– Это все?
– Нет, – сказал я, наконец-то заворачивая его в кулак и начиная ласкать. – Потом я оттрахаю тебя до потери сознания.
Он хрипло рассмеялся и, прислонившись ко мне, откинул мне на плечо голову. Даже не видя его лица, я знал, что его глаза закрыты, а губы разомкнуты. Я посмотрел ему за плечо – туда, где на его плоти ходил мой кулак. Толкаясь в него, он слегка двигал бедрами. Я представил, каково было бы посмотреть вниз и увидеть на коленях перед нами другого мужчину. Я представил, как член Анжело погружается ему в рот. Я представил, как хватаю этого другого мужчину за голову и глубоко вталкиваю Анжело ему в горло, пока сам вхожу в Анжело сзади. Представил и застонал.
Однажды мы, возможно, могли бы воплотить это в жизнь, но не здесь. Это путешествие было только для нас.
– Еще, Зак.
– Все, что угодно, ангел. – Я перешел вперед и встал на колени, потом всосал его в рот и начал скользить по его длине вверх и вниз. Я намеренно двигался немного быстрей, чем ему нравилось, и вскоре, как я и ожидал, его руки погрузились мне в волосы, притормаживая меня. А после он медленно начал двигаться.
Так ему нравилось больше всего: мучительно медленно. Он направлял мою голову, двигая ею то вперед, то назад в противоположном своим толчкам направлении. У меня были некоторые трудности с глубоким минетом – а его член вдобавок был немного длиннее среднестатистического, – но когда он не торопился, мне было проще. Держать его член в кулаке, чтобы он не вталкивался чересчур далеко, мне приходилось только в момент, когда он кончал. Двигаясь таким образом, он мог входить глубже, чем при быстрых толчках, и еще он, казалось, чувствовал, когда надо остановиться. Как-то раз я спросил, как он догадывается – напрягаюсь ли я или, может, он как-то чувствует это членом, – но получил в ответ удивленный взгляд. Он даже не осознавал, что он это делает.
Как бы там ни было, это всегда происходило одинаково. Он вталкивался на максимальную для меня глубину, потом почти до самого конца выходил, пока у меня в губах не оставалась только головка, и тогда я с силой всасывал его в рот, не давая сбежать. Это нравилось ему больше всего.
Расстегнув штаны, я обнажил свою ноющую эрекцию и начал ласкать себя. Моя рука двигалась не в такт его медленным, длинным толчкам, но в такт ритму его дыхания, к которому я всегда был восприимчив. Оно было ускоренным, но не слишком. Он еще не задыхался. Порой он любил быстро устремиться к финалу, но сегодня было не так. По крайней мере, пока. Прямо сейчас ему хотелось растянуть удовольствие.
Он все толкался в меня, протяжно и медленно, а я все ласкал себя. Открыв глаза, я посмотрел на него. Второй рукой он опирался о раму. Голова его была запрокинута, и, пусть лица видно не было, я знал, что его глаза закрыты. Иначе он бы смотрел на меня.
Он был так прекрасен. Всего через несколько месяцев ему должно было исполниться тридцать, но выглядел он много моложе. Его до сих пор нередко просили показать документы, когда он покупал алкоголь. На него падал свет из окна, и на груди, словно крест, лежала тень от оконной рамы. Мне хотелось снять с него футболку, чтобы увидеть этот свет на его восхитительной коже. Я хотел увидеть татуировку на его животе и мягкий пушок, который покрывал в том месте его смуглую плоть.
Внезапно он опустил глаза на меня, и я – уже не впервые – задумался, нет ли у него способности чувствовать, когда я за ним наблюдаю. Он замер на середине толчка. Улыбнулся, а потом вышел у меня изо рта, поймал меня за руку и, подняв с пола, подтолкнул к кровати.
– Через сорок минут мы встречаемся с остальными, – сказал я.
Он выдал мне свою кривую усмешку.
– Что, в Париже у тебя появились суперспособности, которых не было в Колорадо? – спросил он. – Потому что дома этого времени нам было бы более, чем достаточно.
Я рассмеялся, и в следующую секунду он оказался на мне. Смеясь и неистово целуясь, мы пытались снять друг с друга одежду. Как всегда нам мешали его ботинки, но к этому времени я уже научился расшнуровывать их и одновременно сосать его член. Последним снятым предметом стала моя рубашка, которую он стянул с моих плеч перед тем, как опрокинуть меня на спину.
