— Мама в порядке, Эмили. Я вроде как довольна сейчас.
Это действительно был чудесный день. Я была так счастлива после этого, что бросилась в объятия Никса и практически умоляла его заняться грязными вещами со мной. Мы провели удивительный день в его спальне.
Слишком скоро настало время собираться на прием.
Я принесла свое коктейльное платье от Моник Люлье, а Никс взял смокинг Линка, который, к счастью, был того же роста и комплекции как он…
Я должна признать... Никс будет выглядеть потрясающе даже в мешке. Черт, я никогда не видела, его одетым ни во что, кроме футболки и джинсов, и он всегда выглядел аппетитно для меня. Но сегодня... в смокинге? Он выглядел невероятно потрясающе. Он даже уложил волосы немного, так что они были убраны назад со лба и висков, открывая его красивые линии и углы лица. Он не побрился, что мне очень понравилось. Его вечная щетина давала понять, чтобы никто никогда не забывал, что Никс Кэлдвелл был суровым мужчиной. И это меня привлекало.
Он был моим суровым мужчиной... на данный момент.
Когда я вышла из ванной после того, как нанесла последние штрихи в макияже, Никс стоял и выглядел очень нервным, держа букет цветов.
— Это для меня? — спросила я, мое горло пересохло, и глаза были готовы вот-вот наполниться слезами.
— Я побежал в лавку на углу, пока ты была в душе. Кажется, этим вечером они подойдут к твоему наряду, — кивнул он.
Я взяла букет и прижала к носу. Цветы не пахли сильно, но букет был прекрасен, и он был вручен мне невероятно закрытым человеком. Из-за простого факта, что он заботился обо мне, мое сердце грозилось треснуть и засосать его внутрь.
— Они прекрасны, Никс. Я поставлю их в воду.
Я больше ничего не говорила, потому что могла сказать, что он нервничал, а я была на грани того, чтобы расплакаться. Как только мы вышли, его рука змеей обвилась вокруг моей талии, из-за чего мне пришлось остановиться. Он прижал свои губы к моему виску и сказал:
— Я никогда не приносил цветы женщине прежде, Эмили. Это впервые для меня.
Я повернулась лицом к нему, и наши губы встретились... нежно, спокойно. Он отстранился.
— У меня много всего впервые с тобой.
Мое сердце гудело волнением из-за сказанных им слов, когда мы ехали в «Уолдорф-Астория».
Да... это был практически идеальный день, ведущий к этому приему по сбору средств.
И вот я стою в коридоре за пределами зоны комфорта, готовлюсь войти.
И Тодд Фулгрэм стоит здесь, положив свою руку на мою. Он появился из ниоткуда, без предупреждения.
В его жесте нет агрессии, и если бы не было чего-то грустного в его манере поведения, я бы закричала во всю силу легких, чтобы выбраться из ловушки. Но он тихо говорит:
— Эмили... мне очень нужно с тобой поговорить... объяснить ситуацию...
Я не должна доверять ему. Я должна вежливо найти отговорку и идти в другую сторону... или бежать в уборную. Но его тон другой. Он не умоляющий, детский, угрожающий или высокомерный как это привычно для Тодда Фулгрэма.
Он печальный и напуганный.
Мое сердце, чертов дьявол, подсказывает, что у меня нет выбора, кроме как остаться и послушать.
— Хорошо, — говорю я.
Он отпускает мою руку и запускает ее в свои волосы.
— Во-первых, извини за то, что пришел. Но я знал, что ты здесь, и должен был поговорить с тобой... лично, — начинает он.
— Я слушаю, — говорю я осторожно.
Тодд ведет меня к обитой скамейке около стены в коридоре. Мы оба садимся, и наши колени направлены друг на друга
Он нервничает, скручивая пальцы.
— Эмили... Мой отец очень давит на меня: он хочет, чтобы мы были вместе. Хочет быть привязанным к твоему отцу больше, чем просто деньгами, — продолжает он.
Я киваю ему. Я понимаю его. Моя мать делала то же самое.
— Он сделает все, грозится лишить меня всех финансов, и если я не заключу сделку с тобой, тогда он выгонит меня из семьи. Вот почему я так безумно хотел возобновить наши отношения, — говорит Тодд.
Я почти беру руку Тодда в жесте сочувствия, но сдерживаюсь. Я не хочу, чтобы он думал, что есть надежда на что-то для нас.
