- Куда пошел? – зарычал здоровый парень с раскачанными бицепсами и перебитым носом. - А ну, стоять!
Дима скептически усмехнулся, подняв левую бровь, и пошел дальше. Он был вполне в себе уверен и не испытывал ни малейшего страха. Наоборот, было немного смешно от того, что ребята не знали, с кем связались. Может, дзюдо и не было уже столь популярным, как пару десятков лет назад, но это не делало его менее опасным, а поскольку никого из парней он не знал, а всех более-менее квалифицированных дзюдоистов своего возраста он знал в лицо: на соревнованиях приходилось встречаться постоянно, а значит, и шансов у них против него нет. Да, дзюдо не предназначалось для уличных драк, но пацаны явно нарывались, и позволить им себя избить Дима не мог. К тому же приемы дзюдо, в отличие от других видов борьбы, не требовали вложения всей силы. Хотя основой дзюдо являлись броски, болевые приемы, удержания и удушения, как в стойке, так и в партере, что подразумевает по сути одного соперника, но Дима не сомневался – с этими троими ему справиться будет несложно. Для Димы совершенствование сознания и духа – один из принципов дзюдо - не было пустым звуком. Он совершенствовал как дух, так и тело, несмотря на то, что удары и часть наиболее травмоопасных приемов изучались только в форме ката, что подразумевало повторение одной и той же последовательности движений многие тысячи раз. Таким образом, практик боевого искусства приучал свое тело к определенного рода движениям, выводя их на бессознательный уровень, и, попадая в боевую ситуацию, тело работало «само» на основе рефлексов, вложенных многократным повторением ката. К тому же Дима был лучшим в категории юниоров, стал не только победителем Чемпионата Украины по дзюдо, но и привез золотую медаль с молодежного Чемпионата Европы.
Дима в совершенстве владел широким арсеналом болевых приемов, не говоря об удушающих, самых его любимых. Поэтому, когда здоровяк попытался толкнуть его в плечо, Дима, мгновенно захватив его руку, провел бросок через бедро. Не ожидавший такого парень рухнул с матюками на спину. Тут же вступили его дружки, Гнусный, как прозвал его про себя Дима из-за унылого и подловатого выражения лица, и Красавчик, этот был смазлив какой-то совершенно девичьей красотой, что, видать, его весьма выводило из себя, поэтому в драку он кинулся первым. За что и получил: подсечка, захват, дыхательное удушение, и пока Красавчик пытался втянуть в себя воздух, удар ногой, и Гнусный упал на поднимающегося Здоровяка. Потом толкнул в эту кучу-малу Красавчика, который наконец со свистом смог втянуть в себя воздух. Можно было идти домой, вся драка не заняла и двух минут, но чего Дима не ожидал, так это того, что, делая шаг назад, он запнется за кусок ржавой проволоки и, падая в палисадник, напорется спиной на торчащий из земли металлический штырь. Сначала ему показалось, что он слышит хруст кости в руке, а потом острая боль в боку разлилась по телу и заставила потерять сознание.
Антон, старательно прячущийся в кустах под домом и жаждущий возмездия, не понял, почему его друзья вдруг рванули в сторону дороги, тормознули первую же подъехавшую маршрутку, заскочили в нее и уехали, даже не вспомнив о нем. Он осторожно вытянул шею и посмотрел туда, где лежал Арсенин и куда сбегались люди. Кто-то вызвал скорую, кто-то, узнав Диму, побежал сообщить о нем близким. Антону очень хотелось подойти и глянуть, из-за чего вся эта суета, но он боялся, что его может кто-нибудь опознать, потом вопросов не оберешься, а потому потихоньку стороной выбрался из засады и пошел к дороге, стараясь уйти за дом и «голосуя».
Когда зазвонил домофон и чей-то голос сказал, что Дима лежит раненный во дворе, Наташа не поверила, не могла поверить, но на автомате схватила деньги, паспорт, сумку, мобильный, переобула комнатные шлепки на уличные, и как была в домашних бриджах и футболке, так и выскочила, и побежала вниз, не дожидаясь лифта. В голове билось «нет, нет, не может быть, нет, только не Дима, нет». Она бежала по двору, не замечая, как срываются слезы. Скорая уже подъехала, и подбегая, она услышала обрывок разговора фельдшера:
- … похоже, пробита печень.
Диму, бледного, без сознания, на носилках закатывали внутрь машины.
