– Я никогда не питал к тебе ненависти, – качая головой, сказал он. – Будь оно по-другому, мне было бы легче. Я очень долго желал, чтобы все сложилось иначе.
– Мне стыдно за то, как все закончилось, – проговорил я, – и за то, что я делал.
Он только махнул рукой, хотя боль в его взгляде противоречила небрежности этого жеста.
– Это было двенадцать лет назад.
– Это ничего не оправдывает.
Он тяжело вздохнул.
– Знаю. Я этого и не утверждал. Но я слишком долго оглядывался назад. Слишком долго.
– Мне очень жаль.
– Не стоит. Иначе я бы не пришел в ту точку, где я сейчас.
– Думаю, и это тоже не оправдание.
Он задумался на минуту, потом шагнул ближе. Мы были почти одного роста, но поскольку я сидел на спинке дивана, то, чтобы встретиться с ним глазами, мне пришлось поднять голову.
– Помнишь то высказывание Роберта Фроста? «Лучший выход – всегда насквозь». Я наконец-то понял, что оно значит, Зак. Привычка оглядываться назад никуда не приводит. Я впервые за двенадцать лет смотрю только вперед. И мне нравится то, что я вижу.
– Ты сможешь когда-нибудь простить меня?
Он положил ладонь мне на шею, погрузился пальцами в волосы, а большим пальцем провел по моей щеке. Спустя двенадцать лет врозь этот жест по-прежнему был бесконечно, до боли знакомым.
– Я уже простил. – Он нерешительно умолк. Словно тоже – совсем как я минуту назад – не знал, сколько можно сказать. И – как и я – он тоже решил, что другого такого шанса у нас больше не будет. – Мы так сильно любили друг друга, Зак, – промолвил он тихо. – Иногда я по-прежнему пытаюсь понять, как мы допустили, чтобы все развалилось.
– Это я был во всем виноват…
– Нет. – Он покачал головой. – По крайней мере, не ты один.
– Если б только я поговорил с тобой откровенно…
– Если б только я не мешал тебе проживать свою жизнь, как тебе хочется, ты бы не ощутил потребности оттолкнуть меня.
Это ударило меня по самому больному – то, что Джон знал, что он сделал. Может, тогда он не осознавал этого, но сейчас он знал. У меня в горле образовался ком, и, когда я заговорил, мой голос дрожал.
– Я так сильно хотел быть достойным тебя.
– Ты и был таким, – ответил он тихо. – Прости, что я этого не понимал.
– Джонатан… – Мой голос был глухим от непролитых слез, и я изо всех сил старался удержать их в себе. Было ощущение, что если я позволю себе начать плакать, то никогда уже не остановлюсь. – Прости меня…
– Ш-ш, – произнес он. – Достаточно извинений. Это больше не имеет значения. У меня есть мое, а у тебя есть свое. Ты должен перестать оглядываться на то, что мы потеряли. Зак, я наконец-то научился жить в мире с прошлым и думаю, что тебе пора научиться тому же.
Ком в горле угрожал задушить меня. Голос окончательно мне отказал. Я смог только кивнуть.
– Заботься об Анжело, – сказал он, – и пусть он заботится о тебе. – Его взгляд упал на мои губы, и я осознал, что он собирается сделать, всего за секунду до того, как это произошло. Я закрыл глаза. И не остановил его.
Здесь не было ни эротики, ни романтики. Но этот короткий поцелуй – ладонь Джона на моей шее, еще знакомая мягкость его касаний, дрожь его дыхания на губах – стал одним из переломных моментов моей жизни.
Это была точка в нашей истории.
До момента, пока он ее не поставил, я не осознавал, насколько необходимо мне это было. Он отпустил меня, и я сидел с закрытыми глазами, всем телом дрожа, пока дверь номера не закрылась. Когда я снова открыл глаза, напротив меня стоял Анжело.
Мне было невыносимо даже смотреть на него. Я знал, что он расстроен или ревнует. Подспудно я понимал, что должен броситься к нему и успокоить. Но у меня не было сил. Я спрятал лицо в ладонях и спросил:
– Сколько ты видел? – Я отчаянно пытался взять себя в руки.