— Мне очень жаль, Тодд. Я знаю, на что это похоже — быть использованным ради выгоды, — отвечаю я ему.
Он дарит мне небольшую улыбку понимания.
— Твоя мама хочет то же самое для тебя. Ты понимаешь важность имиджа? — спрашивает он меня.
Я киваю, но не уверена, к чему он клонит. Я думала, он почти извинился, но теперь не уверена.
Тодд молчит. У него есть что-то большее, что он хочет сказать, я это знаю. Он осматривается, и видит, что в коридоре очень людно. Он встает и тянет меня вверх, я оказываюсь в углу рядом с растениями и большой вазой с цветами. Здесь более приватная обстановка. Моя спина прижита стене, а он передо мной. Он смотрит налево и направо, чтобы убедиться, что мы одни.
— Это не самое худшее, Эм. Я действительно в отчаянии и мне нужна твоя помощь... — говорит он с отчаянием.
Что-то явно не так, но Тодд не угрожает. Он выглядит напуганным и подавленным. Я начинаю нервничать, и мне становится страшно за него.
— Что случилось, Тодд? Ты можешь сказать мне, — уверяю его.
Он делает глубокий вдох, смотрит на потолок, затем вниз на меня. Его дыхание выходит со свистом.
— Я не могу рассказать тебе всего, но мне действительно нужна видимость того, что мы вместе. Мой отец не должен знать, что я потерпел неудачу в этом.
— Что? Ты хочешь, чтобы я притворялась, что у меня отношения с тобой? — Идея нелепа.
— Да, это именно то, о чем я говорю. Посмотри, люди делают это все время. Я знаю, что ты ничего не чувствуешь ко мне, и знаю, что ты с другим парнем. Если мы сможем делать вид, что мы вместе, меня не будет волновать, что ты делаешь на стороне.
Хорошо, теперь Тодд вышел за рамки и находится на грани полного идиотизма.
— Тодд... это самое нелепое, что я слышала. И ответ «нет». Теперь, если ты извинишь меня, мне нужно вернуться, — отвечаю я.
Я поворачиваю налево, чтобы пройти мимо Тодда, но он протягивает руку, хватая мою.
— Эмили... пожалуйста, послушай меня. Это серьезно, — продолжает он.
Я смеюсь над ним.
— Ничто не является настолько серьезным, Тодд, чтобы мы были в фиктивных отношениях. Мне очень жаль... найди кого-то другого, чтобы играть в свои игры.
Я пытаюсь вырваться от него, но он по-прежнему держит меня. И тогда я понимаю, что ошиблась, давая Тодду немного времени. Я пытаюсь вытащить свою руку еще раз, но я не могу освободиться. Я решаю пригрозить:
— Если ты не отпустишь меня, Тодд, я закричу.
Что, кажется, работает, и он отпускает.
— Эмили, — говорит он с явным отчаянием, но он понижает голос до хриплого шепота, чтобы никто не мог услышать: — Я гей, и я в большой беде, если это всплывет.
Что за черт?
Я ничего не могу поделать, но знаю, что мое лицо — это, наверное, сочетание ужаса, грусти, сочувствия и гнева одновременно. Однако, прежде чем я могу что-то сказать, за спиной Тодда кто-то появляется, и я ахаю.
Никс подходит к нам, его глаза сосредоточены на Тодде. Его кулаки сжаты, и злость контролирует выражение его лица. Первое, что я осознаю, — Никс пострадал в прошлом от проблем с яростью. Он готов обрушить свою ярость на того, кто встанет у него на пути.
И я очень боюсь за Тодда в этот момент. Я могу судить по яростной маске на лице Никса, что он был свидетелем разговора между Тоддом и мной. Ох, он не был так близко, чтобы услышать, что было сказано, но я уверена, что он видел, как я изо всех сил пыталась выбраться из хватки Тодда.
Я сразу же выставляю свою руку в сторону и обхожу Тодда, идя наперехват Никса. Я боюсь его из-за выражения его лица. Он хочет убить Тодда... или, по крайней мере, нанести ему тяжкие телесные повреждения. И есть огромный шанс, что его гнев может случайно отразится на мне.
Я встречаюсь с Никсом в пяти шагах от места, где стоит Тодд. Кладу руки на грудь Никса и быстро говорю:
— Никс, я в порядке. Он не причинил мне боль. На самом деле, это не то, что ты думаешь.