Игорь шел к Димке, когда увидел, что из подъезда выбежала тетя Наташа с совершенно безумным выражением лица и побежала в сторону скорой, стоявшей на углу дома и окруженной толпой зевак. Игорь припустил за ней. Что должно было случиться, чтобы мама друга так себя вела? Явно что-то недоброе. Только бы не… Он добежал до машины и, дернув на себя закрывающуюся заднюю дверь, ввалился внутрь.
Он даже не сразу понял, что это Димка: слишком бледное лицо, закрытые глаза, красное пятно, расползающееся на боку. Наташа двумя руками сжимала холодную руку сына, слезы непрерывно катились из ее глаз.
- Парень, сюда нельзя, ты чего?
- Я с ними, - Игорь примостился рядом с Наташей.
Он был словно в вакууме, ничего не слышал, не понимал и не видел, кроме заострившегося лица Димы, манипуляции врача с другом проходили стороной. Когда и куда они приехали, он не знал, как очутился в коридоре на лавке, не заметил, как не заметил, куда делись Дима и тетя Наташа. Игорь никогда не был по жизни тормозом, но то, что случилось с Димой, не укладывалось в голове. Он боялся о чем-либо думать, а потому просто сидел, изучая мелкие трещинки на стене напротив, даже пытаясь их считать, сбиваясь и начиная сначала.
- Игорь? – Наташа с удивлением смотрела на друга сына: - Ты здесь откуда?
Игорь встал:
- Приехал с вами. Как Дима?
Он пытливо всматривался в лицо женщины, боясь услышать самое худшее.
- На операции, - она заплакала, и Игорь, робко взяв ее за руку, потянул к лавочке.
Они сели рядышком, говорить не хотелось, в голове билась только одна мысль: «Только бы выжил». Вскоре подошла медсестра, принесла для Наташи успокоительное, потом посмотрела на бледного Игоря и накапала ему тоже.
Марине печальные новости принесла Дашка, которая гуляла во дворе с подружками и увидела сначала бегущую куда-то тетю Наташу, а потом несущегося за ней Игоря. Она направилась с девчонками следом и уже на месте, возле скорой, услышала о произошедшем, а жив Дима или нет, толком никто сказать не мог, так же как и что там произошло.
Андрей побежал за машиной, потому что звонить Наташе Марина отказалась наотрез, мало ли что там? Ей пришлось сделать несколько звонков, чтобы выяснить, в какую конкретно больницу отвезли Диму. Оказалось, в больницу моряков. Что ж, не самый плохой вариант. Когда Андрей подъехал, Марина с Дашей уже ждали его у подъезда.
- А Дашку зачем? Пусть бы дома посидела.
- Посидит с тобой в машине.
Наташа молилась, единственная молитва, которую она знала, была «Отче наш», она читала ее про себя снова и снова, периодически разбавляя ее своими словами: «Господи, прошу, возьми меня, только не Диму, прошу, Господи».
Когда к ним подошел врач, Наташа с таким страхом посмотрела на него, что тот сразу же успокаивающе поднял руки:
- Все хорошо, мамочка, не переживайте.
Наташа встала, ей казалось, что она не может ни дышать, ни говорить, Игорь поднялся следом и встал рядом, требовательно глядя на врача.
- Операция прошла хорошо, печень цела, штырь прошел стороной, пробил кожу и частично мышечную ткань. Все почистили, зашили, вкололи антибиотики и от столбняка, сейчас он спит. Так что ничего страшного и не было, вашему мальчику очень повезло. У него еще оказался вывих правой руки, но это тоже вправили и наложили фиксирующую повязку.
- С Димой, правда, все хорошо? – уточнил Игорь.
- Правда-правда, - улыбнулся врач, - с такими травмами два-три дня и домой.
В голове Наташи билось: «Все хорошо, с Димой все хорошо, все хорошо». Врач, улыбаясь, отошел, а Игорь повернулся к Наташе.
- Теть Наташ, вы чего плачете? Врач же сказал, что с Димкой все хорошо.
Наташа повернулась к Игорю и обняла его:
- Слава Богу, Игореша, слава Богу.
Игорь, приобняв женщину в ответ, почувствовал, как под руками содрогается от всхлипов ее спина:
- Ну чего вы, теть Наташ? Все ж хорошо уже.
Перед Мариной, когда она зашла в хирургическое отделение, открылась неоднозначная картина: подруга стояла в обнимку с Игорем, и, судя по подрагивающим плечам и доносящимся рыданиям, дело было очень и очень плохо, главное, чтобы Димка был жив. Она тихонько подошла к столу дежурной медсестры и поинтересовалась:
- Я по поводу Димы Арсенина.
Марине казалось, что у нее с души не то что камень – дом свалился, когда она узнала, как обстоят дела с Димой, и уже смело подошла к Наташе с Игорем.
