– Чего ж не понять, дело яснее ясного.
– Ну, смотри у меня!
* * *
Еще три дня лил дождь, и потом, словно специально, окончился как раз в день похорон капитана Федосеева.
Хоронили его за городом, на небольшом сельском кладбище, рядом с дедом и отцом. Так захотела жена.
Малютин, хоть и был занят по горло, понял, что не поехать не сможет, совесть не позволит. Как-никак, человек действовал по его поручению, и он в какой-то мере ответственен за его гибель. Но на этот раз Малютин твердо решил, что выступать не станет, хотя все ждали, когда он подойдет к гробу и скажет прощальные слова.
Дольше всех говорил полковник Барышев, и Малютин слушал его речь так, словно бы говорил сам. «Да, чувствуется, что человек говорит на похоронах уже не в первый раз. Как лектор, который ездит с одной и той же лекцией по разным аудиториям и уже выучил ее наизусть».
Тем не менее, он был благодарен Барышеву, во-первых, за то, что тот избавил его от необходимости выступать, а во-вторых, за то, что сумел посмотреть на себя как бы со стороны. «Больше на похоронах выступать не стану, – решил Малютин, – лучше сделаю все, чтобы найти этих сволочей-убийц».
Он на пару секунд подошел к разверстой могиле и бросил туда горсть земли – сухого желтого песка, который почти беззвучно исчез в глубине ямы.
И вновь Малютин решил отложить разговор с женой на завтра. Так уже случалось не первый раз: он возвращался домой усталый, злой, понимая, что не сможет спокойно поговорить, сорвется и начнет кричать. А семья, в общем-то, ни в чем не виновата, он сам согласился занять эту должность, прекрасно представляя, что его ждет в будущем.
Заснуть он не мог очень долго, а проснулся с тяжелой головой, словно с похмелья. Сидел на кухне, рассеянно слушая радио. Новости казались ему пустыми, он лишь отметил, что никто не вспомнил о гибели капитана Федосеева. Значит, журналисты сдержали свое слово, значит, его еще уважают, значит, в слово, данное им самим, верят.
Малютин оделся и посмотрел на часы. «Еще успею выпить кофе, может, голова перестанет болеть».
Поглядывая в окно, он выпил чашку кофе, за ней другую. Но машина в положенное время у подъезда так и не появилась. «Черт его знает. Что случилось? Может, из гаража не выехал?»
Опаздывать Малютину не хотелось. На самое начало дня он назначил две встречи, а к двум часам самому предстояло нанести визит к губернатору. Губернатор требовал отчета, почему люди Малютина почти парализовали работу порта. Жалобы на него поступали со всех сторон, Петров и Короедов постарались. Звонили и жаловались на него пограничники, таможенники, автомобилисты, железнодорожники, владельцы оптовых рынков. Выходило, что Малютин делом не занимается, а только мешает работе огромного предприятия и лишает казну поступлений. Предстояло сегодня убедить губернатора в том, что расследование продлится совсем недолго, может, недели две-три, и вскоре порт заработает на полную мощность.
Малютин позвонил в гараж и, к своему удивлению, узнал, что машина выехала, как всегда, вовремя и по всем расчетам должна уже стоять у подъезда.
– Я могу связаться с водителем, – предложил диспетчер.
– Я и сам могу ему позвонить, – рассеянно ответил Малютин.
«Подожду еще минут пять и позвоню Алексею», – так звали водителя.
* * *
Алексей приехал в гараж на своем стареньком «Рено».
Машину поставил на обычное место, и поскольку оставалось еще минут десять свободного времени, поболтал с другими водителями, обменялся новостями.
В бывшем обкомовском гараже за последние годы многое изменилось, на место «Волг» пришли «Вольво», «Мерседесы». Но Малютин, когда его назначили на должность, лишь один раз проехался в «Мерседесе», а потом настоял на том, что будет ездить на «Волге», чтобы не вызывать лишних кривотолков. Поэтому Алексей чувствовал себя немного ущемленным.
Это раньше «Волга» была престижной машиной, теперь же в потоке других автомобилей она выглядела, как раньше «Запорожцы» – ни тебе вида, ни важности. О том, что на машине ездит большой начальник, свидетельствовали лишь номера, начинавшиеся с двух нулей, и антенна радиотелефона, укрепленная на крыше.