Никс даже не смотрит на меня, но продолжает приближаться к Тодду. Мне не остается никакого выбора, кроме как держать руки на его груди, и теперь я иду назад, чтобы встать между двумя мужчинами.
Не отрывая глаз от Тодда, он мне говорит:
— Ты должна уйти с моего пути, Эмили, прежде чем пострадаешь. Я не контролирую себя, — его слова суровые, и глаза сверкают безумием.
Я в ужасе и говорю ему тихим, дрожащим голосом:
— Никс, пожалуйста. Ты меня пугаешь.
Походка Никса шатается, а затем он останавливается как вкопанный. Он смотрит на меня сверху вниз, и сначала в его взгляде нет понимания. Его зеленые глаза темные, зрачки расширены. Зубы сжаты, а лицо полно гнева. А потом мои слова доходят до него, или, может быть, это выражение страха на моем лице, потому что я пораженная смотрю, как гнев покидает его взгляд. Его лоб разглаживается, и глаза смягчаются. Я поднимаю свою руку вверх и кладу ее на его щеку.
Никс делает глубокий вдох и крепко обнимает меня.
— Я сожалею. Я не хотел пугать тебя. Я бы никогда не навредил тебе, Эмили. Клянусь, — говорит он.
Я оборачиваю свои руки вокруг его талии и сжимаю его, как будто от этого зависит моя жизнь.
— Я знаю. Я боялась, что ты сделаешь больно Тодду, он не заслуживает этого, — отвечаю я.
Никс слегка напрягается, но до сих пор ласково держит меня.
— Что он хочет? — продолжает он.
— Судя по всему, он хочет фиктивных отношений и говорит, что он гей. Он только сказал мне об этом, — я полностью сбита с толку из-за всей ситуации.
Никс смотрит на Тодда со скептицизмом на лице. Затем смотрит на меня, обхватив меня рукой за шею, с любовью поглаживая большим пальцем.
— Уверена, что ты в порядке? Он не причинил тебе боль или сказал что-нибудь, чтобы расстроить тебя? Я видел взгляд на твоем лице, Эмили. Ты была напугана чем-то.
Я качаю головой и наклоняюсь, чтобы нежно поцеловать его.
— Просто в шоке, больше ничего. Дай мне несколько минут, чтобы поговорить с ним еще немного, и я приду и найду тебя.
— Попробуй еще раз. Я не оставлю тебя одну с ним.
— Мы просто поговорим, — говорю я с раздражением.
— Мне наплевать. Мужчина прикоснулся к тебе. Он преследовал тебя. Тебе повезло, что я не разорвал его на части прямо сейчас. Говори, если хочешь, но я буду в одной комнате с тобой, — говорит он. Он акцентирует свое заявление, скрещивая свои руки на груди, подбадривая меня испытать его на прочность.
Я вздыхаю. Не будет никакого разговора без Никса.
— Хорошо. Ты такой задира, хотя, ты знаешь это?
Он дарит мне озорную улыбку.
— Во мне много плохих черт, Эмили. Задира — только одна из многих.
Я раздражена, но оборачиваюсь сказать Тодду, что мы можем продолжить наш разговор. Прежде чем я смогу произнести слово, Никс берет мое запястье в свою руку, притягивая мое внимание к нему.
— Мне очень жаль, Эм. Я не хотел напугать тебя.
Я прикладываю палец к его губам, чтобы заставить его прекратить извиняться.
— Не извиняйся. Я не боялась, что ты что-то сделаешь мне. Я боялась, что ты что-то сделаешь Тодду, и что потеряешь контроль над собой.
Он закрывает глаза и позволяет моим словам поглотить себя. Затем просто кивает головой в принятии того, что я сказала.
Остаток вечера я провожу, слушая Тодда, выливающего свои внутренние переживания на меня, и все это время Никс смотрит на него. Это тяжело для бедного Тодда. Я ухожу с более ясным пониманием его мотивов. На самом деле, когда последствия того, что Тодд говорил мне, дошли до меня, я ощутила облегчение, в некотором роде. Его гомосексуальность объяснила мне многие вещи. Как и то, почему мне всегда казалось, что я была инициатором каких-либо близких отношений с ним, или почему он был таким неловким, когда мы были близки. Черт возьми, это даже объяснило, почему он никогда не хотел удовлетворить меня.