Я подтянулся к спинке кровати, которая очень кстати была обита мягким красным бархатом, а он, еще сжимая мою рубашку, на четвереньках догнал меня. Сперва он поцеловал меня, своей мягкой рукой поглаживая мой член, но когда я потянулся к нему, увильнул и с дразнящей улыбкой улегся у меня между ног, подложив под бедра мою рубашку.
– То есть на покрывало кончать нельзя, а на мою рубашку, выходит, можно? – спросил я, и Анжело ухмыльнулся.
– У тебя до фига рубашек, – ответил он, – но я буду чувствовать себя по-дурацки, если придется просить у них новое покрывало.
– Осталось всего тридцать минут.
– Ты шутишь? Да я потом еще душ успею принять.
– Хочешь сказать, мне не хватает выдержки? – спросил я.
Он рассмеялся.
– Я хочу сказать, что мы эффективны. – А потом меня окружил его рот. Вот у него с глубоким минетом никаких проблем не было. Он засосал меня до упора, пока не уткнулся носом в волосы у меня на лобке, после чего начал двигаться то вверх, то вниз.
Я моментально понял, что насчет времени он был совершенно прав. Отсасывая ему и лаская себя, я бы мог продержаться гораздо дольше, но теперь, когда мы поменялись местами, у меня было максимум четыре минуты. Я ненадолго прикрыл глаза, упиваясь ощущением его теплого рта. Я слушал его дыхание. Оно ускорялось, и я переборол соблазн положить ему руки на голову. Я делал так иногда, и он говорил, что не против, но я всегда боялся, что потеряю контроль и задержу его дольше, чем надо. Потерять с ним контроль было проще простого. Если кто-то в мире и делал минет лучше Анжело, то я был уверен, что удовольствия встретиться с этим умельцем мне точно не светит.
Я открыл глаза и посмотрел на него, растянувшегося на животе передо мной. Ему нравилось вот так доводить себя до оргазма, на что у меня жалоб, естественно, не было. Одну руку он положил мне на живот, а вторую держал под собой, очевидно на члене. Он выглядел потрясающе – эротичным и сексуальным как черт. Татуировка-звездочка между его лопатками была похожа на штамп или клеймо, словно сами небеса пометили его, как своего, прежде чем забросить на Землю. Смуглая кожа смотрелась экзотически на фоне темно-красного бархата покрывала, узкие бедра то поднимались, то опускались, пока он втирался ими в кровать. То было одно из моих любимейших зрелищ – смотреть, как он трахает себя о кровать. Не сдержавшись, я представил, как он у меня на глазах трахает вот так другого мужчину.
Дотянувшись до него, я смахнул с его лица волосы. Его движения – как бедрами, так и ртом – стали теперь быстрее. Я смотрел, как моя плоть исчезает в его бесподобном рту. Я видел, как его бедра все сильнее вдавливаются в матрас. А потом…
Он издал звук.
Это по-прежнему случалось так редко, что застало меня врасплох. Звук был гортанным, тихим и низким. Быть может, это был стон. Я не столько услышал его, сколько почувствовал, как он завибрировал вокруг моего члена. И стоило мне ощутить его, как я кончил – даже не успев понять, что я уже близко.
На подступах моего оргазма Анжело отстранился. Не потому, что не хотел, чтобы я кончал ему в рот. Просто с задержанным дыханием у него не получалось глотать. Он вжался мне в пах лицом. Не дыша, напрягся, и пока я ласкал себя, доводя до конца, содрогался у меня между ног.
Мы полежали так какое-то время, восстанавливая дыхание. Наконец он поднял голову и с улыбкой посмотрел на меня. Его дыхание почти вернулось в норму.
– У тебя сперма на волосах, – сказал я.
– Ну и ладно, – ответил он. – Я же говорил, что успею заскочить в душ.
***
В лобби, куда я спустился вместе с Анжело, Мэттом и Джаредом, нас ждал только Джон. Я ненавидел себя за то, как от одного его вида мое сердце подпрыгнуло к горлу. Я не хотел разговаривать с ним. Я не хотел улыбаться и поздравлять его. Больше всего мне хотелось развернуться и вернуться в наш номер. Но остальные уже стояли возле него, здоровались с ним и пожимали руки. Я не мог избегать его вечно.