- Вы чего тут концерт устроили? Все ж хорошо.
- Маринка? Это стресс выходит, - Наташа подняла голову и посмотрела сначала на подругу, потом на ее сына, смахнула с его щек слезы: - Игореш, а ты чего плачешь? Ты ж мужик.
Игорь хмыкнул, «мужик», он и не замечал, что слезы текут, они сами почему-то… Сколько себя Игорь помнил, столько же он знал Диму, столько же они дружили, делили вместе общие интересы, совместный отдых, да даже домашку - и ту делали каждый день то у одного, то у другого, в основном у Димки, конечно. Всегда понимали друг друга с полуслова, да даже говорить ничего не нужно было. И вот теперь он чуть не остался один, это было страшно, так страшно, как никогда в жизни. Они еще не обсуждали, куда будут поступать после школы, но само собой подразумевалось, что вместе. Всегда будут вместе, рядом. Да они даже в один день родились, как, блядь, всем известный Гарри Поттер, 31 июля. И вот сейчас он чуть не потерял Димку. Что-то здесь было не то, не мог Дима сам так навернуться. Ну ничего, выясним, и кому-то не поздоровится.
На ночь Наташа отказалась уходить наотрез, ну и что, что сын накачан снотворным, она останется и будет рядом. В итоге Маринка пошла по врачам, выяснять, как это можно провернуть. Легко, если у тебя есть деньги.
- Ты иди, Мариш, поздно уже. Ты, кстати, как сюда попала?
- Андрей привез.
- Так это что, он сейчас где-то с машиной под больницей стоит.
- Ага.
- Тем более иди и Игореху забирай.
- Я никуда не собираюсь, - твердо сказал Игорь и так посмотрел на мать, что она встала и опять пошла договариваться с врачом, только теперь уже насчет Игоря.
***
О случившемся Эдик узнал еще на подступах к школе.
Перова с пакетом, в котором просвечивали апельсины, какой-то сок в тетрапаке и непонятные свёртки, скользя высоченными каблуками по гладкому камню, врезалась со всей дури в Затонского.
- Ой!
- Совсем ослепла? – Эдик, еле устояв на ногах, неловко взмахнул руками, споткнулся и въехал в клен, который и обхватил, как родного.
Какие-то второклашки, спешившие на уроки, разоржались над парнем и провожаемые смущенно-злым взглядом стали передразнивать его пируэт, обнимая друг друга, как Эдик дерево.
- Чего на людей кидаешься как потерпевшая?
- А ты чего орешь? – разобиженная Вика перехватила пакет другой рукой. – У нас тут такие дела творятся, а ты тут катаешься как на катке!
- Сама меня сшибла! Скачешь как лошадь!
- Сам козел! Надо же, прямо какие травмы получил! Вон Арсенин в больнице переломанный весь, и то, небось, не стонет!
- В смысле «переломанный»? – Эдик отцепился от клена и мигом очутился около девушки.
А та, радостная, что первая сейчас расскажет новость дня, тут же сунула ему в руки пакет и направилась к школьному крыльцу.
- На Димку же напали, представляешь? Избили, говорят, даже ногами по лицу, мы сейчас скинулись ему на передачу! Вот понесём!
- Как «избили»? Кто?
- Гопники какие-то! Напали сзади, он даже и не понял! Вот мы и договорились по телефону скинуться, я ж над супермаркетом живу, всё покупаю, а мне потом отдадут, видишь, я апельси…
- Да погоди ты с апельсинами! Их задержали?
- Не знаю, надо у Игоря спросить!
И откуда только эта сучка все узнала? А ну да, она живет рядом с классухой, той, видно, родители позвонили, а дальше уже пошло по «сарафанному радио».
Ничего себе! По лицу били? Суки! Эдик сжал кулаки. Переломы? Как же избивать надо было! Весь первый урок парень не слушал математичку, а только и думал, что там, на больничной койке, лежит распластанный синеглазый Димон, а он тут, на алгебре сидит.
- Так, класс! Обсудим случившееся на перемене! – математичка постучала указкой по столу. – Нефедов, развернись так, чтобы я твое лицо видела!
- А что я сделал? У меня ручка упала!
Эдик зло обернулся. Вот кто уж радуется наверняка.
Нефедов сидит, развалившись, рожа наглая…
Затонский опять повернулся и уставился в тетрадь, в которой не было сделано за сегодня ни одной записи.
Надо забрать передачу и отнести самому. Точно! Хоть посмотреть, как он там.
Эдик засмотрелся в окно, на деревья, покрытые весенней листвой, задумался.