– Или эпидемии, – вставила Светлада.
– Всё равно обречены. Они умрут, потому что занялись каннибализмом, – сделал я вывод. – Но мне не терпится узнать механизм заболевания. Вы его знаете, а я пока нет!
– О том, что поедание себе подобных у высокоорганизованных млекопитающих вызывает смертельные заболевания, было известно со времён великой Лемурии, – подняла свои красивые глаза на мужа Ярослава.
– Наверное, ещё раньше, – улыбнулся он ей.
– Давным-давно известно такое заболевание у дикарей, занимающихся людоедством или поеданием различных обезьян. Зовётся оно зловеще – «куру». Сначала болезнь проявляет себя как безумие, потом начинают отказывать жизненно важные органы. Заканчивается куру мучительной смертью. Учёными давно установлена связь между употреблением человеческого или обезьяньего мяса и развитием болезни. В Африке, где было запрещено людоедство, страшная болезнь прекратилась. Теперь ты понимаешь, почему во всех мировых религиях запрещено есть себе подобных. Исследования многих учёных показали, что куру неизлечима и всегда приводит к летальному исходу. Зараза же является молекулой. В науке её назвали прионом. Масса полезных прионов всегда находится в организме. При поедании себе подобного, чужие прионы входят в обмен веществ и начинают в организме работать. Но, в силу своей чужеродности, они не находят себе полезного занятия. Из-за этого приобретают патогенные свойства и вызывают инфекцию. Весь ужас в том, что чужеродные прионы передают свои свойства здоровым. Тем, которые живут в организме. Возникает необратимый процесс. Начинается же куру с поражения мозга. В нём прионы накапливаются и затем расходятся по всему организму. Они поражают печень, почки, селезёнку и всю пищеварительную систему. Печально то, что скрытый период заболевания для людей составляет от 10 до 30 лет, – закончила своё повествование Ярослава.
– То, что сейчас вы мне рассказали, просто ужасно! – поёжился я. – Но, честное слово, до меня не доходит, какое отношение всё это имеет к питанию современного человека? Вы считаете, что социум на самом деле готов проглотить самого себя?
– Он это делает. Человечество через посредников уже сейчас поедает то, чем ему питаться смертельно опасно, – посмотрел мне в глаза Добран Глебыч.
– Как это? – не понял я. – Вы что, из меня хотите сделать заику?! Не говорите загадками, объясните толком. Что это ещё за посредники? И вообще, о чём речь?
– Речь идёт о промышленности так называемого повторного цикла. О ней у нас в России мало кто знает. А между тем, в этом направлении работают целые заводы. Как ты знаешь, недалеко от наших деревень всегда расположены скотомогильники. Туда отвозили погибших коров, лошадей, свиней, собак и других четвероногих. В Британии и США таких скотомогильников нет. Все павшие от болезней животные идут на заводы вторичной переработки.
От услышанного я открыл рот. Воистину, жажда наживы может свести человека с ума!
– Что за вторичная переработка? Ведь дохлые животные – сплошная зараза. Их не перерабатывать надо, а сжигать и закапывать!
– Всё верно, сжигать и закапывать, лучше сжигать, – согласилась со мной Ярослава. – Потому что трупы таких животных – это сплошные токсины, болезнетворные бактерии, запёкшийся гной, кишащая вирусами кровь, вонючие, гниющие, заполненные глистами внутренности, шерсть, перо.
– И потом, вместе с коровами, свиньями, овцами, конями в одну кучу попадают собаки, кошки, дохлые дикие звери и крысы, – добавил от себя Добран Глебыч.
– Как это в одну кучу?
– В прямом смысле слова, в один чан.
– А дальше что?
– Вся сваленная в одно место дохлятина варится в течение одного часа, при температуре 130°.
– Ну, сварится, а что потом?
– Из жидкого месива делаются пищевые гранулы, а из костей получают костную муку. Потом и то, и другое скармливают тем же коровам, свиньям, птице и всему остальному.
– Получается, что коров, свиней, кур насильно превращают в каннибалов?
