Анжелика усомнилась в своей привлекательности и красоте. Не чувствуя себя любимой, женщина перестает считать себя достойной любви. Способна ли она продолжать схватку, в которую ввязалась? Она осознавала собственные слабости. Она любила Филиппа и причинила ему зло. В своем упорном стремлении к успеху, своей неистовой жажде противостоять превратностям судьбы она загнала его в угол и вынудила жениться на ней, иначе его род навсегда навлек бы на себя гнев короля. Он предпочел взять ее в жены, но не простил. По вине Анжелики родник, к которому оба могли бы припасть, отравлен. Рука, которую она могла бы протянуть Филиппу, внушала ему ужас.
В отчаянии и печали Анжелика вытянула вперед свои белые руки и посмотрела на них.
– Какое же пятно вы не можете смыть с них, о восхитительная леди Макбет? – раздался возле нее голос маркиза де Лозена.
Он поклонился:
– Где пролитая вами кровь? Да ваши ручки совсем замерзли, красавица. Что вы делаете на этой лестнице, да еще на сквозняке?
– Сама не знаю.
– Все вас покинули? Обладательницу столь прекрасных глаз? Непростительно. Идемте же ко мне.
Их с радостными восклицаниями окружили несколько молодых дам, среди которых была и госпожа де Монтеспан.
– Господин де Лозен, мы вас искали. Сжальтесь над нами!
– Ах, меня так легко разжалобить. Чем могу быть вам полезен, дамы?
– Приютите нас. Говорят, будто король приказал построить для вас в деревне особняк. А здесь у нас нет права даже на квадратик пола в передней у королевы.
– Но разве вы не состоите в свите королевы, как мадам дю Рур и мадам д’Артиньи?
– Так-то оно так, однако художники привели нашу обычную спальню в полную негодность. Там, кажется, собираются поместить Юпитера и Меркурия… На потолке. Так что сами боги изгнали нас…
– Ну что вы, не стоит расстраиваться. Я вас всех провожу к себе в особняк.
Компания покинула замок. В сгустившемся тумане чувствовалось дыхание близкого леса.
Подозвав лакея с фонарем, маркиз повел дам вниз по склону холма.
– Вот мы и пришли, – сказал он, останавливаясь перед нагромождением белых камней.
– Пришли? И куда же?
– В мой особняк. Король действительно приказал построить его для меня, однако пока положен лишь первый камень.
– Какая злая шутка! – в ярости прошипела Атенаис де Монтеспан. – Заставить нас продрогнуть до костей, месить грязь…
– Осторожно, не упадите в яму, – любезно предупредил Пегилен, – здесь все перекопали.
На обратном пути мадам де Монтеспан несколько раз оступилась, вывихнула лодыжку и вновь разразилась бранью. До самого замка она осыпала маркиза ругательствами, которые сделали бы честь любому солдату из караульного отряда.
Лозен еще продолжал смеяться, когда проходящий мимо маркиз де Лавальер крикнул, что он может опоздать к церемонии надевания ночной рубашки. Король направлялся в свою спальню, и дворянам надлежало присутствовать при малом отходе ко сну, когда первый лакей передаст рубашку главному камергеру, который собственноручно наденет оную на его величество. Маркиз де Пегилен поспешно покинул дам, однако не преминул заверить их, что гостеприимно приглашает их… к себе в спальню, расположенную «где-то наверху».
Так что четыре молодые женщины в сопровождении Жавотты поднялись наверх, где, по выражению мадам де Монтеспан, теснота была такая, что стены трещали.
После недолгих поисков они обнаружили заветную почетную надпись на низкой дверце:
«ДЛЯ маркиза Пегилена де Лозена».
– Вот счастливчик Пегилен! – вздохнула госпожа де Монтеспан. – Несмотря на все самые глупые выходки, король продолжает держать его в любимчиках. Хотя ростом он вовсе не вышел, да и лицо у него неприметное.
– Однако оба этих недостатка он компенсирует двумя великолепными достоинствами, – возразила госпожа дю Рур. – Маркиз умен, и в нем есть что-то, чего я не берусь определить, почему ни одна дама, узнав его, никогда не оставит его ради другого.
