— Можно к вам подсесть? — вежливо поинтересовался он.
Рэчел скользнула по нему внимательным взглядом. Лет шестидесяти, вполне приятный, разве что чуточку напыщенный и, похоже, вполне безобидный. Скорее всего, какой-нибудь городской чиновник. Мэр, быть может, или начальник полиции.
— Пожалуйста, — сказала она, постаравшись, чтобы это прозвучало любезно.
— Вы нездешняя, — заметил он, опускаясь на стул, жалобно застонавший под внушительным бременем. — Я знаю, потому что живу здесь всю жизнь, как и мой отец, и дед до меня, и так далее, вплоть до самой Войны за независимость. Меня зовут Лерой Пелтнер, и я мэр Коффинз-Гроув.
— Вы лично встречаете всех приезжих, мистер Пелтнер? — пробормотала Рэчел, делая глоток кофе. Он оказался слабым и маслянистым — отвратительное сочетание, — но она все равно пила, без аппетита глядя на тарелку с пропитанным маслом белым хлебом.
— Зовите меня Лероем. Мой отец был мистером Пелтнером, но и его тоже так никто не называл. Народ у нас радушный, мисс… — Он сделал паузу, ожидая, когда гостья представится.
— Рэчел Коннери.
Он моргнул. Реакция была почти неуловимой, и ей вполне могло показаться, что он вообще как-то отреагировал. В конце концов, ее имя никак не могло что-то значить для этого надувающего щеки старичка.
— Народ у нас радушный, Рэчел, — повторил он. — Мы рады всем, кто к нам приезжает. Да вот только заглядывают к нам немногие. Наша единственная знаменитость давно покинула наши края.
Так легко, подумала она. Или слишком легко?
— И кто же ваша знаменитость? — Она не могла заставить себя назвать его Лероем.
— Разве вы не видели наш знак? Люк Бардел родом из этих мест.
— Кто такой Люк Бардел? — Рэчел считала себя способной лгуньей, но обмануть мэра ей вряд ли удалось. Он явно знал ее имя, но откуда?
— Гм, я думал, все знают, кто такой Люк Бардел. Разве вы не читаете журнал «Пипл»?
— Очень редко, — пробормотала она.
— Люк Бардел основал какую-то мудреную религию, что-то вроде сайентологии, только без кинозвезд. У него сейчас модный центр на Юго-Западе, но родился он здесь, в Коффинз-Гроув, как и его дед с бабкой.
— А его отец?
Лерой Пелтнер был избран мэром не благодаря своему бесстрастному лицу или дипломатическим способностям. И сейчас на пару секунд опоздал скрыть свою реакцию.
— Ну, и он тоже. — Мэр вытащил носовой платок и промокнул лоб. Жарко в оборудованном кондиционером кафе не было, но мэр весь взмок. — Конечно, из-за той трагедии мы не любим говорить о Джексоне Барделе. Черт, да все это уже быльем поросло, что про то вспоминать, лучше сосредоточиться на чем-то более радостном.
— Трагедии?
Он оставил ее вопрос без внимания.
— Что привело вас в Коффинз-Гроув, мисс Коннери? Или миссис?
— Мисс, — отозвалась она, зная, что именно этого он ожидает от пронырливой, стервозной янки.
— И вы прекрасно знаете, кто такой Люк Бардел, правда же, милая? — Он наклонился над столом и накрыл своей ладонью ее.
Она так быстро отдернула руку, что опрокинула стакан с водой.
— С чего вы это взяли?
— Да с того, что в этот богом забытый городишко приезжают только любопытные. Так что довольно врать, леди. Кто вы такая, репортер или коп?
Она смотрела, как вода лужицей растекается по пластику и струйкой устремляется к краю стола.
— Почему именно так?
— Не играйте со мной, дорогуша. Если хотите моей помощи, если хотите узнать о Люке Барделе, спросите напрямик. У нас здесь нет секретов. — Он взглянул через плечо на группку толкущихся у стойки посетителей и повысил голос. — Так ведь, ребята?
— Точно, сэр.
— Ага.
— Да ни боже мой.
Получилось что-то вроде греческого хора.
Рэчел изобразила улыбку. Она могла, если ситуация того требовала, задействовать определенную долю обаяния. Лерой Пелтнер знал ее имя, но не знал, зачем она здесь, в этом Рэчел совершенно уверена.
— Вообще-то я пишу книгу о «Фонде Бытия».
— Кроме шуток? — Вся его южная галантность вмиг испарилась. — Хотите попробовать нарыть дерьма на Люка?
