатах я мог бы осесть. Однако в настоящем я в Штаты ни за что не переехал бы. Это в известном смысле все еще варварская страна, в которой я не хотел бы жить, но тогда была другая ситуация. Впрочем, Штаты я рассматривал как место, где имел возможность реализовать свои научные планы. Я мог бы проявить больше терпения, мог бы сдержать свою тоску по ребенку и по жене и начать приводить в движение механизм, позволяющий перевезти их туда. Я же приехал в США, вернулся в Польшу и снова уехал из страны.
Дорота.Ты хотел бы иметь сына?
Януш.Я никогда не думал об этом. Может, потому, что первой у меня родилась дочь, ожидая второго ребенка, я тоже верил и молился, чтобы это была девочка. Не знаю почему. Это достаточно иррационально, ведь большинство мужчин хотели бы передать свою фамилию следующим поколениям, видеть в сыне свою копию, клонировать себя благодаря сыну. Мне думалось, что дочери будут рядом со мной дольше, чем сын, — таков естественный ход вещей. Я был бы очень недоволен, если бы мой сын долго оставался со мной. Ибо в этом я вижу проявление немужественности, нежелание брать на себя ответственность. Дочери же, на мой взгляд, этой самой ответственности нести не должны, впрочем, возможно, феминистки со мной не согласились бы.
Дорота.Ты хотел бы иметь больше детей?
Януш.Если бы я мог повернуть время вспять, то хотел бы, чтобы мои дети появились на свет несколько позже — когда уже смог вырваться из крысиной гонки. Правда, эта гонка никогда не прекращается, ведь мы живем в мире, который руководствуется принципами конкурентоспособности.
Дорота.Да, но ведь вначале всегда труднее.
Януш.Да. Я бы хотел, чтобы мои дети родились, когда мне самому было бы около сорока лет. Тогда я уже занимал определенное положение и мог посвятить им время. Мне кажется, что теперь я был бы самым лучшим отцом. Если бы сейчас у меня родился ребенок, то я незамедлительно принял бы, при первой его улыбке, при первом прикосновении, решение упорядочить свою жизнь, найти время сделать важные вещи. Не вижу причины, отчего бы я не мог еще иметь детей. Мужчины в этом смысле находятся в более привилегированном положении: их природа такова, что они могут иметь детей до глубокой старости. Кстати, дети пожилых отцов и молодых матерей обычно очень умны.
Дорота.Да?
Януш.Отцу Леонардо да Винчи был восемьдесят один год, а матери шестнадцать, хотя, конечно же, это крайний случай, да и времена были другие (смеется).
Дорота.Ты бы начал писать раньше?
Януш.Если бы не было этой печали,, не было необходимости в самолечении, то, наверно, не было бы и желания писать. Ведь оно появилось совершенно случайно. Не было в расписании движения моей жизни плана стать автором. Если бы меня не настигло глубокое разочарование в себе и в мире, который, как мне казалось, меня не понимает, в то время как на самом деле это я его не понимал, наверное, не родилось бы желания рассказать и написать об этом. И не появилось бы ни одной книги.
Дорота.Что бы ты сейчас изменил в собственной жизни, если бы мог?
Януш.Я бы постарался двигаться только в одном направлении, быть на высоком уровне в одной области. Я же окончил физический факультет, защитил кандидатскую по информатике, а докторскую — по химии.
Дорота.Ты все время мечешься.
Януш.И так всю жизнь. Мой брат в этом смысле совсем другой. Он учился в химическом техникуме, затем окончил химический факультет университета, написал кандидатскую по химии. Я ему завидую: он не был вынужден всему учиться заново и мог все больше специализироваться в своей области. У меня же из-за этих метаний было много интересных приключений в жизни, но зато я и разрывался между разными специальностями. Вот что я, без сомнения, хотел бы изменить. Если бы мне представилась возможность повлиять на алгоритм своей жизни, то я бы откорректировал его так, чтобы он содержал меньше ветвлений и много инструкций, но чтобы они были в одном ключе. Сегодня меня мучит, что я плохо распланировал свое время, что слишком много его посвятил себе.
Дорота.Сделал ли ты что-нибудь хорошее в жизни?
Януш.Ты спрашиваешь сейчас о достижениях или о доброте?
Дорота.О доброте.
Януш.Если я встречаюсь с какой-то болью, страданием, то стараюсь делать все, чтобы помочь нуждающимся. Даю деньги нищим. Стараюсь помогать людям, которые приходят ко мне со своими проблемами. Трудно сказать, что хорошего я сделал в жизни. Благодаря своим книгам я дал возможность людям почувствовать себя растроганными. Принудил их к известной степени рефлексии, изменил их жизнь, и меня радует, что я нашел способ достучаться до такого большого числа людей. Я не участвую ни в каких крупных благотворительных акциях. Поддерживаю фонд «У меня есть мечта», покупаю игрушки и принимаю участие в их акциях. Это фонд, целью которого является исполнение последней мечты очень больных детей, но, по-моему, не такое уж это большое проявление доброты. Я не занимаюсь фондом регулярно, не уделяю соответствующего количества времени, денег, энергии, но, когда меня просят о помощи, всегда ее оказываю. А вот добром, которое, надеюсь, останется после меня, является факт, что кого-то я взволновал своими книгами. Я увлечен наукой, но о том, что я делаю в науке, знают сто человек, которые наверняка не испытывают при этом волнения. Должен признать, что без моей программы мир не много потерял бы, но в то же время считаю, что книги, которые я написал, и эмоции, которые я ими возбудил, для многих людей очень важны. Есть некая несправедливость в том, что моя любовница-литература более полезна миру и людям, чем моя жена-наука. Ты заставила меня сейчас задуматься, что хорошего я сделал. Знаешь, ужасно грустно понимать, что тебе нечего ответить на этот вопрос.