– Достаточно, – ответил он. Но в его голосе не было злости. Я услышал, как он пересек комнату и встал напротив меня. Я боялся взглянуть на его лицо. Я боялся того, что я могу там увидеть. Он положил ладонь мне на плечо – подарил крошечное прикосновение, такое мягкое и понимающее. По-прежнему сидя на спинке дивана, я медленно поднял голову. И увидел в его глазах лишь сострадание.
– Анжело, прости меня, – произнес я. – Я не хотел…
– Заткнись, Зак, – сказал он. Слова были резкими, но его голос был мягким. Он обнял меня, крепко сжал, и мое самообладание начало осыпаться. Эмоции, с которыми я сражался с самого приезда в Париж – а может, и дольше, – начали душить меня, распирая мне грудь. Стыд за то, что мне не хватило сил сделать Джонатана счастливым, чувство вины за все обиды, что я нанес, боль от того, что так сильно любил его, но все равно потерял. – Просто отпусти, – тихо прошептал Анжело мне на ухо, и в следующее мгновение я уже всхлипывал в его объятьях. Я вцепился в его футболку, зарылся лицом ему в грудь и целиком отдался печали, такой сильной, что все мое тело трясло, а он только обнял меня еще крепче.
Я столько раз утешал его, но теперь мы поменялись местами. Впервые за все время разбитым был я, а он, обнимая меня, нашептывал мне успокаивающие слова.
– Я знаю, как сильно ты любил его, Зак, – промолвил он тихо. – Я знаю, как это больно.
И мой милый Анжело, который еще недавно и слышать имени Джона не мог, утешал меня, пока я наконец-то оплакивал то, что потерял годы назад.
***
Хорошо, что у меня было несколько часов на то, чтобы привести себя в норму. В конце концов Анжело уложил меня в кровать. Я поначалу не верил, что сумею заснуть после всего, что случилось, но в итоге заснул. Через час он ласково меня разбудил.
– Иди в душ, Зак, – сказал он. – Я заказал обед. Его привезут через десять минут.
Душ и еда безмерно мне помогли. Поев, я лег на диван и положил голову ему на колени. Смотреть ему в глаза было все еще тяжело. Его пальцы мягко легли мне на затылок и начали перебирать мои волосы. Это было приятно.
– Расскажи, что случилось, – произнес он.
– Ничего.
– Не ври!
– Анжело, я не могу…
– Ты правда ходил на пробежку?
– Да.
– А потом пошел к нему в номер?
– Нет!
– Он поцеловал тебя?
– Нет. – Но я знал, что ответил на секунду позднее.
– Ты поцеловал его?
– Нет, – сказал я, но едва различимым шепотом.
– Зак? – не отступал он.
Это было непросто, но я все-таки выдохнул и сказал:
– Но я хотел это сделать.
Я приготовился к тому, что сейчас он закричит на меня или оттолкнет меня. Но он не сделал ни того, ни другого.
– Ты еще любишь его?
– Нет. – И то была правда.
– Ты хочешь вернуть его? Пойти к нему в номер, начать умолять, чтобы он бросил Коула ради тебя?
– Нет!
– Значит, это длилось всего пару секунд? Не всю поездку?
– Не всю.
Секунда молчания, а потом он – совсем тихо – спросил:
– Зак, ты еще любишь меня?
– Больше всего на свете.
Его пальцы продолжали перебирать мои волосы. Мягко и успокаивающе.
– Тогда, – сказал он негромко, – у нас все идеально.
От нежности его слов мне на глаза опять навернулись слезы, и я сердито смахнул их. Потом заставил себя сесть и посмотреть ему в лицо.
– Как ты можешь не злиться?
Он пожал плечами.
– Не знаю, Зак. У меня нету бывших, и я не знаю, что нормально, а что ненормально. Просто до сих пор ты, похоже, вспоминал о Джоне только плохое. И все-таки ты был с ним три года. Я знаю, что ты любил его. Значит, у вас были и хорошие времена.
– Когда мы были дома, а он в Аризоне, все было по-другому. Ты мог притвориться, что ничего не было. Но сейчас мы провели с ним пять дней. Целую кучу времени. И если у тебя был момент или два, когда ты наконец-то вспомнил что-то хорошее или, может, задумался, что было бы, если… Я не скажу, что это приводит меня в восторг. Но и сердиться я тоже не вправе. Зак, я думаю, это просто-напросто делает тебя человеком.