— А есть что нарыть?
Он раздумчиво оглядел ее.
— Дерьмо есть всегда, милочка. Сколько готовы заплатить?
— Зависит от качества вашего дерьма.
Лерой наклонился над столом, заговорщически понизив голос.
— Детка, есть просто первоклассное…
— Лерой! — Голос был резким и отчетливым, и бедняга Лерой подпрыгнул на стуле, а на его морщинистом лбу выступили капли пота.
— Шериф Колтрейн, — сказал он с чуть заметным нервным заиканием. — Я тут как раз приветствую юную леди в нашем замечательном городе. Пишет книгу про нашего Люка.
Шериф Колтрейн не сильно отличался от Лероя Пелтнера. За пятьдесят, обветренное лицо спрятано под темными очками и низко надвинутой шляпой, коренастое, сбитое тело как будто сплошь из крепких мускулов. Что-то подсказывало Рэчел, что играть с ним будет не так легко, как с Лероем.
— Возвращайся-ка ты на работу, Лерой. У Евы Лу есть кое-какие бумаги, которые тебе надо подписать.
— Проклятье, Колтрейн, я не нуждаюсь… — Нытье сошло на нет, когда шериф обратил на него свой спрятанный за солнечными очками взгляд. — Приятно познакомиться, мисс Коннери. Надеюсь, у нас скоро будет возможность обстоятельно поговорить.
Лерой практически выбежал из кафе, и другие завсегдатаи теперь старательно не обращали внимания на приезжую. Очевидно, все здесь побаивались шерифа Колтрейна.
— Не рассчитывайте на это, — заявил он.
Рэчел заморгала.
— На что не рассчитывать?
— На то, что увидите Лероя в ближайшем будущем. Старый дурак любит трепать языком — так он чувствует себя важной птицей, — но не верьте ни одному его слову. Только в прошлом месяце он умудрился заманить сюда телевизионщиков на поиски чупакабры. А два года назад были летающие тарелки. У Лероя чертовски бурное воображение и потребность быть в центре внимания.
— Тогда почему он мэр?
Улыбка шерифа Колтрейна дохнула холодком.
— Никто другой на эту работу не соглашается. Мы тут языком трепать не любим. За исключением Лероя, когда западает на какую-нибудь смазливую мордашку. Никто вам здесь не расскажет о Люке Барделе ничего такого, чего вы уже не знаете. На вашем месте я бы сел в свою машину и убрался из города, пока не стемнело.
— Сейчас лето, шериф. Так рано не темнеет.
— Никто не станет вам помогать, — уперся он.
— Пытаетесь воспрепятствовать прессе, шериф?
— Вот только не надо мне этой ерунды. И вы не пресса. Просто какая-то баба, которая утверждает, что она писательница. У вас корочка имеется?
— Нет.
Он мерзко осклабился.
— Не знаю, что вы там слышали про маленькие южные городки и их шерифов, но мы следуем букве закона. Я могу предложить вам покинуть город, но заставлять не собираюсь. Просто предупреждаю, что вы зря теряете время.
— Ну, это же мое время.
— Точно. Но ближайший мотель в двадцати семи милях в Гейтерсбурге, а ночью дороги у нас такие темные.
— Я видела какой-то пансионат, когда подъезжала.
Он усмехнулся, обнажив пожелтевшие от табака, но еще крепкие зубы.
— Там владелица Эстер Блессинг, и я не думаю, что она вас впустит.
— Почему?
— Потому что она мама Джексона Бардела. И Люка не простила.
— За что не простила?
— Кто знает? Это маленький город, мисс Коннери. Полагаю, ей уже известно, что вы здесь. Если подниметесь к ней на крыльцо, то можете получить порцию дроби из обреза.
— Да будет тебе, шеф! — Усталого вида официантка, казалось, была единственной в кафе, у кого хватило духу не спасовать перед ним. — Эстер больше интересуют деньги, чем месть. Кроме того, ее хлебом не корми, дай только наврать с три короба про Люка.
— Кто сказал, что это вранье? — встрял кто-то.
— Заткнись, Хорас Уилдин, или я сам тебя заткну, — рявкнул шериф, не оглядываясь. Взгляд его по-прежнему буравил Рэчел сквозь зеркальные очки, и она порадовалась, что не видит его глаз. Наверняка холодные и бездушные, как у рептилии. — В общем, дело ваше, мисс. Ущемлять ваши гражданские права я не собираюсь. — Он произнес эту фразу как что-то непристойное. — Хоронить-то вас будут.