Он также дал мне понять, что живет ложью большую часть своей жизни, просто чтобы избежать конфликта. Давление и стресс, я уверена, были причиной его дерьмового поведения. Я предложила свою поддержку Тодду, если он хочет раскрыть свою ориентацию, но это все, что он получит от меня.
Никс сделал личное заявление Тодду. Он оставил личное предупреждение никогда не приближаться ко мне снова. В то время как мне было его жалко, я была рада, что он, наконец, понял, что мы не будем вместе.
25 глава
Никс
Дурацкое мероприятие по сбору пожертвований закончилось, и мы едем обратно в квартиру Эмили на такси. Она тесно прижимается ко мне, положив голову мне на плечо. Для меня удивительно, насколько я привык к ощущению ее тела. Насколько мне нравится чувствовать ее рядом с собой.
Я откидываю голову на спинку своего сиденья и размышляю об этом вечере. Я думал, что самым худшим будет встреча с родителями Эмили.
Еще одно «впервые» для меня.
Плюс у меня было только немного информации, из которой я мог предварительно судить ее родителей. Я знал, что Эмили не близка с ними. Не так, как со своим отцом. Знал, что Эмили пыталась получить контроль над своей жизнью, и что многие вещи ей диктовали.
И я знал, что мать Эмили позвонила ей сегодня с искренним извинением. Выражение лица Эмили было бесценно. Она вскочила и танцевала по гостиной Линка, что тронуло мое сердце. Это придает правдивости, насколько мощным может быть простое извинение, и мне не мешало бы напоминать себе об этом.
Родители Эмили на самом деле были довольно вежливы со мной. Я знаю, что был строгим и резким, когда Эмили потащила меня наверх. Я крепко держал ееё руку, готовый вытащить ее оттуда, если они скажут что-нибудь, что причинит ей боль.
Вместо этого, они оба тепло обняли ее, и были очень любезны и добры ко мне. Когда конгрессмен Бёрнэм узнал, что я служил в морской пехоте, мы провели двадцать минут, разговаривая о войне в общих чертах. Он сказал, что хотел бы выразить свою личную точку зрения позже, если я смог бы пообедать с ним в один прекрасный день. Я согласился, хотя не очень хочу этого. Думаю, я просто уверен, что мои отношения с Эмили не будут прогрессировать до точки, где я буду обедать вместе с ее отцом. Поэтому я согласился, чтобы мы просто смогли продолжить нашу дискуссию.
Мать Эмили была немного другой. Она пожала мне руку, и ее слова были теплыми. Но я все еще мог видеть, что ее мама оценивает меня, задаваясь вопросом, был ли я достаточно хорош для ее дочери?
Я хотел просто ляпнуть: «Послушайте, мадам, у нас есть взаимопонимание. Мы просто трахаемся друг с другом». Я мог только представить себе выражение ее лица на этих словах.
Остальная часть вечера, вплоть до «инцидента с Тоддом», была не так уж и плоха. Еда была отличной, я танцевал несколько раз с Эмили, и это был рай. Это приукрасило всех тех скучных, чопорных людей, с которыми она познакомила меня и тот факт, что я застрял в смокинге.
Я на самом деле немного с содроганием вспоминаю о взрывной ярости, которая текла через меня, когда я увидел, как Тодд схватил Эмили. Мой разум помутнел, когда я увидел, как она попыталась оттолкнуть его и просила отпустить ее. Я понятия не имел, что он говорил, но выражение на лице Эмили было смесью бурных эмоций, я не мог контролировать тот всплеск ярости, что накрыл меня. Все, что я знаю, — Тодд расстроил Эмили и, следовательно, я должен ему навредить.
Если честно, я даже не помню, как Эмили появилась передо мной. Я не помню ее мягкие руки на своей груди, или слова, которые вылетали из ее рта. Ничего из этого не имело значения. Я не пытался вспомнить теплые, карие глаза Харли или учение доктора Антоняк... дыши глубоко, глубоко дыши.
Я видел только свои руки, обернутые вокруг шеи Тодда, и как выжимаю всю чертову жизнь из него.
А потом, каким-то образом, слова, наконец, проникли сквозь туман... «Никс... пожалуйста... ты меня пугаешь». Это был нежный голос Эмили, которая коснулась меня, и вся моя злость просто испарилась. Тодд стал не важен. Эмили... она меня боится... вот что было важно.