Я поднял кулак, чтобы постучать, но дверь, казалось, ожидала моего движения и распахнулась. Мы вошли внутрь, и, когда дверь за нами закрылась, гигантский камень выдвинулся в середину, как и в некоторых средневековых замках.
Старые лампочки, в которых вы могли видеть отдельные провода, освещали вход, который, как и дверь, был сделан полностью из камня, от пола до потолка, с замысловатой резьбой стен.
Усеянный крошечными отверстиями пол. Я наклонился, чтобы поближе посмотреть, и увидел заостренные концы каменных шипов в каждом отверстии. Я не хотел выяснять, какое нарушение вызовет их выталкивание.
— Тут все из камня? — прошептал Макс, его голос громко отпрыгивал от стен.
— Страх перед огнем, — сказал я, это связано с колдовским огнем, который изгнал Дельфиниан из Нижнего Мира. — Здесь нет ничего легковоспламеняющегося.
Мы остановились в ожидании. Через несколько минут дверь в другом конце нашей комнаты открылась, и вошел высокий мужчина, как только я увидел его голову, я удержался, чтобы не вздрогнуть.
От его глаз до пальцев ног, он выглядел нормально. Бледный и недоедающий, может быть, но нормальный. Но от его бровей вверх голова торчала во все стороны, как если бы он едва мог сдержать то, что находилось внутри. Эффект заставлял его выглядеть так, будто он носил цветную шляпу.
Ученый, подумал я. Я вспомнил слухи, что Дельфинианцы делают шрамы, которые наилучшим образом соответствуют их навязчивым идеям. Эти шрамы позволяли Дельфинианцу выглядеть так, будто его мозг был в два раза больше нормального, и находился на внешней стороне головы.
У Макса отвисла челюсть. Я осторожно толкнул его локтем, и он взял себя в руки.
— Господа, — сказал мужчина. — Милости просим.
Я оглянулся на каменные шипы, встроенные в пол. Все доказывало обратное, подумал я.
— У одного из вас есть вопрос, — сказал он. Его голос звучал тонко, как будто он говорил только с помощью одной из своих голосовых связок.
Он смотрел прямо перед собой. Я был так сосредоточен на его гигантской голове, что не понял, что радужка глаза у него была вся черная. Я подумал, что этот ученый никогда не видел дневного света.
Он ждал ответа. Я поднял руку, как будто был в классе, а Мозг был моей учительницей.
- У меня есть вопрос, — сказал я.
— Следуй за мной, — сказал он.
Я нервно взглянул на Макса.
- Может ли мой друг пойти?
Глаза Макса расширились, и он раздраженно выдвинул свой подбородок. Он точно не хотел следовать за мной.
— Да, — сказал ученый.
Мне удалось улыбнуться, несмотря на буквальную и эмоциональную темноту этого места. Мы проследовали за Мозгом через несколько дверей, пока не подошли к месту, где мы столкнулись с длинным коридором.
Зал Знаний. Место, где делали клятвы кровью и приносили в жертву жизни.
В первый раз, я хотел ошибаться.
ГЛАВА 7
Сейчас.
Зал Знаний.
Мозг оставил нас одних в Зале Знаний. Макс схватил меня за руку, сжимая ее в тисках.
- Мы не должны быть здесь.
— Поздно, — сказал я, треся его. — Мы уже здесь. Просто успокойся.
Темный зал растянулся перед нами, с каменными стенами с каждой стороны, которые достигали, по крайней мере, двадцати футов. Высокое сужение находилось вдоль стены справа, параллельные тонкие горизонтальные отверстия предусматривали проломы в стене.
Желоб был почти таким же широким, как человеческая рука, который для этого и был необходим.
Дельфинианцы верили, что все, что можно сказать о человеке, написано на его ладонях. Поместив руку в желоб, Предсказатель сможет прочитать мне, вплоть до мудрости, запечатленной в моей душе. Вещи, которых даже я не знаю.
На левой стороне коридора, располагалось окно высотой четыре дюйма, тянущееся по всей стене и находящееся около шести футов над землей. За его пределами было видно только темноту.