Не сказав больше ни слова, шериф стремительно вышел, а в кафе повисла неловкая тишина.
— Что ж, — промолвила Рэчел через минуту, — городок и впрямь радушнее некуда.
— Люк — это больная тема, милая, — пояснила официантка, подливая ей кофе. — Местные или считают его вторым Иисусом Христом, или самим дьяволом. И обе стороны никогда не сойдутся во мнениях.
— А что думаете вы?
На ее плоской груди красовалась карточка с именем — «Лорин».
— Думаю, в нем понемножку и того и другого, дорогуша, — ответила Лорин и, понизив голос, добавила: — Понемножку того и другого.
— Она здесь.
— Давно пора. Я считал ее более нетерпеливой.
— Ты, наверное, напугал ее до чертиков.
— Пытался. Ее не так-то легко напугать.
— Я заметил, — отозвался Колтрейн. — Лорин исполняет свою роль толково, но Лерой чуть все не испортил.
— Лерой — идиот.
— А то я сам не знаю, — проворчал Колтрейн. — Ты приедешь или хочешь, чтобы я сам разобрался с этим делом? Могу позаботиться, если скажешь.
— Приглядывай за ней.
— Она пойдет к твоей бабке.
— Не к моей бабке, — поправил Люк, — а к матери Джексона. Если я знаю Эстер, она забьет ей голову такими страшилками, что та не будет знать, куда бежать.
— А вдруг вызовет копов?
— Ты же сам коп, Колтрейн. У тебя связи.
— Ага. Но ты сказал не обижать ее.
Люк зажег спичку, понаблюдал за разгорающимся огоньком, потом поднес ее к кончику сигареты и глубоко, со смаком, затянулся, наслаждаясь запретным удовольствием.
— Просто приглядывай за ней.
— Ты все еще в Нью-Мехико? Я думал, приедешь сюда и сам со всем разберешься.
— Расслабься, Колтрейн. У меня все под контролем.
— Где ты, черт возьми, Бардел?
— Близко, — пробормотал Люк. — Ближе, чем ты думаешь. — Он нажал кнопку мобильного телефона, прерывая связь, и представил раздраженную физиономию Джимми Колтрейна.
Джимми Колтрейн на пятнадцать лет старше Люка. В детстве был задирой, когда вырос, стал посредственным копом. Это он нашел Джексона Бардела с размозженной пулей головой; это он, бросив только один взгляд на Люка, забрал ружье из его трясущихся пальцев и спокойно стер отпечатки. А потом вложил оружие в руку мертвого Джексона.
Уловка никого бы не обманула — существуют ведь всякие пробы, анализы и экспертизы, — но Колтрейн позаботился, чтобы никто не потрудился взять эти пробы и провести экспертизы. Все знали, что Джексон Бардел был пьяницей и садистом. Никто не горевал по нему, за исключением его мамаши, но Эстер вечно из-за чего-то брюзжала. По крайней мере, в тот раз у нее была причина.
Люк до конца и не понял, почему Колтрейн поступил так, а не иначе. Может, просто потому, что всегда ненавидел Джексона Бардела. Может, просто знал, что рано или поздно все изменится и Люк сможет ему отплатить. Или, может, ему просто нравилось распоряжаться чужими судьбами.
Люку было наплевать. Тело Джексона Бардела кремировали, папки с материалами расследования сгорели во время пожара, и никто ничего не мог сделать, кроме как выслушивать бредни Эстер про «этого сатанинского выродка», который убил ее мальчика.
Такая же подлая, злая и мерзкая, каким был ее единственный сыночек. Она, случалось, била его, когда он был еще слишком мал, чтобы дать сдачи. Потом он сбежал.
Но теперь вернулся. И прежде чем уедет, нанесет короткий визит Эстер Блессинг.
И расскажет ей, как именно умер ее драгоценный отпрыск.
Глава 11
Прорицатель из шерифа Колтрейна оказался неважный. Эстер Блессинг и глазом не моргнула, когда Рэчел появилась на пороге высокого, выкрашенного в белый цвет викторианского дома с зеленой вывеской.
Ни малейшего сходства с Люком. Это было первое, о чем подумала, испытав при этом непонятное облегчение, Рэчел. Эстер Блессинг была стара как грех и так же омерзительна. Маленькая жилистая женщина со злыми черными глазками и сальными седыми космами, торчавшими в разные стороны. Губы тонкие и неприятные. И сама она, и весь ее дом безнадежно пропахли сигаретным дымом.
