***
А Шачи тем временем уже чуть не плакала, наблюдая, как корчится от невыносимых мук, упавший на колени парень, едва успев переступить порог Храма и опустить свою драгоценную ношу на каменный пол...
Его словно подменили, лишь только он зашел в ворота ограды, высокой стеной окружавшей сам Храм и небольшую территорию вокруг него. Полукровку шатало, каждый шаг давался труднее, чем предыдущий, но девушку из рук он так и не выпустил, донес...
Шачи еще никогда не видела, чтобы чужая власть вот так отнимала у кого-то силы, буквально бросая на колени, тем более, у представителя одной из самых могущественных и сильных в плане магии и физических возможностей рас не-людей...
Побледневшее красивое лицо парня теперь выглядело восковой маской, и только искусанные в кровь губы твердили: 'прошу вас, спасите... сделайте что-нибудь... у нее амулет... вы должны... спасите...'
Полукровку, который не посмел воспользоваться своей магией, чтобы поставить хотя бы защитный купол, позволивший бы ему продержаться несколько минут на враждебной демоненку территории, и, скорее всего не из-за священного трепета перед чужими правилами, а именно в надежде, что служители Единого оценят его жест доброй воли, было очень жаль. Но вот шансы человеческой девушки действительно таяли с каждой секундой, а служители, уложив ее в центре зала, так чтобы распростертая на полу изломанная фигурка целиком была в одном из выложенных мозаикой кругов, больше не проявляли к ней никакого интереса. И, вместо того, чтобы продолжить оказывать ей помощь, с брезгливым любопытством рассматривали нежданного гостя.
- Ну же! - подбадривала их Шачи, лихорадочно ища решение.
В другие Храмы, посвященные Богам (она прекрасно знала, что за Божества послужили прототипом объекту поклонения - можно сказать, за одной партой сидели на занятиях, которые вели Наставники молодых демиургов), девушка могла иметь доступ, и запросто сотворила бы сейчас какое-нибудь 'чудо', знак свыше - можно 'Послание' или 'Пророчество' подкинуть или сделать так, чтобы разом загорелись все священные чаши с маслами и благовониями, ну, в данном случае, свечи... свечи даже проще зажечь... но... вот это противное 'НО' - оказалось непреодолимым препятствием, все ее усилия словно растворялись, не принося никакого результата.
- Что же делать? Ну, пожалуйста... - она даже не заметила, как в голосе появились умоляющие нотки.
Вот бы остальные потешались, узнав, что демиург, пусть пока еще не заслуживший право называться 'Демиургом' с большой буквы (что означало бы уже не только принадлежность к избранным Высшим существам, а и то, что он сам кое-чего достиг в своих Творениях), умоляет каких-то людишек...
- Шачи?
Девушка-демиург стремительно обернулась на посторонний звук, нарушивший напряженную тишину огромного зала.
- Наставник Малик! Вы пришли!!! - сердечко Шачи сделало немыслимый кульбит, радостно подпрыгнув в груди. Она, пожалуй, еще никогда не была настолько счастлива, кроме того дня, когда ей объявили, что она, как взрослая, может присматривать за Творением старших братьев - за Харатой. Однако затем отчаянье новой волной накрыло ее. Ведь рассказать сейчас о первопричине ее переживаний она не могла. Такой рассказ фактически был бы признанием в том, о чем, как все договорились, Старшие Наставники знать были не должны.
- Девочка моя, что случилось? Ты что, плачешь? - Малик быстро шагнул к ней, положил руку на плечо и второй рукой приподнял хорошенькое бледное заплаканное личико за подбородок. - Ну-ка не плачь, рассказывай все по-порядку... - постарался он переключить ее внимание, чтобы ученица собралась и взяла себя в руки.
- Там... - Шачи махнула рукой в сторону макета и всхлипнула. Но присутствие рядом того, кто мог помочь, и кому она не могла ничего рассказать, чтобы не подвести остальных товарищей-"затейников", оказалось последней каплей, и она, уже не подбирая слов и не заботясь о том, что может выдать чьи-то секреты, срывающимся голосом начала говорить:
- Наставник Малик, помогите им... они не хотят... а она умирает... а я не могууу... - расплакалась она по-настоящему, понимая, что сама все равно уже ничего сделать не может, но зато здесь и сейчас тот, в чей авторитет она безоговорочно верила.