Алексей выехал из государственного гаража в хорошем расположении духа. «Наконец-то кончился дождь», – думал он, глядя на просветлевшее небо.
Проехаться от гаража до дома Малютина он бы мог даже с закрытыми глазами: знал каждую выбоину в асфальте, каждый люк. Он проезжал здесь каждый день в одно и то же время. Малютин отличался пунктуальностью.
Гаишники все машины из бывшего обкомовского гаража знали, как говорится, в лицо и останавливали чрезвычайно редко, лишь за тем, чтобы предупредить о перекрытии улиц или ремонтных работах.
Миновав светофор, Алексей прибавил скорость. Дорога здесь была широкой и шла под уклон, спускаясь под путепровод. На этом участке все машины разгонялись, чтобы затем, не сбавляя скорость, выскочить на горку. Это место любили и гаишники, зная, что водители постоянно превышают здесь скорость и штрафовать в этом месте – милое и доходное дело. Однако устраивали засаду здесь лишь по вечерам.
Гаишник возник абсолютно неожиданно, рядом с красными «Жигулями», словно именно эту черную «Волгу» он поджидал. И если бы не реакция водителя «Волги», то она проскочила бы мимо машины гаишника.
Алексей нажал на педаль тормоза. Лицо лейтенанта было злым.
– Нарушаете! – воскликнул он.
Алексей хотел сказать, что он спешит, но тот вдруг улыбнулся:
– Это что, машина Малютина? – козырнув, спросил лейтенант.
– Его, а то чья же?
– Можно вас на минутку?
– Что такое, лейтенант?
– Простая формальность. Давайте пройдем в нашу машину.
Алексей выбрался из кабины, захлопнул дверцу и неторопливо, даже не захватив документы, направился к красным «Жигулям», в салоне которых сидел еще один лейтенант. На крыше красных «Жигулей» лежал радар.
– Я даже не сразу понял, что это за машина, замотался, – усмехнулся лейтенант, беря в руки радар и показывая экранчик дисплея Алексею. – Превысили все-таки!
– Бывает… Я, честно говоря, на спидометр не посмотрел.
– Если бы я видел номера, не стал бы скорость мерить. Присядьте, пожалуйста, – лейтенант стал вежливым и любезным, хоть прикладывай к ране. – Тут к нам сигнал поступил, что украли черную «Волгу», на которой один генерал из штаба округа ездит. Привык, чудак, к «Волге». Вышел недавно на пенсию и теперь на черной «Волге» сам за рулем ездит.
– Вот тут, – сказал второй лейтенант, сидевший в машине, – распишитесь и проставьте номер своей машины. Я понимаю, что если автомобиль два дня тому назад украли, то давно на запчасти разобрали, а не по городу на нем ездят. Но порядок есть порядок, для отчета нам нужно, чтобы видели – мы ни одной черной «Волги» мимо не пропустили.
Предложение лейтенанта выглядело абсолютно идиотским, с точки зрения профессионала. Но Алексей, во-первых, спешил, а во-вторых, прекрасно знал, что в ГАИ существует столько идиотизма, всяческих бумаг, что легче всего сделать то, что от него требуют, к тому же, он действительно превысил скорость. Значит, услуга за услугу: они забывают о превышении, а он подписывает ничего не значащую для него бумагу.
Ручки у него с собой не оказалось, лейтенант предложил свою. Та не писала.
– Василий, извини, дай твою ручку.
Лейтенант копался, хлопал себя по карманам. Наконец отыскал ручку, торчащую из прорези в приборной панели машины.
Наконец Алексей написал номер, расписался, проставил время. Занятый бумагами, он не заметил, как мужчина в спецовке с металлическим ящичком в руках, в каких обычно носят инструменты, присел на корточки позади его машины. Он действовал ловко и быстро. Прикрывая собой ящичек, он распахнул его, и сноровисто что-то прилепил к днищу «Волги». Уже въехав на горку, Алексей в зеркало заднего вида увидел, как двое гаишников садятся в красные «Жигули», а мужчина в спецовке и с ящичком в руках пересекает дорогу. Ему показалось, что мужчина направляется именно к «Жигулям», что именно его ждут гаишники.
Но «Волга» Малютина уже спускалась с горы, и конец этой сцены Алексей наблюдать не мог.