За этой стеной был Дом Ученых, высокое окно олицетворяло поток знаний. Дом Предсказателей был за стеной справа, желоба ладоней олицетворяли знания, которые не могут быть найдены в книгах. Вид знаний, которые можно увидеть в прошлом и будущем, находящиеся внутри Бессмертного разума.
Коридор заканчивался белой стеной. Это была единственная вещь, которая была не цвета древесного угля.
— Что нам теперь делать? — сказал Макс.
Я пожал плечами и шагнул через порог в зал, и, как только я это сделал, экран на белой стене замерцал.
Изображения образовало барьер, вспышки моей жизни до этого момента. Мальчик со светлыми волосами бежал через поле можжевельника, граничащим с фьордами в Норвегии. Лира, один из первых инструментов, на которых я когда-либо играл. Лицо женщины. Джена. Она превратила меня в Бессмертного а затем разбила сердце. Эмоциональное сердце, а не буквальное, заключенное в моем медиаторе. Лица людей, у которых я украл энергию. Ханна Бордал, моя первая Жертва. Молодая и яркая, когда она вошла в Насыщение. Старая и изогнутая, когда покидала его.
Вспышки продолжались в течение нескольких минут, странное отражение моей жизни, а затем экран засветился белым и показал мое отражение в настоящем.
— Коулсон Стокфлет, — хор голосов заполнил коридор, говоря в унисон. — Ты ищешь информацию.
Я сделал шаг вперед, хотя понятия не имел, откуда звучали голоса. Изображение на стене передо мной повторяло мои зеркальные движения.
— Да, — ответил я. Другому бы показалось, как будто я разговариваю сам с собой в зеркале. — О Эвридике, и таких же, как она. О тех, кто пережил Насыщение. Я хочу знать, как они выжили. Что они имеют общего?
— Мы собираем информацию. Мы не распространяем её.
— Вы делаете так иногда. И вы знали, что я иду. Вы знали, что я буду здесь, и вы ускорили это. Я не думаю, что вы прошли через все, чтобы только отрицать мою просьбу. Я готов платить.
В зале было тихо. Я подумал, что там была группа Мозгов, прижавшихся друг к другу, с другой стороны стены.
— Почему ты хочешь это знать?
Я видел, как мое отражение слегка вздрогнуло. Я не ожидал вопроса, но что еще более важно, я не был уверен, что я знал точный ответ. Да, если бы я знал, как Никки пережила Насыщение, у меня было бы больше шансов в следующий раз найти Жертву, способную тоже пережить это.
Но это не объясняет, почему я чувствовал срочную необходимость узнать это. Мне не нужно будет искать Жертву ещё девяносто девять лет. Почему я был здесь сейчас?
— Мы ждем, — сказал хор голосов.
— Кто-то близкий со мной пережил Насыщение. Мне нужно знать, как это сделать.
— Ты можешь найти других.
Это было утверждение, а не вопрос.
Я кивнул.
- Да.
Последовала долгая пауза. Я даже не был уверен, какая сторона коридора говорила со мной: ученые или предсказатели. Я собирался говорить снова, когда прозвучали голоса.
— Мы требуем оплату.
Я расправился.
- Хорошо, — сказал я. — Что это?
— То, что ты ценишь.
Я ждал их, чтобы продолжить, но вместо этого мой образ на экране растворился и стали появляться случайные вспышки объектов. Моя мать. Мой отец. Мастер в моем первом учении. Моя собака. Генератор изображений просеивал через мою голову все, что я когда-либо ценил. Листы с музыкой. Названия песен. Кричащие фанаты. Лыжные горы.
Они вспыхивали со скоростью, с которой мальчик листал страницы толстой книги, но вдруг изображения начали замедляться. Оливер. Гэвин. Макс.
Никки.
Экран остановился на её лице.
— Ты должен отметить человека, — сказал хор.
Мое лицо побледнело. Я увидел это в своем отражении, как если бы оно преувеличило эмоции внутри меня. Я оглянулся на Макса, реакцией которого был ужас. Он прижался к двери, но она была заперта.
— Ты должен отметить человека, и отметив, этот человек должен стать жертвой для вас.
Отметить человека. Об этом никто не говорил. Это нарушало все правила Верховного Суда Нижнего Мира, потому что это налагалось на свободу воли человека. Я почти улыбнулся при мысли о том, что Никки бы сказала по этому поводу, она бы сказала, что это бессмысленно, и все же Высший Суд считал себя этичным арбитром нашего мира. Но Дельфинианцы действовали вне досягаемости Верховного Суда. Они не заботились об этике.
