Но насколько сильно, я поняла только в общежитии, когда комендант вручила уведомление. До конца этой седмицы мне предстояло покинуть общежитие.
Я находилась на грани отчаяния. Если бы не поддержка девочек, не знаю, что бы делала. Они поили меня успокаивающими снадобьями, заставляли поесть и доказывали, что выход даже в моей, казалось бы, безвыходной ситуации есть.
— Тиль, за время обучения ты узнала столько всего нового! — успокаивала Изет. — В любом случае твои деньги не пропали даром.
— Именно! Еще ты удачно не заплатила за вторую половину обучения! — поддакивала ей Вейла. — Поэтому можешь спокойно дождаться весенних выборов…
— Подкопить денег и восстановиться в академии после избрания нового декана!
— Или чтобы не терять времени, устроиться подмастерьем.
Идея Вейлы мне понравилась, но я сомневалась, что меня кто-то возьмет.
— Я же не парень, — произнесла уныло.
— Ну хватит киснуть! В самом худшем случае, в самом-самом, я знаю одного противного старого мастера со скверным прескверным характером и скипучим голосом…
— Ты про одну зловредную старуху? — перебила Изет Вейлу.
— Именно!
— Ну, если только в самом безвыходном случае! Она Тильку живьем съест.
— Она людоедка? — испугалась я.
— Мозгкрутка! — выпалила Изет.
— И симулянтка! — добавила Вейла. — Хватит лежать, смотреть в потолок. Вставай и иди в ремесленный квартал. Поспрашивай, может, кому-то нужен подмастерье? Там и жилье будет.
Вот насчет жилья я могла пока не переживать. Кухня Олли — не самая роскошная спальня, но теплая, безопасная и что самое главное — бесплатная! Поэтому, если декан думал, что я приползу к нему сдаваться на милость — ошибается! Но ящерку жаль. Чтоб ему икалось, сквалыге!
На сходку «подхалимов — ваятелей жестяных тыкв» я ходить перестала. Не получалось по времени, да и смысла не видела. Не нужна я там. А после слухов, что сам декан на меня зуб точит — и подавно. Поэтому, что уж они там сотворили, понятия не имела. Об одном лишь жалела: сразу не забрала своих бабочек, а когда нашла время забежать в кузню, моя полка была пустой.
Я съехала из общежития и перерывы между лекциями коротала в библиотеке. Хотя бы там на меня не ворчали.
Лейк видел, как я расстраиваюсь, и советовал обратиться к ректору.
— Нейл же твое забрал. Как не поверни — это воровство!
— Милый, — вздыхала Олли, — ты еще такой наивный. Это нам, простакам брать чужого нельзя, а господа не чураются.
Я тоже чувствовала, что Эндус не заступится за меня. Если только выдам семейные тайны. Но об этом и речи не могло идти. Никогда не предам папу. Да и умом понимаю: стоит этим обманщикам вызнать гномьи секреты, они избавятся от меня. Из-за случайного свидетеля, разболтавшего о произошедшем между мной и деканом факультета, гордость Нейла пострадала особенно сильно. Поэтому ничто не заставит его изменить отношение ко мне.
Из общежития пришлось съехать, и теперь в свободное время я коротала в библиотеке.
Сегодня тоже сидела в ней. Хотелось спать, и, растянувшись за партой, я лениво перелистывала страницы, пока не настало время идти на лекцию.
Сдав книги, вышла в коридор, подошла к парадной лестнице и столкнулась нос к носу с ректором. Он сначала сделал вид, что не видит меня, потом передумал, остановился и, не поворачивая головы, процедил сквозь зубы:
— Вы слишком о себе большого мнения. Декан Нейл достопочтенный семьянин, и вы оскорбили его. Советую извиниться.
От такого лицемерия у меня дух перехватило! Хотелось крикнуть Эндусу, что его достопочтенный декан — как говорит Олли, редкостный козлина (прости меня мама), еще и вор! Но пока выбирала приемлемые слова, он ушел.
Зато в трактире, раскатывая тесто, я представляла, как скалкой бью по противным, потным лапам достопочтенного семьянина Нейла. Ух, чтоб ему!
Приближался день города, и Эльверд преображался на глазах. На центральной площади рабочие сколачивали помосты, торговые рядки, развешивали городские флаги, елочные гирлянды, перевязанные яркими лентами. Все ожидали чуда и веселья, и только я хмурилась и всеми силами хотела избежать любых упоминаний о грядущей ярмарке. До этого они казались мне счастливыми, радостными днями, а на этой я буду одинокой, несчастной и вдали от семьи.