Но он не ошибся. Мужчина и впрямь подошел к красным «Жигулям», сел на заднее сиденье. Машина развернулась и исчезла в одном из дворов.
Алексея встреча с гаишниками задержала ровно на пять минут, тех самых, которые определил для ожидания Малютин. Он уже готов был набрать номер, когда увидел под окном только что подъехавшую черную «Волгу».
– Вот и порядок.
Из спальни появилась жена, подала мужу портфель.
Малютин вышел на площадку, сел в лифт, а жена, как было заведено, прильнула к окну, чтобы успеть помахать рукой мужу, когда тот будет садиться в машину. И тут произошел взрыв. Жена Малютина даже не услышала его, она лишь увидела все, как в немом кино, затем ощутила, как вздрогнул дом. И возможно, если бы не тройные стеклопакеты в окнах с противоударной пленкой, ей бы изрезало лицо осколкам и Во всяком случае, в подъезде все стекла вылетели напрочь.
Взрыв и остановка лифта совпали. Когда створки лифта разошлись, Малютин увидел сорванную с петель дверь и яркий огонь, в котором лишь угадывался искореженный силуэт машины. Охранник, дежуривший у подъезда, лежал лицом вниз на ступеньках. Малютин на мгновение замер от неожиданности.
– Назад! – закричал второй охранник, выбежавший из-под лестницы, и толкнул Малютина вверх. В руках он сжимал пистолет. – Туда, Лев Петрович, быстрее! Наверх!
Прижмитесь к стене!
Во дворе уже слышались крики. А через четверть часа двор был заполнен милицией, пожарниками, стояла машина «Скорой помощи». Жена трясущимися руками пыталась налить себе корвалол, с ней случилась истерика. Сам Малютин сидел на кухне мрачнее тучи.
Глава 2
День с утра не задался. И солнце светит, и дождя нет, и деньги появились, и голова не болит. А все не так, ничего не радует, словно разлита в воздухе звенящая тревога.
Смотришь сквозь нее, как через тонированное стекло, как через запотевшие линзы очков, и сколько ни протирай их до зеркального блеска, ничего к лучшему не меняется. Только надел, и снова в глазах мерзкий туман, и слезы непроизвольно катятся по щекам.
«Чертовщина какая-то!» – держа в руках туфельку со сломанным каблуком, подумала Катя Ершова.
Очки она сроду не носила, разве что солнцезащитные.
Зрение у нее было идеальное. Но про мерзкие нравы оптики Катя знала не понаслышке: как-никак, десять лет она профессионально занималась фотографией, сотрудничая с самыми разными издательствами, как здесь, в России, так и за рубежом.
Она сама удивлялась, как это ей удается до сих пор держаться на плаву, входить в дюжину лучших фотографов России? А среди женщин равных ей не было. "Ничего особенного, вроде бы, не делаю, снимаю то, что снимают все. Но получается у меня почему-то гораздо лучше Может, у меня таланта побольше? А может, все это потому происходит, что, как говорят мои друзья и родители, мозги у меня набекрень? Хотя с мозгами у меня, вроде бы, все в порядке. А вот в делах сердечных мне патологически не везет. И, кстати, с каблуками тоже. Сколько раз обещала себе не надевать на деловые встречи шпильки! Надела бы, как всегда, джинсы, кроссовки, куртку, майку – и вперед.
Угораздило сегодня респектабельно одеться, захотелось блеснуть. Было бы перед кем! Они меня не за каблуки и длинные ноги ценят, а совершенно за другое – за негативы, за фотографии, точнее, за свежие идеи.
– Черт бы меня побрал! – бурчала тридцатилетняя женщина, держа в руках туфлю и пытаясь приладить отломанный каблук, хотя прекрасно понимала, что сделать это не удастся.
Рядом с Катей Ершовой остановился молодой парень.
Он осмотрел ее с ног до головы. Катя, как всякая женщина, взгляд мужчины почувствовала мгновенно. Она обернулась.
– Что, проблемы?
– Могу помочь.
– Вы сапожник? – нашлась Катя.
– Нет, я не сапожник, я компьютерщик.
– Компьютерщик? Тогда это не по вашей части.
