Мужчина покорно вышел, а Чарли сел рядом с больным на кровать, чуть откинул одеяло, расстегнул на нём рубашку, обнажая худую грудь с выступающими рёбрами и острыми ключицами. Больной, казалось, не узнавал его — да и с чего бы, ведь они виделись первый раз. Но, присмотревшись, Гарри тихо произнёс.
— Вы добрый господин. Никто бы не пришёл в комнату умирающего холопа. Это много значит. Спасибо.
Чарли ласково, как ребёнка, погладил его по голове и запавшей щеке.
— Тише-тише, тебе не надо так много говорить. Вот так, отдыхай. Сейчас я немножко освежу тебя, и станет легче. Вон уже Джереми идёт с чистой водой. Хочешь пить?
Гарри кивнул, Джереми приподнял его голову, а Чарли, налив в стакан холодной воды, осторожно напоил его, следя за тем, чтобы холодная вода не стекла по подбородку, не проливалась мимо.
Больной, напившись, обессиленно обмяк, и его муж бережно опустил его обратно на подушку. Чарльз налил воды в маленький тазик, смочил в нём белую тряпочку и провёл по вспотевшему лбу Гарри.
***
Чарльз просидел у постели Гарри до самого конца. Джереми был тут же: помогал, менял воду, приподнимал мужа на кровати, когда было надо. Гарри умер в пятом часу утра, в бреду, не приходя в сознание.
Когда он выдохнул в последний раз, в комнате повисла гробовая тишина. Чарли сидел, глядя на бледное лицо человека, который был жив ещё минуту назад, и думал о том, как, и правда, несправедлива жизнь. Гарри было всего двадцать два, и он мог бы прожить долгую жизнь. Но теперь его зароют в землю в деревянном ящике, и он, молодой хорошенький мальчик, никогда не будет растить сына, не увидит внуков, никогда не… Никогда — страшное слово.
Чарли был морально опустошён. Совсем недавно он пережил смерть отца, и теперь смерть юноши, которого он видел впервые, затронула его не меньше. Джереми молчал, ссутулив спину. За окном начали петь птицы, подул ветер. Чарли медленно, осторожно накрыл тело простынёй и, положив руку на плечо альфы, тихо сказал:
— Иди спать, Джереми. Надо поспать.
Они вышли, плотно закрыв за собой дверь, и Чарли медленно, нахмурившись, побрёл в свою комнату. Там, окинув взглядом уже разобранную Виктором постель, он прошёл в ванную, сел на белый стул, скинул одежду, умыл лицо и руки в серебряном тазике, который заранее оставили для него, надел сорочку и, пробежав босыми ногами по холодному полу, юркнул под одеяло.
Было холодно. Ноги не согрелись, холод полз вверх по телу, и скоро Чарли стал стучать зубами. К тому же, физический дискомфорт вызывал дурные сны, и омеге снилось, что он умирает, что ноги холодеют именно от этого. Потом ему снился Гарри со страшными пустыми глазами мертвеца. Проснувшись в ужасе, Чарли заплакал, уткнувшись лицом в подушку. Ему было одиноко и страшно, его не оставляли мысли о смерти, лёжа в своей постели, он будто видел всю толщу ночного неба, мириады звёзд, и чувствовал себя песчинкой в огромном пространстве.
Раньше, когда ему бывало страшно, он прибегал в постель к отцу, благо, спали они в одной комнате. Тогда становилось тепло, уютно и совсем не страшно. Вспомнив отца, Чарли заплакал ещё отчаяннее и жалобнее. Абсолютное одиночество давило страшным грузом, и он решился на отчаянный шаг — пойти к единственному человеку, который, пожалуй, не был бы против. К Теобальду.
Это было опасно. Это было против правил. Слуги могли бы увидеть, и тогда по всему замку разнеслась бы молва о том, что омега бегает к своему жениху ночами до свадьбы. Но делать было нечего — быть одному было так плохо, а Теобальд был таким любящим, ласковым и заботливым, что Чарли был готов наплевать на приличия.