День города всегда выпадал на выходные, поэтому его я встретила на кухне Олли. Мы ожидали наплыва посетителей, и я с раннего утра хозяйничала на кухне: чистила, варила, жарила, пекла… Это у других праздник, а у меня работа.
Пока еще было затишье, Лейк убежал на площадь, чтобы с ребятами из группы посмотреть тыквенную скульптуру. Олли отпустила бы и меня, но я отказалась. Чего там интересного в огромной, скучной тыкве?
Вдруг хлопнула дверь, и раздался возбужденный голос Лейка:
— Тилька! — в два шага он добежал до кухни, прямо в куртке, и застыл на пороге. — Знаешь, что я видел? Твою ящерицу и бабочек!
— Где?!
— Не поверишь! На тыкве! Той самой тыкве!
— Да быть не может! — не поверила я.
— Да там она! И, знаешь, на этой громадине ящерка смотрится еще лучше, чем на ладони. К ней подходят люди и пытаются, если не утащить на память, так погладить. Она блестит на свету, и кажется, что вот-вот вильнет хвостом и убежит, спрятавшись под большим листом. А к твоим бабочкам прикасаться не разрешают. Я пытался!
— А… откуда… она там?
— Вестимо, от самого Нейла. Он же не дурак. Зато мэр доволен, улыбается! А бабочек, скорее всего, он забрал у олухов и заставил их добавить стебли с цветами и еще одной тыковкой. Так что еще есть шанс, что Нейл простит тебя.
— Но взамен потребует секрет ее изготовления, — договорила я.
— Тебе решать.
— Нет. Папа никогда не простит меня. Особенно, если я раскрою секрет такому мерзавцу.
— Тиль, а я ведь хороший, — улыбнулся Лейк.
— Сейчас я такому хорошему кое-чего хорошо подпорчу! — в дверном проеме появилась грузная фигура Олли. Конечно, она шутила. Лейк сделал ей предложение. А чтобы помогать в трактире, он решил пока бросить обучение. Нейл отчего-то решил, что староста группы мой… (язык не поворачивается сказать кто) и решил попортить жизнь и ему.
Подлые, низкие люди и подумать не могут, что мы можем просто дружить и работать вместе. А если по вечерам Лейк провожал меня, то только из доброты. У него самого две сестры, поэтому он такой.
— Вижу, что тебе неймется, — вздохнула Олли. — Сбегай, посмотри, но потом живо возвращайся! Сегодня только и успевай подносить да денежки собирать.
Накинув плащ и переобувшись, я побежала на площадь.
Удивительно, но сегодня пошел первый снег. Влажными, крупными хлопьями он кружил в воздухе и ложился на темные улицы, голые деревья, редкую траву, и придавал городу особенную таинственность. Но стоило угодить ногой в лужу, очарование пропало. Дальше я шагала раздраженная и ругала Нейла всеми худыми словами, которые только знала.
Каков негодяй! Мои творения присвоил. Но с другой стороны, если позарился и даже в злости позволил им украсить тыкву — значит, чего-то я стою! Злость сменила обида, затем досада и капелька злорадства, но чем ближе подходила к ярмарочным рядам — тем сильнее накатывала грусть.
Свернув на перекрестке, я влилась в радостную, возбужденно гудящую толпу. Лавировать между лужами стало сложнее. Еще раз угодив в жижу, я окончательно промочила ногу и стала совсем грустной.
Чтобы сократить путь, пошла вдоль торговых рядов. И вот вспыхнувших воспоминаний о последней ярмарке заныло сердце. Я так шла к мечте, но на моем пути одни преграды и колючки…
Где стояла скульптура, я знала заранее, поэтому найти ее не составило труда. Протискиваясь между людьми, наконец-то пробралась до большой тыквы, выставленной на постаменте, и застыла, залюбовавшись моей маленькой ящеркой. Какая же она красивая…
Мне самой не верилось, что ее сделала я. Грустно улыбнулась — и почувствовала чей-то пристальный взгляд. Неужели нарвалась на Нейла?! Повернула голову, и мир замер. На меня смотрел Дирк! А рядом с ним под руку стояла Бьянка в красивом платье. От невероятного стыда я мгновенно покраснела. Ведь для него я воровка и обманщица, ничуть не лучше Нейла! Да еще в таком виде. Вот что стало с гордой Тильей Кален.