Отметить человека. Каждый Бессмертный на поверхности может питаться от этого человека. Всякий раз, когда они хотели. Где бы они ни были. Бессмертный в Непале может просто представить отмеченного человека, сделать глубокий вдох и насытиться.
Дельфинианцы, очевидно, хотели свежей еды.
Она с ума сошли?
О чем я думал, они были изолированы в течение нескольких поколений. Конечно, они были сумасшедшими.
- Я никогда не отмечу Никки.
— Мы никогда не будем отмечать того, кто пережил Насыщение.
Моя грудь сжалась на откровение, которое они знали о Никки. Но я напомнил себе, что Дельфинианцы ненавидели королеву и были отрезаны от Верховного суда. У них нет никаких оснований говорить что угодно.
Я посмотрел на экран. Лицо Никки растворилось, превращаясь в лицо, на котором были некоторые из ее особенностей. Ее карие глаза. Ее темные волосы. Но это новое лицо все еще имело детскую припухлость.
Томми.
Я нахмурился и попытался стереть память о тех бойскаутах, издевающихся над маленьким Томми. Я приходил к нему на помощь, чтобы произвести впечатление на Никки, а не для сочувствия, которое проявил к Томми.
Я был Бессмертным. У нас не было сочувствия.
Отметить Томми не было жертвой.
Но Дельфинианцы думали, что было. Я не мог этого понять. У меня не было никакой любви к мальчику. Мое единственное беспокойство было в том, что если бы Никки когда-нибудь узнала об этом, она бы начала меня ненавидеть. Но она уже ненавидела меня, не так ли? И откуда она должна узнать? По ее словам, это только кажется, как будто Томми медленно сходит с ума. Потребуются годы.
Томми на экране растворился, и вновь появилось мое отражение с открытым ртом.
— Это плата. Принеси нам напоминание о мальчике, чтобы мы отметили его. И ты получишь свой ответ.
Я посмотрел себе в глаза и закрыл рот. Я мог бы сделать это. Какое мне дело, если мальчик будет отмечен? Черт, ведь ускользающие от него худшие эмоции это, вероятно, хорошо.
На некоторое время.
Кого я обманываю? Это запутает всю его жизнь, и я знал это. Никто не мог мысленно пережить постоянное питание своими эмоциями.
Я повернулся туда, где был Макс, который искал выход.
— Его жизнь коротка по сравнению с твоей, — сказал Макс. — Никки и Томми лишь всплеск на твоем графике. Две секунды на часах твоей жизни.
Он был прав. То, что я сделал сегодня, не будет иметь значения через сто лет.
Разведчик был прав. Наше пребывание в Лондоне будет коротким.
Я повернулся к своему отражению, поднял плечи и выпрямил спину.
- Идет.
Прошлый год.
Работа над футболками в магазине. Никки смотрит на мой пирсинг в языке.
Никки не могла оторвать взгляд от шелкографии Мертвого Элвиса, которую нарисовал я. Как она с благоговением смотрела на изображение, заставило меня молча пожелать, что в один прекрасный день я был бы объектом такого трепета.
— Ничего себе, — прошептала она. — Это удивительно. Где вы нашли оригинал?
Я отвел взгляд.
- Я это нарисовал, — ответил я, разложив несколько футболок на прилавке.
— Коул, ты так возишься со мной! Это слишком… — она покачала головой. — Нет слов.
Я наградил её улыбкой, совмещающую в себе нужное количество признательности и смирения, поблагодарив небеса, что на протяжении столетий я научиться рисовать. Подойдя к ней ближе, чем я когда-либо решался раньше, я сказал:
- Я думаю, что это самый хороший отзыв, который я когда-либо получал.
Я старался не вдыхать слишком заметно, но находясь так близко это не было необходимо. Она не могла смотреть мне в глаза, а вместо этого посмотрела на мой рот. В мой рот. На стальной пирсинг на моем языке.
Никки Беккет, загипнотизирована моим языком. Это было чувство, которое я никогда не забуду. Я улыбнулся, выхватывая ее из задумчивости. Ее щеки стали вкусного розового оттенка, и она отвернулась.