– Так оно и есть, в каннибалов, – лицо Добрана Глебыча стало мрачным. – Беда в том, что прионы от температуры не гибнут. В результате, возникает болезнь, которая известна в науке как «коровье бешенство».
– Бешенство оттого, что прионы разрушают у крупного рогатого скота мозг. То же самое происходит и у свиней. Просто об этом меньше пишут. Фактически, куру четвероногих… Но весь ужас состоит в том, что прионы коров и, особенно, свиней близки к человеческим, – Ярослава посмотрела на меня долгим выжидающим взглядом.
От услышанного меня бросило в жар.
– Вы хотите сказать, что все люди, поевшие мяса заражённой скотины, обречены?
– Именно это мы и утверждаем, металлическим голосом произнёс Добран Глебыч. – Но, насколько мне известно, и Британия, и США экспортируют свою говядину, свинину и мясо птицы в десятки стран мира. В том числе и в Европу. В ту же Испанию, Бельгию, Германию, Польшу и, конечно же, в разорённую войной Югославию…
– Почему ты забыл о России? Тысячи тонн такого вот отравленного мяса каждый год поступает в Москву, Петербург, Смоленск, Волгоград, да и к вам, в Сибирь, везут тот же смертельный продукт. В Новосибирск, Красноярск или
Хабаровск… Но беда не только в самом инфицированном мясе. Имеется ещё одно обстоятельство: продукты такой вторичной переработки «мясной промышленности» начинают охотно приобретать некоторые наши сельскохозяйственные акционерные общества и отдельные тупые фермеры. И тех, и других интересует только прибыль. То же самое происходит по всей Европе. Ещё немного и промышленность вторичной переработки будет запущена в Германии, Австрии и Польше. Во Франции это процесс уже пошёл…
– Что же получается, что в настоящее время и в Европе, и Азии, и у нас в России разгуливают миллионы людей, нервная система которых поражена хищными прионами. Пройдёт десять, двенадцать лет высчитанного периода и все они в страшных муках отправятся на кладбище.
– Хорошо хоть на кладбище, а не на вторичную переработку, – откликнулась со своего места Светлена.
– А что, может быть и такое? – посмотрел я в её сторону.
– Вполне, – кивнул головой её отец. – На Западе давно отмечен факт, что далеко не все погибшие и не опознанные родными люди попадают в морги. Спрашивается, куда они деваются?
От последних слов старейшины я вздрогнул.
– Неужели может быть и такое?
– А почему бы и нет? Я не удивлюсь, если через пару десятилетий в некоторых странах Запада будет издан закон, предписывающий хоронить только заслуженных деятелей. А простых людей пускать на вторичную переработку. Всё идёт к этому, – сказала Ярослава.
– Значит, оставшееся население будет жить ровно столько, сколько времени займёт вегетационный период болезни?
– Если человечество не остановит такую вот беду, то, очевидно, так, – согласилась со мной Светлада.
– Но мы не коснулись самого главного. Я имею в виду информационное воздействие, – продолжила обсуждение Ярослава. – Начали мы свой разговор с информации. Как ты думаешь, Юра, если животное, пусть не по своей воле, – каннибал и питается дохлятиной, какую оно впитывает в себя информацию?
– Понятно, что информацию самую что ни на есть деструктивную.
– А потом такое животное кто-то употребит в пищу?
– Значит, этот кто-то получит информационный импульс смерти… Долго он не протянет. Если не куру, то другая болезнь сделает своё дело.
– Какой из всего, что ты услышал, можно сделать вывод?
– Единственный: если ничего не изменится, то человечество обречено. Могут уцелеть разве что вегетарианцы?
– И они не уцелеют, для них система припасла генномодифицированные растения, ароматизаторы и вкусовые пищевые добавки. Будь уверен, всё продумано до мелочей. Фактически спасения нет! – почти шепотом проговорил старейшина. – Куда ни кинь, везде смерть… Онкологи называют куру раком мозга. Такова установка… На самом деле всё гораздо страшнее. Но об этом запрещено говорить.
– Выходит, что развязка уже началась? – спросил я своих информаторов.