- Ох, Шачи, маленькая моя, добрая девочка... - вздохнул Наставник. И, смахивая ее слезы своими пальцами (попутно накладывая легкое заклинание, чтобы она хоть немного успокоилась), продолжил: - Давай, ты сейчас выпьешь воды и потом мне все расскажешь, хорошо?
И действительно, уже спустя несколько минут, Шачи стало заметно лучше. Во всяком случае, подступившая истерика, отступила, и она смогла, пусть и с трудом подбирая слова (в основном из-за того, что слишком о многом приходилось умалчивать), объяснить свою проблему.
- Понимаете, Наставник, там... там девушку ранил дроу, а она не приняла противоядие и теперь умирает. Ее даже в Храм Единого привезли, надеясь помочь, там эти жрецы... просто бросили на полу, и не помогают... А она же сейчас умрет!!! А я ничего сделать не могу... - на последних словах в голосе Шачи опять начали проскакивать нотки отчаянья.
- Успокойся. Давай я тебе сейчас расскажу немного о том, что вам еще пока не преподают. А ей, поверь, если она должна жить, то обязательно придет исцеление, а если нет, то... Пойми, Шачи, сейчас все сделано правильно. Просто в этом месте решают, кому жить, а кому умереть, не служители, а тот, чей это Храм. Надо только ждать его решения. Поверь, повлиять на его решение ты не в силах, точно так же, как и я, и любой другой Демиург. Давай присядем, и ты послушаешь меня...
Малику, как Наставнику, способному еще на стадии формирования личности, представить себе, что в будущем ожидать от своих подопечных, действительно нравилась Шачи. Из этого юного дарования уже в скором времени должен был получиться замечательный Демиург. И видеть ее расстроенной очень не хотелось. Но все же, в первую очередь, сейчас и здесь он был Наставником, отвечающим не только за нее, но и за ее братьев, и всех тех молодых демиургов, которых поручили его вниманию.
Да и самой девушке избыток информации мог не пойти на пользу. Конечно, если он расскажет ей все, что знает, поводов для волнения у малышки будет намного меньше, но тогда она сама попадет в очень щекотливое положение. Ей придется либо рассказать всем, что Наставники знают об их проделках (причем, скорее всего, что никто и не поверит, что это не она обо всем рассказала, наябедничала - ох уж этот юношеский максимализм и вера в собственную непогрешимость!), и соответственно, Шачи невольно лишится их доверия (а жить изгоем тяжело даже бессмертным сущностям); либо молчать - что тоже не очень просто.
К тому же, пусть знания, которые могли ее полностью успокоить, не имели грифа строжайшей секретности, и каждый мог получить их, стоило только захотеть и задать правильные вопросы, все же узнать, осмыслить полученную информацию, 'переварить' в полном объеме, Шачи было еще просто рановато.
Да и урок, который должны были получить остальные молодые демиурги, в результате всех происходящих событий, тоже был очень важен на своем пути к званию Демиурга, поскольку именно такие эпизоды, заставляли понять 'на своей шкуре', что никто, в том числе даже Демиурги, не всесильны. И это случай как раз поможет достаточно быстро избавить молодежь от излишней самоуверенности.
И, хотя, конечно, асурята заслужили наказание, нарушив прямые запреты своих Богов, и Малик вполне понимал их желание напомнить Миру Хараты, что Демиурги все еще существуют, но всерьез беспокоило то, что молодежь демиургов выбрала слишком суровый способ это наказание осуществить, к тому же, превратив чужую беду в собственное развлечение. А это, по меньшей мере, безнравственно, если вообще не сказать, не достойно! Значит, в этом есть и упущение его самого, как Наставника. Значит, тем более надо, чтобы урок извлекли все, кто так или иначе причастен к этим событиям, независимо от того, кем является - жертвой, участником, исполнителем, или же просто сторонним наблюдателем...