Он встал, накинул халат, надел мягкие домашние туфли, взял свечку и крадучись выскользнул в коридор. Он никогда не бывал в личных покоях жениха, но знал, где примерно они находятся. Проверив на всякий случай кабинет и убедившись, что Теобальда там нет, Чарли пошёл дальше по тёмному коридору.
В крыле, где жил Теобальд, была одна единственная незапертая дверь, и именно её и надо было искать. Чарли дёргал каждую ручку, и, наконец, одна поддалась. Он осторожно толкнул дверь и оказался в темноте чужой спальни. Было прохладно, из окна дул ветер, и омега поёжился. Большая кровать под балдахином стояла напротив двери. Теобальд спал — об этом говорило его ровное, спокойное дыхание. Однако омега всё ещё сомневался, в ту ли комнату он попал. Подойдя на цыпочках к кровати, Чарли убедился, что это был именно герцог. Он спал на спине, закинув одну руку за голову, а вторую положив на живот поверх одеяла. Лицо его было спокойно и расслаблено.
Юноша сел на кровать рядом и долго глядел на жениха, не решаясь разбудить. Наконец Теобальд, сквозь сон почувствовав чей-то пристальный взгляд, открыл глаза и вздрогнул от неожиданности.
— Чарли? Что вы здесь делаете?
— Простите, Тео, я… Я пришёл… Гарри умер, Тео. Мне так страшно и одиноко…
— О, Чарли, да вы совсем замёрзли… Руки как лёд. Вы хотите остаться? Я не трону вас.
Чарли доверчиво улыбнулся.
— Я не сомневаюсь.
— Забирайтесь, вот так, — Теобальд откинул одеяло, позволяя юноше лечь рядом. — Боже, у вас совсем холодные ноги. Вы что, пришли босиком?
— Нет, в комнатных туфлях.
— Давайте сюда свои ледышки.
Чарли хихикнул, подтянул ноги к груди и почувствовал, как большие тёплые ладони греют сначала одну ступню, а потом другую. Стало тепло. Теобальд молчал, бережно держа в руках согревающиеся ножки жениха, и это молчание совсем не тяготило Чарли. Он, чуть склонив голову, коснулся лбом лба Тео, и несколько минут они лежали так, не шевелясь.
Наконец неудобная поза сказалась, и омега, завозившись, вытянулся во весь рост. Теобальд лёг рядом, не касаясь юноши.
— Это плохо, да? Что я пришёл? Совсем неприлично?
— Ну, мы-то с вами знаем, что ничего неприличного не происходит, так? Вам одиноко, и вы пришли ко мне, в этом нет ничего дурного. Спите, уже светает.
Чарли не решился обнять Тео, но ему всё равно было очень уютно и спокойно. Он чувствовал рядом его тепло и силу, слышал его спокойное размеренное дыхание. Наконец юноша, потянувшись, взял альфу за руку, и тот ласково сжал тонкие пальчики в ответ.
***
Утром, когда Чарли проснулся, Теобальда уже не было. Юноша не торопился вставать — он рассматривал чужую комнату, высокие окна, зелёные бархатные портьеры, такой же балдахин на кровати, подсвечники и канделябры, гобелены на стенах. Чарли думал о том, что ещё всего один месяц, и он переедет в эту спальню навсегда. Каждое утро будет просыпаться в постели супруга, смотреть в это окно, выходящее на сад, любоваться резной мебелью.
Однако надо было вставать — умер Гарри, и скоро его будут хоронить. Джереми нужна помощь и поддержка.
***
Омегу хоронили на третий день после смерти, как и полагалось. Теобальд не присутствовал на похоронах, считая это лишним, а вот Чарли пришёл. Он боялся, что Картер тоже не придёт, как и его брат, но его уговорил Эдгар. Гарри хоронили на кладбище, примыкавшем к ближайшей деревне, принадлежащей герцогу Ратленду, и собрались не только слуги дома, но и некоторые деревенские жители. Потом в людской были устроены скромные поминки для самых близких, причём за счёт Теобальда. На них он появился, но только мельком. Он спустился переговорить с братом, поздоровался с Чарли, выразил соболезнования вдовцу и ушёл, забрав Картера с собой.
А через день Виктор быстрым шагом вошёл в комнату Чарли и торопливо сказал:
— Его Сиятельство просили одеваться — к поместью подъезжает карета графа Ратленда.