Какое же облегчение я испытал. С моих плеч словно сняли всю тяжесть, которую я носил со дня, когда узнал о поездке. В этот момент я любил Анжело сильнее, чем когда бы то ни было, хотя до сих пор и не представлял, что такое возможно. Я взял его за руку. И, наклонившись, поцеловал в ладонь.
– Ты изумляешь меня, – сказал ему я, – каждый день.
Он положил ладонь мне на щеку, понуждая снова посмотреть на себя, и я впервые за очень долгое время увидел в его взгляде тень страха. Того самого страха, который я часто наблюдал в наши первые месяцы вместе. После Вегаса он стал появляться все реже. Я не помнил, в какой момент он ушел окончательно, но сейчас с изумлением понял, что довольно давно. Страх в его глазах был еле заметным, и все же он был там.
– Зак, скажи мне еще раз, – попросил он, и его голос немного дрожал. – Скажи, что ты по-прежнему любишь меня. Что я по-прежнему единственный, кто тебе нужен.
– Ангел, – произнес я, привлекая его к себе, – ты моя жизнь, ты мой север, ты мое все. Я люблю тебя больше всего на свете.
– Скажи, что у нас все нормально.
– У нас все идеально.
Он обнял меня за шею, и я поцеловал его. Его тело было словно создано для моего. Рот раскрывался под моим ртом идеально. Я провел рукой по его спине. Мне нравилось то, что мои прикосновения до сих пор рождали в нем дрожь. Как и то, что когда я обнял его за шею, он вздохнул и стал целовать меня крепче. Медленно раздевая его, скользя губами и пальцами по его гладкой и смуглой коже, я думал о том, сколько раз он меня удивлял. То, что случилось с Джоном, в Вегасе уничтожило бы его. Но здесь и сейчас он справился с этим намного лучше меня.
Он стал сильнее, чем раньше – намного сильнее, чем я полагал. Он был моим ангелом, и хотя я оставался накрепко приросшим к земле, позволял мне притрагиваться к себе, обнимать себя и заниматься с собой любовью. Я превратил любовь к нему в акт поклонения, словно через него мог дотянуться до рая. Я бы не удивился, если это и впрямь было так. Это было долго, и медленно, и божественно. Я постарался сделать ему так приятно, как только мог, и если он и не упал в обморок, пока не дышал, я был счастлив уже от того, что ему потребовалось немало времени на то, чтобы восстановить дыхание.
***
Церемония была очень простой. Джон надел строгий темный костюм, такой же консервативный, как и он сам. Неожиданным был только галстук – немного более яркий, чем я от него ожидал. Коулова версия свадебного костюма была значительно неформальнее и намного моднее. Он выглядел так, словно только что сошел с одного из парижских подиумов. Их клятвы друг другу были интимными и очень короткими.
Джон сказал только:
– Я обещаю следовать за тобой, куда бы ты не повел меня.
Тихий ответ Коула был таким:
– А я обещаю научить тебя летать.
Джон улыбнулся, и я задумался о том, что же значат для них эти слова.
Они поцеловались – нежным, продолжительным поцелуем. Смотреть на него ощущалось неправильным, и я отвернулся. Опустил взгляд на колени. И почувствовал на своей руке ладонь Анжело. Его длинные, тонкие пальцы переплелись с моими. Я посмотрел на его улыбающееся лицо, и сияние его света разогнало тени в моем сердце.
– Я люблю тебя, – прошептал я.
– Я знаю.
Вместо приема Коул повел нас на ужин. Еда была превосходной, а вино дорогим. Джордж каким-то образом заблаговременно договорился с официантами, и пока всем остальным подавали изысканные десерты с фруктовыми ликерами и густым шоколадным сиропом, Джону принесли нечто коричневое на тарелке. Коул с явным замешательством уставился на это нечто, и по щекам Джона медленно разлилась краска.
– Очень смешно, пап, – сказал он.
– Что, бога ради, это такое? – спросил Коул.
Мэтт, судя по всему, был посвящен в соль шутки, поскольку захохотал, как ненормальный. А Джордж только улыбнулся.
– Это пирожок, – ответил он. – Любимое лакомство Джонни.