Она оглядела Рэчел с головы до ног недовольным, пренебрежительным взглядом, но, судя по всему, таким было ее отношение ко всему миру.
— В наши края редко кто заглядывает, — сказала она, сама того не сознавая вторя Лерою Пелтнеру.
У Рэчел было достаточно времени, чтобы обдумать возможные варианты. Она уже была готова, если старуха схватится за ружье, развернуться и дать стрекача.
— Я приехала разузнать про Люка Бардела.
Старуха оцепенела, и ее лицо выразило еще большее недовольство.
— Зачем?
— Пишу о нем книгу.
Эстер Блессинг фыркнула.
— Считаешь его кем-то вроде святого, девонька?
Игра была рискованная, но последние несколько недель приучили Рэчел, что терять ей нечего. Она заглянула прямо в злые глаза старухи.
— Нет, миссис Блессинг. Я считаю его проходимцем, шарлатаном и лжецом.
— А как насчет убийцы, девонька? Не думала об этом?
Почему-то от такого живого интереса противной карги Рэчел сделалось не по себе. Но она проигнорировала это чувство, странный порыв защитить врага.
— Я думала, убийство было непреднамеренное.
— Я говорю не о поляке, которого он укокошил в драке, — фыркнула Эстер. — Я говорю о моем сыне. Джексоне Барделе. Хладнокровно убитом тем маленьким ублюдком.
Рэчел похолодела.
— Люк убил собственного отца?
— Ты что, не слушаешь меня, девонька? Он был ублюдком. Мери-Джо Макдональд уже была брюхата, когда обманом женила на себе моего мальчика. Раздвинула ноги перед тем бродячим проповедником, а когда он бросил ее с пузом, переметнулась на моего мальчика. А чему удивляться? Парень-то был красавчик, просто загляденье, и мог уговорить кого хочешь на что хочешь.
— Люк?
— Нет, его настоящий папашка. Слонялся из города в город, читал евангелие, лечил больных да спал со смазливыми девками. Пока кто-то его не пришиб. И поделом. Хотя Мери-Джо от этого лучше не стало. — Эстер рассмеялась скрипучим, кудахчущим смехом.
— Судя по всему, он пошел в отца.
— Никогда не верь сыну проповедника, девонька. Особливо если он ублюдок. Джексон пытался научить этих двоих покаянию, Мери-Джо и этого ее ублюдка. Напрасный труд. И посмотри, что вышло.
Запах сигарет соперничал с застарелым потом и каким-то приторным освежителем воздуха, и Рэчел подумала, что если ее стошнит, то только кофе. Она закусила губу и уперлась взглядом в бордово-красный ковер под ногами.
— А что вышло?
— Ну, ты ж знаешь, как померла его мамаша. Глупая девка наложила на себя руки, когда совесть совсем заела. Всегда была дурковатой, не пара моему Джексону. Ненавидел он ее. И мальчишку тоже.
— Почему же тогда не развелся?
— В нашей семье не разводятся, — решительно заявила Эстер. — Это не по-христиански.
— А почему вы думаете, что Люк убил вашего сына? — спросила Рэчел. — И почему никому не сказали?
Грубый, скрежещущий, как железо по стеклу, старческий смех резанул по ушам.
— Дорогуша, все и так уже знают. Его же прогнали из города, когда не получилось ничего доказать, но теперь, когда у него денег куры не клюют, они все стелются перед ним, лижут ему задницу. Ты поосторожнее, девонька. Они не желают, чтобы кто-то очернил их местного святого, даже если он дьявольское отродье. Через него нашему городишке денежки идут, других доходов-то у нас нету.
— А вы-то как себя насчет всего этого чувствуете, миссис Блессинг? — слабо поинтересовалась Рэчел.
Эстер Блессинг подалась вперед, обдав гостью зловонным дыханием, отвратительной смесью виски, сигарет и застарелой злобы. С большим трудом Рэчел удалось сдержаться, чтобы не отшатнуться.
— Я убью его, девонька, — сказала старуха с противным смешком. — Не сойдет ему с рук, что он с моим сыночком сотворил. Рано или поздно я до него доберусь.
Такой аляповатой, такой уродливой комнаты, как та, которую отвела ей Эстер Блессинг, Рэчел в жизни не видела. Стены оклеены светло-зелеными, в цветочек, обоями, повсюду кружева, оборки и дешевые безделушки. Ни на комоде, ни на маленьком столике ни дюйма свободного пространства, но также и ни пылинки. При таком количестве фарфоровых кроликов и пастушек поддерживать чистоту было, наверно, нелегко.