Комментарий к Глава 2. Старые знакомые
https://vk.com/public82539217
========== Глава 3. Истории ==========
Чарли робел, спускаясь в гостиную на встречу с братом жениха. Наслушавшись историй и от Картера, и от Теобальда, он готов был к любой низости со стороны графа. Подойдя к камину, он немного испуганно спрятался за широкие спины жениха и его брата, несмело выглядывая на тех, кто подходил от двери.
Граф Уильям был как две капли воды похож на Теобальда. Рост, черты лица, манера двигаться. Но что-то в нём было такое, что отличало его от близнеца. Граф Ратленд двигался, как ядовитая змея, в любой момент готовясь ударить или, наоборот, отразить удар. Теобальд же двигался размашисто и уверенно, не боясь никого и не ожидая удара. Братья холодно поздоровались, и Чарли заметил, что Уильям даже не посмотрел на Картера, который скромно стоял рядом. Омеге, который знал заранее о характере Уильяма, это всё равно показалось очень неприятным.
Пока братья обменивались сухими любезностями, Чарли внимательно рассмотрел Уильяма, а потом обратил взгляд на его бледного, скромно одетого путника. Это был совсем ещё мальчишка, младше Чарли, с живым, когда-то весёлым лицом и удивительными рыжими локонами, спускавшимися ниже лопаток. Он стоял, точно так же несмело рассматривая новых для себя людей, и в один момент взгляды омег встретились, и Чарли приветливо ему улыбнулся. Однако омега почему-то поспешил отвести глаза и не ответил на улыбку.
Одет он был в чёрные брюки и белую рубашку, скромно, как слуга. Граф не обращал на него ровным счётом никакого внимания, и юноша, кажется, был даже этому рад. Уильям только бросил, не оглядываясь «Это Доминик, мой секретарь», и после этого не упоминал Доминика до тех пор, пока не начали садиться за стол.
Теобальд, чей секретарь по известной причине всегда садился за стол с господами, хотел усадить и Доминика за завтрак, но Уильям отрезал, что прислуга не должна есть в столовой.
– Я нахожу неправильным также то, что твой секретарь имеет дерзость сидеть сейчас с нами. За этим столом не должно быть никого, кроме нас и твоего жениха.
Картер стиснул зубы, но с места не встал, зная, что Теобальд не позволит Уильяму распоряжаться им.
– Успокойся, Уилл. Ты прекрасно знаешь, что это наш брат.
– Выродок нашего отца мне не брат, – любезно улыбаясь ответил граф. – Изволь убрать челядь из-за стола.
– Нет. Он мне такой же брат, как ты, и я не вижу повода гнать его из-за стола. Уйдёт он – ты пойдёшь следом. Вы для меня равны.
Лицо Уильяма побледнело от ярости.
– Ты ставишь меня на одну ногу с ублюдком? Меня, графа, со своим секретарём? Сыном уборщика? Как ты смеешь оскорблять меня в доме моих родителей?
– Это дом и моих родителей тоже. И, кстати, мой дом. Ты оскорбляешь моего друга и брата в моём присутствии. Пожалуйста, не делай этого, – Теобальд был совершенно спокоен и говорил ровным тоном в противовес сдерживаемому бешенству близнеца. Картер посмотрел на брата с благодарностью.
– Что же, Теобальд, ты считаешь себя в праве указывать мне, что и как говорить, что делать? После стольких лет я приехал к тебе, надеясь наладить отношения, как и положено братьям, а ты предпочитаешь меня незаконному сыну нашего отца? Из-за него готов окончательно разрушить отношения со мной?
– Я рад тебе. Рад, что ты приехал мириться. Но если это так, веди себя достойно. Оскорблять человека, который не сделал тебе ничего дурного, низко. Картер не виноват в том, кто он. И не тебе судить нашего отца. Так если ты хочешь наладить со мной отношения, знай, что Картер никуда не денется и всегда будет мне другом. Тебе придётся мириться с этим.
– Что же… – Уильям поджал губы. – Смирюсь. Я приехал, потому что… Тео, мы не молодеем. У меня нет никого, кроме тебя. Я не хочу умереть в одиночестве. Всё-таки, мы братья. Я хочу попытаться ещё раз.