Парень был приятный, может быть, чуть-чуть более нахальный, чем хотелось бы. Но идеалов в жизни не существует, совершенство бесконечно. Хорошую фотографию, как и хорошую кар гину, можно улучшать и улучшать.
– Так чем вы мне, собственно, можете помочь? – улыбнулась Катерина – Могу на руках отнести к своей машине, – широко улыбнулся парень – У меня дел невпроворот, до самого вечера, а тут еще этот каблук! И угораздило же меня…
– Что, туфли на каблуках надеть?
– Да. Не собиралась, но как-то так получилось.
– Наверное, на свидание спешили?
– Спешила, но уже опоздала, – Катя взглянула на часы, – и уже минут на пять.
– Может, вам помочь? Я на машине, – и парень провернул на указательном пальце ключ.
– Нет, спасибо, мне недалеко.
Катя сняла вторую туфлю и обе их протянула собеседнику.
– Что вы предлагаете?
– Свежее решение, – засмеялась Катя.
– Решения пока не вижу.
– Не сообразительный вы какой-то, хотя и предлагаете свои у слуги.
– Я же вам сказал, я не сапожник, приделать каблук не смогу.
– Отломайте второй, что может быть проще?
Туфельки были дорогие, итальянские, ручной работы.
Парень взялся за каблук и за подошву, но никак не мог решиться рвануть их в разные стороны, хотя силы на такое простое дело у него хватило бы с избытком.
– Да ломайте же, что вы медлите? Это вам не женскую руку ломать.
– Конечно, не руку, но жалко.
Каблук хрустнул. Парень проделал эту операцию с зажмуренными глазами.
– Вот, попробуйте.
– Что здесь пробовать? – Катя всунула ноги в туфельки, ставшие похожими на тапочки, посмотрела на каблуки, лежавшие на ладони у парня.
– Что с ними делать? – спросил он.
– Выбросить.
– Можно, я оставлю их на память, как талисман?
– Вы что, фетишист?
– Нет, не фетишист, но такое со мной впервые – чтобы каблуки женщинам обламывать.
– Обычно вы их нежно и ласково берете за руку, а не за ноги хватаете?
– Обычно я на улице не знакомлюсь…
Катя рассмеялась:
– Я тоже. А в общем, знаете что, если у вас машина недалеко… Я была бы вам благодарна… Если бы вы меня подбросили… Здесь, кстати, совсем близко. А то идти на этих обрубках…
– Понимаю, – парень нагнулся и взял в руки фотографический кофр, стоящий рядом. – Ого, какой тяжеленный! Что вы там, золотые слитки дюжинами по городу носите?
– Да нет, не слитки, а аппаратуру. А хорошая аппаратура всегда очень тяжелая, в ней много стекла и металла.
– Вы фотограф?
– Как вы угадали?
– С такими сумками либо операторы, либо фотографы ходят.
– А если я просто бутылки несу?
– Ну, это уж навряд ли. Пойдемте, – он подвел ее к машине, открыл дверь, помог сесть. Хотел было, поставить кофр на заднее сиденье, но Катя отрицательно качнула головой.
– Нет-нет, давайте его сюда, на колени.
– Так он же тяжелый!
– Это мое, я к нему привыкла и стараюсь из рук не выпускать. Вы исключение, да и то в связи с аварией, а так бы никогда…
– Вы, наверное, сильная, если такую тяжелую сумку таскаете?
– А я ее тяжести не замечаю, привыкла. Это уже стало частью меня, к сожалению, не лучшей.
Катя немного смутилась, смутился и ее спутник. Он пытался завести машину, не выпуская каблучки из руки.
– Да выбросьте вы эту дребедень или суньте их куда-нибудь, если жалко расстаться.
– Хорошо, – парень спрятал каблуки в ящик.
– Найдет жена – проблем не оберетесь.
– У меня жены нет.
– К сожалению? – спросила Катя.
– Может быть, и так, а может, и к счастью. Так куда едем?
– Вот здесь, через два квартала редакция журнала «Наше время».
– Вы в журнале работаете?
– Нет, я нигде не служу, я сама по себе. Свободный художник.
– Это хорошо. А вот мне приходится каждый день на службу ходить.
– Вы где работаете, если не секрет?
– Для вас это занятие не интересное, я работаю в одном солидном учреждении, занимаюсь компьютерным обеспечением.