Во многом, молодежь демиургов не понимала нелицеприятность своего поступка, в силу того, что еще не научилась справедливо оценивать соответствие вины и кары. И здесь, опять же, предстоящие события могли помочь им понять, насколько хрупка эта грань, ничтожна эта взвешиваемая крупица Добра и Зла, способная отклонить чашу весов справедливости, ведь нельзя допускать нарушение равноценности совершенного проступка и соответствующей расплаты... Цена - жизни существ, которым позволили появиться на свет в этом Мире, и это очень серьезно.
Но успокоить Шачи все-таки стоило, и Малик начал, аккуратно подбирая слова (чтобы Шачи не поняла, что он знает гораздо больше, чем она поведала), рассказывать, откуда пришел на Харату Орден Единого, и что это за вера такая...
- Шачи, я понимаю, что ты первый раз столкнулась с тем, что твоя Сила ничего не может сделать, ведь верно? - не столько спросил, сколько уточнил Наставник.
В ответ на эти слова, девушка только кивнула и добавила:
- Я даже ничего не почувствовала, как будто ничего не пыталась сделать... - несмотря на все уверения, ей до сих пор было обидно оказаться полностью беспомощной.
- Видишь ли, весь вопрос в том, кто стоит за этой верой. Я понимаю, что тебя еще вряд ли всерьез интересовали подобные вопросы, но, пожалуй, кое-что тебе стоит узнать уже сейчас.
Девушка серьезно взглянула на своего Наставника, выражая желание внимательно слушать и запоминать.
- Шачи, в любом из миров, сотворенных Демиургами, если там есть люди - рано или поздно появляется этот Орден. Конечно, внешнее оформление их Храмов, особенности обрядов и символов могут несколько отличатся друг от друга, но вера в Единого остается неизменной. Как и то, что жрецы всегда будут называть себя Его служителями, а чудеса всегда будут свершаться по воле Его.
Однако самым главным является, пожалуй, то, что ни один Демиург не может изменить или как-то повлиять на происходящее в Храмах этого Ордена. Там властвует только Его воля и только Его Сила.
Малик сделал паузу, удовлетворенно отметив, что девушка боится пропустить даже слово из его объяснений.
- Видишь ли, Шачи, все дело в том, где зародилась эта вера и откуда она пришла в наши миры.
Ты должна уже знать о том, что существуют миры, в жизнь которых запрещено вмешиваться.
- Да, Наставник - миры Старших, но при чем здесь это? - нахмурилась Шачи.
- Правильно. Вот только стоит вспомнить о том, что так называются и те миры, которые действительно сотворили самые Старшие Демиурги, и те, которые только находятся под опекой Старших, будучи сотворены Изначальным Творцом.
Так вот, эта религия пришла именно из тех миров, что сотворены Творцом. И является верой не в какого-либо Демиурга, а верой в Него. А перед Ним - все равны. И мы, и люди - творения Его.
Вот именно поэтому, ты и не смогла ничего сделать. Но, поверь, Он никогда не будет желать зла тем, кто возник по воле егоего.
- А почему же тогда всем, кроме людей, так тяжело находиться там? - задала каверзный вопрос не в меру одаренная ученица, и Малик вздохнул:
- Просто люди изначально в воле его, а остальные - сотворенные нами, да и мы зачастую забываем это, преисполнившись самоуверенности. Наверное, в назидание нам, чтобы и мы почувствовали, наблюдая за страданиями наших созданий, кто стоит над всеми нами, в самом начале... Ну да это та тема, которая требует намного больше времени для разговора, тем более что, глянь-ка, Шачи - девушка уже очнулась и с ней все хорошо. Теперь ей просто наложат повязку и отпустят, раз сам Творец оставил ей жизнь. Так что можешь больше не переживать.
Пока Шачи заинтересованно рассматривала происходящее на Харате, Малик с не меньшим интересом, смотрел на нее.
Вроде бы все вышло хорошо. Шачи перестала сомневаться в собственных силах и успокоилась, удовлетворенная тем, что человеческой девушке помогли. Подозрений о том, что он знает все (то есть гораздо больше, чем она успела выложить, прося помощи), у нее тоже не возникло. Шачи слишком юна, чтобы понять и принять больше и смириться с некоторыми непреложными истинами, этой информации ей вполне достаточно на первое время, пока не возникнут следующие вопросы.