Совершенно очевидно, того же мнения придерживалась и юная госпожа де Роклор, обнаруженная в спальне Пегилена. Служанка как раз подавала ей батистовую рубашку, расшитую тончайшими кружевами и предназначенную исключительно для того, чтобы не утаить прелести красавицы. После минутного смущения та опомнилась и очень мило проворковала, что маркиз послал своих приятельниц укрыться у него, а она его неверно поняла. Это наименьшая услуга, какую можно оказать друг другу в столь необыкновенных обстоятельствах, как пребывание в Версале.
Госпожа дю Рур была счастлива: она давно подозревала, что госпожа де Роклор – любовница Пегилена, а теперь наконец представился случай лично в этом убедиться.
В крохотной спальне широким было лишь окно, выходившее в лес. Только что поставленная дополнительная кровать с пологом целиком заняла ее. Вся компания протиснулась в клетушку, так что в ней невозможно было повернуться. Зато из-за тесноты в ней, к счастью, было тепло, и в печурке весело плясал огонь.
– Ну что же, – сказала госпожа де Монтеспан, стаскивая заляпанные грязью ботинки, – давайте-ка освободимся от последствий дьявольской шутки нашего Пегилена.
Промокшие чулки она тоже стянула, остальные дамы последовали ее примеру. Все четверо в пышных юбках уселись на пол и вытянули к огню хорошенькие ножки.
– А не пожарить ли нам сухариков? – предложила Атенаис.
Служанка была отправлена в кухню, откуда вернулась в сопровождении поваренка в белом колпаке, который принес корзинку сырого теста и длинную двузубую вилку. С этими принадлежностями дамы устроились в уголке возле очага. Госпожа д’Артиньи достала из сумки и разостлала плюшевый коврик и принялась ловко тасовать колоду карт.
– Сыграем? – предложила она госпоже дю Рур.
– С удовольствием.
– А вы, Атенаис, будете?
– У меня нет ни одного су. Вчера вечером у госпожи де Креки я все проиграла.
Анжелика тоже отказалась. Ей хотелось поговорить с мадам де Монтеспан. Госпожа д’Артиньи настаивала. Игра требовала четырех участниц. В отчаянии она решила привлечь лакея и поваренка.
– Так не умеем мы в карты-то, г-гос-госпожа, – пролепетал оробевший мальчишка.
– Тогда организуем партию в басет, – решила графиня, беря в руки стаканчик с игральными костями.
– А у меня и денег нет, чтобы проигрывать, – приврал лакей.
Госпожа д’Артиньи вытащила из своей бездонной сумки кошелек и бросила им:
– Вот вам для начала. И зря вы так обрадовались, нечего растягивать рот до ушей. Я в два счета все у вас отыграю.
И они принялись выбрасывать кости. Поваренок в одной руке держал стаканчик с костями, а в другой – длинную вилку для сухариков.
Появился господин де Лозен в сопровождении дворянина из числа своих друзей. Тот вступил в игру вместо лакея. Господин де Лозен и мадам де Роклор отправились в постель. Как только они задернули полог, все о них забыли.
Анжелика подхватывала пальчиками обжигающее лакомство и меланхолически грызла, размышляя о Филиппе. Как укротить его, как одержать над ним победу или хотя бы избежать его мести и не позволить ему разрушить ее жизнь, построенную с таким трудом?
Она вспоминала, как, восседая в своем долбленом корыте, философ воровского мира Деревянный Зад давал ей советы:
– Не позволяй Болтуну брать над тобой верх, иначе тебя ждет смерть… Самая худшая: смерть твоей души.
Но разве можно сравнивать грубого Болтуна с утонченным маркизом? Анжелика дошла до того, что решила: этот последний – гораздо страшней. Настанет день, когда его глупые выходки, вроде украденных карет, уступят место более опасным действиям. Он-то уж прекрасно знал, что ее можно уязвить, лишив сыновей или свободы. Если ему придет в голову жестокая мысль истязать Флоримона и Кантора, что уже прежде случалось, как она может их защитить?.. К счастью, оба ее мальчика были в надежном укрытии в Монтелу, где целыми днями для поправки здоровья бегали в Пуату по окрестным полям с деревенскими ребятишками. Пока она могла не беспокоиться об их участи. Она укорила себя за то, что в первую ночь, которую ей довелось провести при дворе в Версале, она истязает себя воображаемыми страхами.