– Малый вегетационный период уже заканчивается, Юра, к тому же идет мощное информационное воздействие. Вот и вся арифметика.
– Значит, рак головного мозга?
– Пока разговоры идут о раке.
– Возможно, когда-нибудь найдутся смелые люди и скажут правду. Но не в наше время.
Глава 12
Трансгенная технология
Ты должен уяснить для себя, Юра, раз и навсегда одну истину, – поднялся со своего места Добран Глебыч.– у тёмных всё продумано. Всё до мелочей. Они ребята тёртые, знающие, что куда ни кинь, везде всё поставлено с ног на голову.
– Я это заметил.
– Тут не замечать надо, а уяснить. С трансгенными растениями то же самое. Интересно то, что их активно создают, но никто толком не может объяснить, зачем? К тому же многочисленные эксперименты показали, что генномодифицированные культуры в плане урожайности не превосходят обычные.
– А некоторые и уступают известным урожайным сортам,– добавила Ярослава. – Пропагандисты не без основания утверждают, что трансгенные растения более устойчивы к колебанию температур и их не едят вредители. Всё это так. Но плюсы этих растений ни в какое сравнение не идут с минусами. Засухи и заморозки случаются не часто, а насчёт вредителей тут бабушка надвое сказала. Если не ест, к примеру, тля, то это не значит, что данную трансгенную культуру не будут поедать другие паразиты. Те же гусеницы или жуки наподобие колорадского. Именно так всё и происходит, но для производителей генномодифицированных растений весомым аргументом это не является.
– Ими придумываются другие уловки, например, что трансгенные растения более устойчивы к химической прополке. Пусть даже и так, но сколько ядов попадает в их плоды и листья? Никто этого никогда не подсчитывал и подсчитывать не будет. Не дадут! – Добран Глебыч нервно заходил по комнате. – Потому что ГМО создаются не для получения сногсшибательных урожаев, а совсем для другого.
– Чтобы и у вегетарианцев не осталось шансов? – спросил я.
– Причём здесь вегетарианцы? – задумчиво посмотрел на меня старейшина. – Разве мясоеды не едят хлеб или овощи? Растительную пищу все употребляют.
– Если можно расскажи, как влияют ГМО на наше здоровье? – опередила меня с вопросом Светлада.
– На наше никак! – улыбнулся её отец. – Потому что в рационе жителей севера никаких трансгенных растений нет! У хуторских тем более. Потому что хлеб у нас и то свой, не говоря уж об остальном. А насчёт влияния ГМО на здоровье человека и животных простым людям никто не докладывает. Но это не значит, что узнать нельзя. Есть работы многих учёных, естественно, они пока не обнародованы, но познакомить тебя с ними можно. Опыты проводились в России, Германии и в Британии. В основном в закрытых лабораториях. Результаты оказались одни и те же. И у нас, и за рубежом кормили трансгенными растениями крыс. В России взяли для опыта генномодифицированную сою. Надо сказать, что и обычная соя опасна для здоровья.
– Это для меня ново. Чем же? – прервал я рассказчика.
– Тем, что её белки близки по строению к женскому половому гормону. В частности, к прогестерону. Представь, что происходит, когда мужчина в сосисках или колбасе получает такой вот продукт в избытке?
– Это и излишек подкожного жира, и гарантия слабости половых функций, – вставила Ярослава. – Как видишь, соя сама по себе опасна, а ею на 50-70% набивают сосиски, колбасы, магазинные пельмени, котлеты и т.д.
– Получается, что почти все современные колбасные изделия – брак?!
– Не почти, а на сто процентов! Ты забыл про химические ароматизаторы, про вкусовые усилители и добавки – глутамат натрия, калия, аммония, кальция, про красители! Всю эту дрянь наше население ест в поразительных количествах.
– И не только наше, в Европе и Америке происходит то же самое, – отозвалась со своего места Светлена.