Бьянка. заметив, что Дирк не слушает ее, перевела взгляд и, увидев меня, победоносно скривила губы.
Отвернувшись, я нырнула в толпу, чтобы скорее скрыться с их глаз.
Глава 12
Слезы застилали глаза. Я бежала так быстро, как только могла. Но разве от себя и стыда спрячешься?
Хотела стать лучшей, доказать, что уже взрослая, стою чего-то больше, чем стоять у плиты, но ничего не вышло, потому что я неудачница. Еще недавно об этом знала лишь я одна, а теперь Бьянка и Дирк, а значит, скоро в Гронвиле узнают все! Надо мною будет потешаться вся деревня, не говоря уже о том, каково придется родителям.
В трактир я вернулась заплаканной и подавленной. Лейк и Олли решили, это из-за того, что близко к сердцу приняла присвоение Нейлом ящерки, но мне до нее уже не было дела. В конце концов, это мне плата за то, как я поступила с Дирком, когда сбежала с его деньгами. Пусть произошло это невольно, но он-то не знал.
Никогда и ни за что не вернусь в Гронвиль!
Два дня ходила темнее тучи, рыдая от отчаяния, а потом меня взяла такая злость. Я не слабая! Не позволю надо мною смеяться! И никакой Нейл не помещает мне стать мастером!
Настроившись на борьбу, я решила действовать.
Следующим утром встала рано, приготовила, что срочно требовалось Олли, а потом направилась в ремесленный квартал на окраине города, чтобы наняться подмастерьем.
Идти предстояло далеко, по лужам и слякоти. Сначала обходила жижу, но все равно промочила ноги, и испачкала подол. А потом устала и просто шла. Конечно, можно было нанять извозчика, только каждая медяшка на счету. Приходится экономить, чтобы было чем заплатить мастеру за обучение.
Пока добиралась, задумалась: если даже кто-нибудь согласиться взять меня в ученики, как буду ходить от Олли к мастерской, обратно? Расстояние-то изрядное.
«Так, сначала пусть кто-нибудь согласится, а потом буду думать над остальным, — решила я. — Глупо раньше времени переживать».
Когда ветер донес до ушей мерный грохот молота, я выдохнула с облегчением: дошла!
Однако стоило подойти ближе к кузнице, увидела сновавших во дворе угрюмых мужчин.
«А если и эти поведут себя, как Нейл?» — от волнения сжалось сердце. Хоть штаны не надевай. Но с моей фигурой мне угловатой не быть и за мальчишку не сойти, если только темной ночью в темном чулане в темной одежде — и то, пока рот не открою.
Постояв и понаблюдав, я решила в этот двор не заходить и пошла дальше. Но как назло, и во второй кузне работал мастер, похожий на посетителей трактира, что, попивая пиво, лапают подавальщиц. Нет, мне такого не надо!
Я долго кружила рядом, не решаясь ни подойти ближе, ни уйти. Это прежде была омелой, не задумываясь, ринулась бы узнавать, а теперь, «ученая» жизнью, прежде чем что-то сделать, проверю — нет ли опасности. А то что-то везет мне на неприятности.
Вздохнув, невольно вспомнила о Дирке. Он был скромным, боялся ко мне прикоснуться, относился трепетно, а другие только и хотят то обесчестить, то грабить, то еще чего-нибудь. Какая же я была наивная и самонадеянная.
С моими приметными огненными волосами, конопушками и низким ростом, местные стали на меня косо поглядывать. Я развернулась, чтобы уйти, и натолкнулась на неопрятного мужчину с большими залысинами и в грязной, засаленной куртке.
— Эй, тебе чего? — пристал он, преградив путь. — Выглядываешь, чего стащить?
— Нет, — я выпрямилась, чтобы казаться выше и сильнее. — Хочу наняться в подмастерья к кузнецу.
— Ха-ха-ха… — развеселился тип. — На что девка в кузне?! Хвостом крутить?
Выслушивать оскорбительные домыслы не стала, развернулась и зашагала прочь. Все-таки придется идти к заполошной старухе Грисби. Пусть она хоть сумасшедшая, не отстану от нее. Деваться-то некуда.