Огонь в очаге полыхал все жарче. Она попросила Жавотту принести несессер, вынула из него две изящно украшенные пергаментные ширмы и предложила одну из них госпоже де Монтеспан. Прекрасная молодая женщина залюбовалась сундучком с золотыми накладками, снаружи обитым красной кожей, а изнутри белым дамастом. В нем, разделенные перегородками, каждый в своем отделеньице, были уложены канделябр из слоновой кости, мешочек из черного шелка с десятью восковыми свечами, чехол для шпилек и булавок, два небольших круглых зеркальца и одно овальное, украшенное жемчужинами. Там же находились два кружевных чепца и рубашка из тонкого полотна, золотой футляр с тремя гребнями и другой, где хранились щетки.
Последние были сделаны из белого с красным черепахового панциря с золотыми завитушками и представляли собой настоящее произведение искусства.
– Я заказала их из панциря черепахи, которая водится в теплых морях, – пояснила Анжелика. – Не подумайте, что это бычий рог, и уж тем более не ослиное копыто…
– Вижу, – с некоторой завистью вздохнула маркиза де Монтеспан. – Ах, чего бы я не отдала, чтобы обладать столь прекрасными вещицами! А ведь мне следовало бы заложить свои драгоценности, чтобы вернуть последний карточный долг. Я этого не сделала. Иначе как бы я могла нынче вечером появиться в Версале? Господин де Вантадур, которому я должна тысячу пистолей, подождет. Он человек учтивый.
– Но разве вы не назначены фрейлиной королевы? За эту должность вам непременно станут платить жалованье…
– Пустяки! Сущие гроши! Мне уже пришлось удвоить расходы на туалеты. Я потратила две тысячи ливров на маскарадный наряд, в котором участвовала в балете господина Люлли «Орфей». Его танцевали в Сен-Жерменском дворце. О, было так мило! Особенно мой костюм. Впрочем, и балет тоже. Я изображала нимфу и вся была обвешана прелестными финтифлюшками в виде трав и цветов. Король, разумеется, исполнял роль Орфея. Мы с ним составили первую пару. Бенсерад рассказал об этом в своей хронике. И поэт Лорэ тоже.
– В свете много говорят о знаках внимания, которые оказывает вам король… – заметила Анжелика.
Госпожа де Монтеспан вызывала у Анжелики смешанные чувства. Она завидовала не красоте придворной дамы – они были чем-то похожи, потому что обе происходили из благородных семейств Пуату, – а, пожалуй, какой-то лучезарной дерзости ее манер и высказываний. Анжелика и сама за словом в карман не лезла, однако рядом с Атенаис чувствовала ее превосходство и старалась помалкивать. Она на себе ощущала огромное обаяние речи молодой маркизы. К изумлению собеседников, их нимало не шокировала сглаженная изысканностью речи и прелестными оборотами некоторая смелость ее идей. Подобный способ выражения, когда благодаря естественности и изяществу допустимы самые циничные разговоры, являлся фамильным достоинством и даже носил имя «язык Мортемаров».
Этим талантом природа щедро наградила обеих сестер мадам де Монтеспан: госпожу де Тианж и Мари-Мадлен, очаровательную аббатису монастыря в Фонтевро, а также их брата, герцога Вивоннского. Наслаждаясь беседой с ними, их все же слегка побаивались.
Семья Мортемар де Рошешуар славилась своей многочисленностью и имела большой вес в провинции. Анжелика де Сансе, предки которой, как и положено, фигурировали в гербовнике Пуату, не могла не восхищаться великолепием воспоминаний, связанных с наиболее знаменитыми домами Пуату. Во время оно сам Эдуард Английский отдал одну из своих дочерей за господина де Мортемара. А нынешний герцог Вивоннский был крестником короля и королевы-матери.
В сияющих небесно-голубых очах мадам де Монтеспан светилась гордость за чересчур дерзкий девиз рода:
Однако это не помешало Атенаис прибыть в Париж почти без средств, в старой карете, а вступив в брак, изо всех сил сражаться с невыносимыми денежными затруднениями. Слишком гордая и гораздо более ранимая, чем могло показаться, молодая женщина так страдала, что частенько плакала.