Я посмотрел на сидящих рядом со мной девушек и мне стало за себя стыдно. Перестройка полностью развалила советскую систему контроля над качеством питания. С рыночными отношениями в Россию пришло то, что допускать было никак нельзя, – хищное отношение к человеку. Но рынок есть рынок. Для него главное – прибыль. Причём получить прибыль важно любой ценой, пускай даже за счёт разрушения здоровья соотечественников. И эти живущие вне системы люди умудряются отслеживать происходящее, а я, приехавший сюда с «большой земли», оказался «чайником». Не им у меня, а мне у них приходится учиться. Всё наоборот.
– О чём задумался, детина? – словами из песни возвратил меня к действительности помор. – Хватит мечтать, я тебе серьёзные вещи рассказываю. Как видишь, обычная соя опасна для здоровья, а её сделали ещё и генномодифицированной. Не продукт, а именины для сердца! Так вот, у нас в России, как я уже сказал, проводились опыты над крысами. Им в течение двух недель скармливали генномодифицированную сою. Всего две недели. И этого хватило, чтобы самки крыс утратили материнский инстинкт. Часть зверьков бросила на произвол своё родившееся потомство. Другая часть им закусила. Но это ещё не всё. Уцелевшие крысята выросли в два раза меньше, чем их родители и оказались стерильными.
В комнате воцарилось молчание.
– Если такое происходит с крысами…
– Именно поэтому никто и не запрещает трансгенные продукты питания, – перебил меня старейшина.
– Чтобы питаясь ими, наши женщины утратили желание рожать, а чудом родившиеся дети стали стерильными, к тому же недомерками… – дополнила своего отца Светлана.
– Да-а-а! – протянул я. – Признаться, о подобных опытах я не слышал. Что-то попадалось, в основном негативное. Но не на таком уровне.
– Мы можем тебе показать распечатки документов, и ты своими глазами прочтёшь то, что сейчас услышал, – заметила Светлена.
– Не надо мне ваших распечаток, скажите, где вы их взяли, и я найду всё сам.
– Конечно, найдёшь, но сначала увидишь то, о чём я рассказал, – улыбнулся Добран Глебыч. – Понимаешь, Юра, фактически против человечества идёт необъявленная война. Она давным-давно приняла характер мировой. Самое печальное то, что эта война одновременно и радиационная, и химическая, и бактериологическая, а теперь ещё и генетическая. Страшно то, что фронт войны фактически не видим. В ней каждый сам себе враг и работает на своего противника. Как она ведётся? С помощью индустриализации пищевого производства – раз, с помощью искусственной пищи – два, с помощью внедрения генномодифицированного производства ингредиентов продуктов питания – три, с помощью генетически модифицированных растений и животных… Что я забыл? – повернулся Добран Глебыч к своим родственникам.
– Ты забыл рафинированную пищу и американо-британское мясо, инфицированное болезнью куру, – дополнила мужа Ярослава.
– Верно, это я забыл. Но ничего, всё поправимо, вы же мне подсказали.
– Всё началось с 1979 года, – улыбнулась мужу жена-красавица. – В Кельнском университете удалось выделить ген, ответственный за синтез инсулина у человека. Потом этот ген «вставили» в геном бактерии кишечной палочки. После чего она начала синтезировать инсулин. Так появилась технология искусственного внесения новых генов в организмы, которые назвали трансгенными. Отсюда и название «ГМО».
– Ярослава тебе сказала, что эра генномодифицированных растений и животных началась со второй половины XX века, – прервал Ярославу старейшина. – Но это не совсем так, если уж касаться этой темы, то надо говорить правду. А правда в том, что все без исключения домашние растения и животные являются производными генномодифицированных.
– Как это? – не понял я.
– Вот так! Правду я говорю или нет? – повернулся к сидящим Добран Глебыч.
– Этот грубиян говорит правду, – кивнула головой Ярослава. – Так оно и есть.
– Так выходит, что во время так называемой неолитической революции 7-8 тысяч лет назад кто-то на Земле занимался генной инженерией? – блеснул я своим знанием прошлого.
– Не семь-восемь, а добрых десять миллионов лет назад, а возможно и раньше, – покосился в мою сторону старейшина,– появились на Земле первые домашние животные и культурные растения. Точнее трансгенные матрицы, из которых путём дальнейшей селекции были выведены различные сорта и породы.