Готовясь к худшему, я заблаговременно уточнила у Изет, где ее найти. Но к ней пойду завтра, сегодня дойти бы обратно до трактира. Только странно, что она не на отшибе живет, а в городе. Неужели не мешает соседям? Или с ней не связываются из-за склочного нрава?
Следующим днем я отправилась на Речную улицу.
После вчерашнего похода, сегодняшняя дорога показалась приятной прогулкой. Всего-то три квартала в гору. Зато обратно еще быстрее спущусь.
На Речной свернула на распутье влево и побрела дальше, выискивая взглядом дом о башенкой, шпилем и флюгером в виде кота.
Боялась, что пропущу его, однако красную черепицу на доме Грисби не заметить невозможно.
«Да она оригиналка! — подумала, разглядывая аккуратным каменный дом, красивые ворота, явно сделанные талантливым кузнецом, мощеную дорожку, тянувшуюся через двор, заросший травой и высокими сорняками. Пожухлая поросль давно почернела и легла наземь, но даже так заметно, что дом приходит в запустение.
Собравшись с мыслями, я поднялась на крыльцо и постучала.
Долго никто не открывал. Но потом в глубине дома раздались шаркающие шаги, лязгнула щеколда и дверном проеме показалась голова старушки, смотревшей почему-то вверх. Естественно, не увидев никого, ей пришлось опустить глаза, и наконец-то она заметила меня.
— День добрый, — робко заговорила я первой. — Вы госпожа Грисби?
— Ну, я, — ответила старушка с белыми, небрежно прибранными волосами.
— Простите, что потревожила вас, но… не нужна ли вам помощница? — начала издалека.
— У меня есть служанка. Я ею довольна.
— А вы еще работаете в кузнице? — перешла я ближе к делу и сразу подметила удивление собеседницы.
— Где?! — не поняла она.
Неужели Изет что-то напутала?
— В кузнице.
— Милая моя, а я никогда в кузне и не работала.
— Да? — от расстройства я закусила губу и опустила голову.
— И кто тебе сказал, что мадам Грисби «кует»? — в ее голосе проступило раздражение. От смущения я принялась носком ботинка ковырять крыльцо.
— Простите. Мне сказали, что вы мастер, и я поэтому решила…
— Что я кую?
— Угу, — кивнула, окончательно убедившись, что сделала что-то не так и тоже уйду ни о чем.
— И кто сказал?! — с нажимом уточнила мадам.
— Девочки по комнате…
— Тупицы! — неожиданно прошипела она. — Я не кую!
— Но вы же мастер?! — я все еще цеплялась за последнюю надежду.
— Мастер! Но ювелир! — раздраженно выплюнула старуха. — И сказать, ювелиру, что он кует — сродни тому, что утверждать, что портной ткань рубит!
— Простите! Я не хотела… — залепетала я.
— Так что тебе надо? — старуха ехидно прищурилась.
— Хотела узнать, не надо ли вам подмастерья?
— Пф! Ты же собралась ковать?
— Ну, возьмите меня! Пожалуйста! — пропищала я и расплакалась.
— Не люблю слезливых девиц!
— Я не слезливая, просто вы моя последняя надежда.
— Деточка, милая, у тебя еще столько будет надежд, — снисходительно улыбнулась мадам Грисби.
— Ну, возьмите! Я старательная!
Она закатила серо-блеклые насмешливые глаза и язвительно уточнила:
— Правда?!
* * *
«Это тоже результат», — твердила себе, продолжая одно за другим сворачивать крохотными щипчиками из нескончаемой медной проволоки мельчайшие звенья цепочки. Мадам же сидела рядом в кресле, неспешно пила душистый цветочный настой и сверлила ехидным взглядом мою спину.
— И вот так копошиться придется всю жизнь. Руки будут в порезах, ожогах, мозолях и ссадинах. Деточка, это все серьезно!
— Знаю. Зато никто не будет твердить, что мастера из меня не выйдет, потому что я не подниму молот.
— Кстати, пробовала поднять кувалду? — улыбнулась старушка мило, но глаза выдавали ее, как даму язвительную, потешающуюся надо мной.
— В соседней деревне живет Греля. Она запросто молотом работает!
— Так у Грели, поди, плечи как у силача, — парировала старушка и посмотрела на свои руки. Несмотря на возраст, ногти ее были ухоженными, а пальцы не утратили былой изящности. Мадам Грисби явно гордилась ими и не понимала, как можно добровольно делать себя подобной мужчине. Вот и придиралась ко мне.