Первыми к нему подошли Мэтт и Джаред. Мэтт держался зажато и не особенно дружелюбно, а вот Джаред поприветствовал Джона с неподдельной сердечностью. Затем подошел Анжело.
– Поздравляю, чувак, – сказал он.
Я заметил, что Джону стоило некоторых усилий вести себя с ним нормально – я до сих пор знал его достаточно хорошо, чтобы считать напряженность в его осанке и натянутость в том, как он улыбнулся. Однако он поблагодарил Анжело. А потом пришла моя очередь. Мне хотелось думать, что между нами не будет неловкости, но как – после всего, что я сделал?
– Зак, – произнес он.
Он смотрел на меня с вопросом в глазах, пытаясь понять, как я собираюсь вести себя рядом с ним. Последняя наша встреча прошла в обстановке, крайне далекой от дружеской – по крайней мере с моей стороны. Заговорить с ним было непросто, однако я все же пересилил себя и сказал:
– Здравствуй, Джон.
Слабо улыбнувшись на это, он шагнул ко мне и протянул в мою сторону руку. Он собирался обнять меня. Я даже не столько был против сам, сколько не хотел снова, как два года назад в Вегасе, увидеть на лице Анжело ревность. Я не хотел опять подвергать Анжело этому испытанию. И потому выставил перед собой ладонь и остановил Джона на полпути.
Он вздохнул. Потом отступил назад и просто пожал мне руку.
– Я рад, что ты приехал, – сказал он. Но, заглянув ему в глаза, я понял, что обидел его. Опять. Было невыносимо вспоминать, сколько раз за наш последний год вместе я видел у него этот взгляд – причиной всегда были какие-то мои действия. Сегодня я поступил ровно так же, как раньше: притворился, что мне все равно.
Минуту спустя появился Коул, и мы вслед за ним вышли на улицу и направились куда-то в сторону от Вандомской площади. Для меня все здания выглядели одинаково: приблизительно пять этажей, плоский фасад и серая, либо белая, либо кремовая облицовка. У всех на уровне улицы были арки, а над ними – ряды высоких прямоугольных окон. До невозможности узкие улицы были забиты странными маленькими машинками. После Колорадо, где практически все разъезжали на внедорожниках, возникало ощущение, что я попал в страну лилипутов.
То ли из-за нашего разговора, то ли просто из-за энтузиазма Анжело, но Коул, похоже, решил принять личное участие в том, чтобы по максимуму познакомить его с Парижем. Они шли впереди нас. Коул то и дело подхватывал Анжело под локоть или даже тянул его за руку, переводя от одного места к другому. Быстро двигаясь, они забегали во встречающиеся по пути магазины, заглядывали в окна, пока все остальные медленно шли позади. Они были словно колибри, а мы – как неуклюжие голуби.
– Он всегда такой? – спросил я у Джона. О чем немедленно пожалел. Я не хотел, чтобы это прозвучало так, будто я оскорбляю его любимого человека.
Но Джона мои слова, кажется, не задели. Шагая между мною и Джаредом, он посмотрел вперед, где Коул пытался накинуть на Анжело какой-то шарф, а Анжело со смехом сопротивлялся. И улыбнулся.
– Да, – проговорил он с нежностью в голосе. – Коул всегда такой. Он правда рад, что вы все приехали. Кстати, предупреждаю: он будет пытаться платить абсолютно за все. Вообще за все. Мы открыли счета в отеле и в нескольких магазинах и ресторанах поблизости. Я дам вам список. Если зайдете в любое из этих мест, просто скажите, чтобы все записали на счет Дэвенпорта.
– Я думал, он предпочитает фамилию Фентон, – сказал Джаред, и Джон усмехнулся.
– Так и есть.
Это было настолько похоже на ответ Коула о том, что он зовет Джонатана «Джонни», что я невольно задался вопросом, что за отношения между ними, если они намеренно подкалывают друг друга.
– Он будет всю неделю швыряться деньгами, – продолжил Джон. – Он будет платить везде, куда вы только ни соберетесь пойти – в Лувр, на Эйфелеву башню или на экскурсию на виноградники. – На последних словах он посмотрел на меня, и его взгляд стал болезненным напоминанием о свадебном путешествии, которое мы распланировали, но так и не совершили.