В первый раз, с тех пор как я познакомился с ней, я подумал, что у меня есть шанс.
Такой большой для эпической любви.
Сейчас.
Возвращение в Парк Сити. Спальня Никки.
За окном, комната Никки казалось темнее, чем обычно. Возможно, это объясняется тем, что Луна уже скрылась за горами, а звезды, казалось, не светили так ярко.
Я пообещал себе, что не увижу ее снова, пока не найду способ существования без нее, но Дельфинианцы вынудили меня на этот визит. Я толкнул окно и поднялся.
Пока я смотрел, как она спит, я вспомнил, как она была пленена моим пирсингом в языке один весенним днем так много месяцев назад. Кто бы мог подумать, что сейчас я собирался отметить ее младшего брата во всемирное потребление Бессмертных?
— Что случилось с нами, Ник? — прошептал я так тихо, что это походило на ветер даже для моих собственных ушей.
Никки не шевелилась.
Я держал руку около её лба, отчаянно желая прикоснуться к ней. Но я сопротивлялся.
Она беспокойно перевернулась и сдвинулась на другую сторону ее кровати. Как будто она освобождала место для кого-то.
Я сделал вид, на мгновение, и только на мгновение, что я был тем человеком, для которого она освобождала место. Что рука, которую она подняла, потянулась ко мне. Что сердце в её груди билось для меня и только для меня. Я позволил себе эту долю секунды слабости.
И затем я повернулся к ней спиной, подошел к полке над ее столом, и схватил изображение, которое я видел миллион раз.
Не оглядываясь, я влез в окно.
Никки никогда не просыпалась.
ГЛАВА 8
Сейчас.
Возвращение в Лондон, с напоминанием о Томми в руке.
Макс остался в Лондоне, когда я вернулся в Парк Сити, чтобы заполучить напоминание о Томми. Теперь, когда я был готов заключить сделку с Дельфинианцами, Макс не хотел быть частью этого. Было слишком опасно. Так я оказался в Зале Знаний один, с фотографией Томми, смятой в руке.
Хор голосов ждал меня.
- Есть ли у тебя напоминание о мальчике, который будет отмечен?
Я кивнул.
- Да.
Небольшая платформа выросла из пола. Я поместил изображение на вершину. Мне очень понравилось это фото. Никки и Томми, сестра и брат глядели друг на друга и смеялись, не обращая внимания на то, что кто-то снимал их.
Даже если я не могу сопереживать, я уже давно утратил эту способность, я мог оценить эту невинность. Ощущение, что не имеет значения, вращается этот мир или нет… все, что имело значение, было лицо, на которое вы смотрели.
Я чувствовал это. Один раз. Давно.
— Положи руку в желоб, — сказал хор, вырвав меня из моих мыслей.
Я положил правую руку в желоб, расположенный вдоль стены. Предсказатели прочитают всю мою жизнь, все, что я узнал за свои семьсот лет, каждую часть мудрости, которую я собрал, в то время как ученые поглотят информацию. Нет возможности пройти это без того, чтобы отдать что-то взамен. Я был уверен, что не было ничего нового в моей голове, чего бы они ещё не знали.
Как только моя рука вступила в контакт с холодной поверхностью металла, я почувствовал напряжение внутри. Я слышал об этом прежде, странное ощущение от людей, которые пришли к Предсказателям за помощью.
Мне не понравилось ощущение.
— Когда я получу свои ответы, — разочарованно сказал я.
— Ответ на этот вопрос, который ты ищешь…Морфеус.
Морфеус? Желоб вздрогнул и начал закрываться. Я выдернул руку как раз вовремя. Окно вдоль другой стены начало разрушаться, когда верхняя и нижняя части сдвинулись.
— Подождите! — закричал я. — Что это значит?
Не было никакого ответа.
— Этого не может быть. Этого мало!
Платформа, которая держала изображение Томми и Никки, начала тонуть. Я не знаю, что стало причиной моего следующего действия. Может быть, это было полное разочарование по поводу такого загадочного ответа. Может быть, это было… раскаяние. Как бы там ни было, как раз перед тем, как пьедестал исчез под землей полностью, я схватил фотографию. И побежал.