Посмотрев же на происходящее на Харате, он еще раз кивнул своим собственным мыслям.
Пожалуй, это даже хорошо, что Анна побывала в Храме Единого, пусть и при таких печальных обстоятельствах.
Теперь почти ничто не сможет помешать исполнению ее предназначения в этом Мире. Тонкая и практически незримая нить веры (которая пусть и не пробудилась в ее душе полностью, но уже начала возрождаться) гарантировала это...
***
Аня открыла глаза. Голова закружилась. Хорошо, что она лежала, иначе все равно бы тут же шлепнулась. Прямо на нее смотрело все понимающее чуть грустное лицо с тонкими чертами на фоне голубого купола. Почему то складывалось впечатление, что его, цвета темной вишни, глаза смотрят прямо в ее душу, внимательно оценивая всю ее прошлую и будущую жизнь. Не осуждая, а понимая и принимая ее такой, какая она есть, со всеми ее достоинствами и недостатками... Вокруг головы этого грустного мужчины без возраста, одетого в светлые одежды, разливалось, искусно выполненное неизвестным художником, золотое сияние. Оно было настолько живым, что на мгновение показалось, что это не сотворено руками неведомого умельца, а солнечный свет решил по собственной воле замереть, создавая величественный и одновременно легкий ореол.
Анька скосила глаза в сторону, голова опять закружилась. Просторное помещение, несмотря на свою скромную, скорее даже, аскетичную обстановку, было для нее сейчас щемяще уютным, порождая какое-то непонятное томление в ее груди. Вдоль потемневших от времени каменных стен в нишах стояли напольные подсвечники, в каждом из которых горело не меньше двух десятков тоненьких свечей. Их неяркие огоньки наполняли помещение ласковым светом.
Девушка прикрыла глаза. В воздухе чувствовался приятный, смутно знакомый аромат благовоний. Грустная, необычайно глубокая, трогающая самые потаенные струны души, мелодия витала где-то под сводами этого здания. Аня пошевелила рукой. Рука послушно взметнулась к шее и наткнулась на плотную повязку.
Тошнота не отступала, но, если не двигать головой, то другого дискомфорта она уже не чувствовала - и дышать, и глотать было не больно. Аня услышала чьи-то шаги, гулко раздававшиеся в помещении, и вновь попыталась повернуть голову на приближающийся звук.
Из глубины ниши вышли двое: мужчина и женщина, одетые в грубые платья-балахоны.
- Она очнулась, Брат... я Вам больше не нужна? - смиренно спросила женщина тихим голосом.
- Благодарю. Да благословит тебя, Сестра, Единый...
Мужчина подошел и склонился над Аней.
- Как Вы себя чувствуете? - мягко спросил он.
- Спасибо, намного лучше, - ответила Аня, прислушавшись к своему организму.
- Идти сможете?
- Не пробовала, - честно призналась девушка, пытаясь подняться.
Мужчина в странном платье смотрел, не пытаясь, однако, помочь. Его взгляд был строгим, немного осуждающим, но в то же время сочувствующим. Аня попробовала сделать шаг, но покачнулась.
- Постойте, - услышала девушка голос мужчины.
Аня медленно обернулась и увидела изображение распятого на кресте худощавого человека. Что-то смутно знакомое промелькнуло перед глазами: полутемное душноватое помещение, наполненное теплым ароматным запахом меда и воска, толпы людей (преимущественно пожилых женщин в неброских платках на головах), колеблющийся свет множества свечей перед грустными темными картинами, поблескивающими позолотой, и человек в похожем платье, только отделанном серебром и искусной жемчужной вышивкой, что-то говорит собравшимся... за его спиной изображение золотых врат и сценки из чьей-то жизни... человек в высоком головном уборе и огромным крестом (почти на животе) говорит нараспев несколько фраз, затем размашисто делает какие-то пассы рукой, и все повторяют этот жест, склоняя головы и спины в поклоне...