– Не скажу, что мне по душе этот расклад, – произнес Мэтт.
– Я знаю, – ответил Джон. – Я предупреждал его, но… – Он развел руками.
– Ты можешь отговорить его? – спросил Мэтт.
Джон с Джаредом хором расхохотались, и Джон покачал головой.
– Мэтт, если ты откроешь способ, как заставить его менять свое мнение, обязательно поделись им со мной.
– Ага, – хмыкнул Джаред. – Удачи тебе в этом деле.
– Серьезно, – сказал Джон, – у него куча денег. И я говорю это безо всякого пафоса. Просто знайте, что для него ваше путешествие – капля в море. Даже если б он знал, во сколько оно обошлось, ему было бы все равно. Ему нравится тратить деньги на людей, которых он любит.
– Но он большинство из нас едва знает, – сказал я.
Джон пожал плечами.
– Наверное, вы все равно считаетесь. Я понимаю, для нас, людей с нормальными банковскими счетами, все это выглядит диковато, но серьезно, я советую вам просто наслаждаться поездкой, а оплату счетов предоставить ему.
Пусть оно делало меня эгоистичным засранцем, но необходимости оспаривать этот совет я не испытывал.
Наконец Коул довел нас до ресторана, где мы расселись за круглым столом. Там он заказал сразу за всех – на французском, – после чего они с Джоном беззлобно поспорили о вине. Джон победил, но лишь потому, что Коул сам решил, что дело не стоит спора, и Джон заказал пино-гри.
– Должен ведь приехать еще один человек? – спросил Джаред Коула.
– Да, но не сегодня. Джордж приезжает завтра с утра. Он еще ужасно расстроен из-за того, что пропустит свой Супербоул…
– Да ладно? – сухо проронил Мэтт, но Коул пропустил это мимо ушей.
– Зак, лапа, ты ведь знаком с Джорджем? О, он будет в восторге, когда увидит здесь кого-то, кого действительно знает!
– Ну… – Я покосился на Джона. – Я бы не назвал себя самым любимым его человеком на свете. – Потому что в момент, когда Джон открылся родителям, он встречался со мной, и я всегда чувствовал, что они приписывают мне роль коварного соблазнителя. Кэрол, несмотря на внешнее дружелюбие, каждый раз при взгляде на меня еле удерживалась от слез, а Джордж терпел мое присутствие с ледяной вежливостью.
– Просто разговаривай с ним о футболе – и станешь его закадычным другом, – сказал Коул, и я заметил, что Мэтт навострил уши.
– Он изменился, – проговорил Джон негромко, так что его услышал один только я. – После маминой смерти.
А я-то гадал, почему никто ни разу не упомянул имя Кэрол.
– Я не знал, – сказал я.
– У нее оказался рак. Слишком поздно нашли.
– Когда?
– Через год, после того, как мы с тобой… – Он не договорил.
– Мне очень жаль. – Я сам не знал, имею ли в виду его мать или то, что меня не было рядом, когда я был ему нужен.
Быстро оправившись, он пожал плечами.
– Ты удивишься, Зак. Он теперь намного терпимей, чем был тогда.
Тогда.
Когда мы с Джоном рука об руку встали перед его родителями и признались, что влюблены. От этого воспоминания тяжесть у меня на груди возросла. Я посмотрел в сторону, где сидел Анжело. Он наблюдал за Джоном и мной – с настороженностью в глазах. Стояло ли в них обвинение, или мне просто показалось из-за чувства вины? Я не знал.
Я сделал глоток вина, стараясь не думать о боли, причиненной мной человеку, которого я любил раньше, и о боли, причиненной, возможно, человеку, которого я любил сейчас. Сколько же мне придется выпить, чтобы оно перестало меня тяготить?
– Ты тоже остаешься в отеле? – спросил Джаред Коула. – Разве у тебя нет здесь квартиры?
– Есть, сладость, просто мне показалось, что куда удобней нам всем жить в одном месте. И позволь сообщить тебе, что найти подходящий отель было практически невозможно…
– Только потому, что ты чересчур привередливый, – проговорил Джон. Коул быстро взглянул на него и игриво взмахнул ресницами, словно говоря: «Да, я такой, но ты все равно меня любишь». Это было до омерзения умилительно и вызвало у Джона улыбку. Она продержалась всего секунду, пока Коул опять не переключился на Джареда.