Анжелике лучше, нежели кому-либо другому, были знакомы унизительные проблемы, с которыми пришлось столкнуться блистательной Монтеспан. Со времен знакомства с Атенаис и ее супругом Анжелике сотни раз случалось усмирять вспыльчивых кредиторов, одалживая Атенаис деньги, хотя долг ей никогда не возвращали и даже никогда не благодарили. Оказывая семейству подобные услуги, Анжелика испытывала даже некоторое удовлетворение.
Порой она спрашивала себя, что заставляет ее поддерживать столь своеобразную дружбу, тем более что, по правде сказать, Атенаис была ей не слишком симпатична; к тому же из элементарной осторожности ей следовало бы держаться подальше от этой женщины. Однако ее привлекала жизненная сила молодой маркизы. Анжелика всегда инстинктивно, каким-то особым чутьем стремилась к тем, кому суждено преуспеть. Атенаис как раз из таких. Ее честолюбие было бурным, как море, упомянутое в девизе их рода. И Анжелика предпочла отдаться на волю его волн, даже не пытаясь плыть против течения.
Атенаис же, вероятно, полагала удобным поддерживать отношения со столь великодушной подругой, владеющей значительным состоянием, хотя и принесенным коммерческими аферами; с подругой, которую можно было посещать, не рискуя потеряться в ее тени. Несмотря на красоту, Анжелика не затмевала ее.
Когда Анжелика вскользь упомянула о королевских знаках внимания, лицо госпожи де Монтеспан, в тот вечер выражавшее глубокую озабоченность, немного прояснилось.
– Королева на позднем сроке беременности, а мадемуазель де Лавальер – на раннем. Самый подходящий момент привлечь внимание короля. – Атенаис адресовала Анжелике самую обворожительную улыбку, на какую только была способна эта злючка. – Ах, голубушка, о чем вы вынуждаете меня говорить, я бы и помыслить не могла! Я бы чрезвычайно опечалилась и устыдилась, если бы король пожелал сделать меня своей любовницей. И не осмелилась бы впредь предстать перед королевой, являющей собой образец добродетельной женщины.
Анжелика была не столь глупа, чтобы поверить такому целомудренному заверению. Впрочем, некоторые черты в характере Атенаис удивляли ее, хотя она не могла понять, являются ли они проявлением лицемерия или же искреннего чувства. Взять хотя бы набожность маркизы. Будучи достаточно легкомысленной, госпожа де Монтеспан не пропускала ни одной обедни, ни одного богослужения, так что королева твердила всем и каждому, что вполне довольна статс-дамой, выказывающей подобное рвение.
– А помните ли вы визит, – смеясь, продолжала Анжелика, – который мы втроем с Франсуазой Скаррон нанесли гадалке Монвуазен? Сдается мне, вам уже тогда очень хотелось спросить у нее, добьетесь ли вы расположения короля…
– Пустяки! – Маркиза сделала движение рукой, словно отмахнулась от собственных прихотей. – Кстати, в ту пору я еще не входила в свиту ее величества и искала способ приблизиться ко двору. А эта Вуазен тогда наговорила нам одних глупостей…
– Что всех нас полюбит король!
– Даже Франсуазу!
– Вот уж извините, если память мне не изменяет, по словам пророчицы, судьба Франсуазы окажется еще более блистательной. Она выйдет за короля замуж!
И обе от всей души расхохотались:
– Франсуаза Скаррон – королева Франции!
Игроки не обращали на их веселье никакого внимания. Слышалось только, как встряхивают кости в стаканчике и звенят монеты, которые выигравшие опускают в кошельки. Поваренок сжег сухарики.
Анжелика подбросила полено в очаг.
– Я как раз нынче вечером видела Франсуазу. Она покидала Версаль, не дождавшись случая передать королю очередное прошение. Бедняжка Франсуаза!
– Она слишком усердствует со своими прошениями. Вечно вертится перед глазами. Во вторник она была в Сен-Жерменском дворце. Король немедленно повернулся к ней спиной, я даже слышала, как он сказал герцогу де Сент-Эньяну: «Мадам Скаррон непрестанно напоминает о себе; когда она прекратит преследовать меня?»