После ужина мы на автобусе поехали в бар, который находился всего в нескольких кварталах от нас. К полной моей неожиданности бар оказался спортивным – совсем не таким заведением, в котором я мог бы представить Коула. Судя по всему, он позаботился обо всем какое-то время назад, поскольку нас там ждал столик.
– Ты спланировал это заранее? – приподняв одну бровь, спросил Мэтт у Коула.
– Ну естественно, – сказал Коул. – Я, знаешь ли, не конченный эгоист. – Мэтт радостно рассмеялся и хлопнул Коула по спине с такой силой, что я испугался, как бы тот не шлепнулся на пол. Коул поморщился. – Господи боже, – негромко сказал он Анжело, как только Мэтт отвернулся. – Больше никаких ему одолжений. Это было больно.
– Мне можешь не рассказывать, – рассмеялся Анжело.
И мы сели смотреть Супербоул. Мэтт, Джордж и Анжело болели за «Чифс». Джаред разрывался, болея то против Мэтта, то за него. Природный инстинкт понуждал его, как всегда, выбрать первое, но еще он не мог не желать, чтобы его партнер был доволен. Джон, Коул и я в основном пили вино и смеялись над ними. В конце концов «Чифс» пусть не намного, но проиграли. Мэтт перенес удар стойко. Главным образом потому, что изрядно набрался.
Ко времени, когда все закончилось, на часах было три утра, и мы все перепились. Несмотря на минусовую температуру, мы решили прогуляться до отеля пешком. Ударил мороз. Наше дыхание, вырываясь наружу, превращалось в белые облачка, и мы покрепче запахивали наши пальто. На мокрой поверхности тротуаров отражались огни уличных фонарей. Редкие снежинки медленно опускались на землю, создавая интимное ощущение сказки. Дороги были пусты, и здания на узких улочках словно жались друг к другу. Казалось, что время остановилось.
За нами шли вместе Мэтт, Джаред и Джордж. Они болтали и смеялись так, словно знали друг друга целую вечность. Джон с Коулом шли в нескольких шагах впереди и вели нас, показывая дорогу. С такого расстояния слов было не разобрать, но мне все равно было слышно, что Коул трещит, не умолкая, а Джон смеется над ним. Или вместе с ним. У них, судя по всему, это было одно и то же. Коул, казалось, не упускал случая, чтобы поддеть его, а Джону доставляло удовольствие не поддаваться на его провокации. Коул порхал точно бабочка, не заботясь о скучных мирских вещах вроде арендной платы или платежей по процентам, а Джон был тем якорем, который удерживал его на земле.
Меня вновь поразило то, насколько мы с Анжело походили на них. Анжело был моим ангелом, тогда как я стоял на земле и любовался им снизу. Неудивительно, что у нас с Джонатаном не получилось – мы оба жаждали чего-то более грандиозного. И неудивительно, что Коула с Анжело так тянуло друг к другу, но тем не менее они лишь соприкасались крыльями в ночи, не состоянии прервать свой полет.
Анжело перешел поближе ко мне. Обнял меня за талию и по своему обыкновению спрятал ладонь в задний карман моих брюк. Я обхватил его за плечи, и он на ходу прислонился ко мне.
– Надо бы и нам это сделать, Зак, – сказал он.
Я повернулся к нему и приложился губами к его густым черным волосам.
– Что именно? – спросил я, думая о том, до чего же мне хочется, чтобы его волосы снова стали короткими. Я скучал по их жесткой колючести у себя на лице. Согласится ли он подстричься, если я его попрошу?
– Пожениться.
Я даже не понимал, что остановился, как вкопанный, до тех пор, пока на меня не налетел со спины Мэтт. Он рассмеялся и что-то сказал, но я не слышал его. Мой мозг перестал воспринимать слова. Мэтт, Джаред и Джордж обошли нас и двинулись дальше. Анжело смотрел на меня, подняв брови и улыбаясь уголком рта.
– Зак, ты в порядке? Я, по ходу, перепугал тебя.
– Ты серьезно?
– Насчет чего? Что у тебя испуганный вид? Да, серьезно.
– Нет.
– Что «нет»? – спросил он и, кажется, обрадовался тому, что вернулись к нашему нормальному стилю общения.
– Нет, не об этом! О том, чтобы пожениться.
– Да, – сказал он, улыбаясь. – Почему бы и нет?