Чарли внимательно наблюдал за Уильямом. Гримаса ярости сменилась на его лице печалью и раскаянием, и омега улыбнулся: может, у этого человека не всё ещё потеряно. Может, он и правда сможет перебороть свою гордость, зависть, презрение к тем, кто слабее, страх перед теми, кто сильнее. Может, он сможет найти способ помириться с братьями, снова обретёт дом и семью.
Задумавшись, Чарли не заметил, как завтрак прошёл. Все начали подниматься из-за стола, и омега опомнился только когда Теобальд подал ему руку. Уильям попросил брата показать ему поместье, и все отправились на улицу. Граф Ратленд не отреагировал на то, что Картер поехал с ними, но по его лицу было видно, что он недоволен компанией.
Пока слуги седлали коней, господа прогуливались по прилегающей к дому липовой аллее, Уильям всё улыбался, всё вздыхал, так что Картер не удержался и посоветовал ему сдерживать дыхание, чтобы не лопнуть. Граф взвился, но Теобальд с дружеской улыбкой попросил его не реагировать на комментарии острого на язык брата.
Чарли шёл под руку с женихом, и тот второй рукой придерживал его маленькую ладонь, поглаживая большим пальцем. Теобальд вёл скучную светскую беседу с братом, и омега заскучал, однако правила приличия не позволяли ему покинуть гостя. Вскоре подали лошадей, и компания поскакала по широким дорогам поместья среди кущ цветов, среди душистых кустарников, прудов и фонтанов. В душе Уильяма и правда кольнули детские воспоминания: он помнил каждый камень, каждый поворот, и теперь, отвергнутый, покинувший отчий дом, он с грустью вспоминал времена своего детства, когда его любили. Когда он ещё не понимал, как жестоко обделила его судьба, за пять минут определившая всю его жизнь.
Чарли внимательно, но незаметно наблюдал за близнецом жениха, пытаясь абстрагироваться от тех нелестных характеристик, что дали ему Теобальд и Картер. Он видел молодого красивого мужчину, который всюду видел обидчиков и оскорбителей, не доверял никому, даже собственным братьям, и всё время пытался продемонстрировать свою власть над теми, кто ниже его по статусу. Для чуткого омеги не составило труда понять, что перед ним человек, обиженный жизнью, и Чарли проникся состраданием к своему будущему деверю.
Однако прогулка грозила растянуться надолго, а Чарли хотел навестить овдовевшего Джереми. Наездники уже осмотрели прилегающие к поместью земли и собирались выехать за яблоневый сад, и Чарли тронул жениха за локоть, прося остановиться.
– Тео, позвольте мне отлучиться. Я рад бы сопровождать вас и вашего брата в прогулке, но меня беспокоит состояние Джереми, только что понёсшего такую тяжкую утрату. Я бы хотел побыть с ним и поддержать его, если вы не против.
– Да, конечно, мой дорогой, – Теобальд ласково улыбнулся омеге и прижал к губам его тёплую ладонь в кружевной перчатке. – Я восхищаюсь вашей добротой. Езжайте и передайте дворецкому, чтобы нас ждали к обеду.
Чарли улыбнулся, развернул коня и двинулся в сторону дома, подставляя лицо под ласковые лучи солнца. Липовая аллея благоухала цветами, прохладный ветерок трепал собранные в причёску волосы, конь двигался мягко и послушно, так что Чарли почти не приходилось пользоваться поводьями, и, тем более, шпорами. Добравшись до дома, омега спешился, быстро переоделся у себя в комнате в домашний простенький костюм и направился в помещения для слуг. По пути ему встретился огненно-рыжий омега, спутник графа. Он несмело выглядывал из приоткрытой двери и пристально смотрел на Чарльза, будто поджидал его. Чарли остановился и улыбнулся.
– Вы что-то хотели?
– Я? – не понял мальчик. Он не привык, чтобы к нему обращались на «вы».
– Да, вы так смотрите на меня. Вам что-то нужно?
– Прошу прощения, мой господин, вы не могли бы уделить мне минуту? Пока мой хозяин гуляет, я могу говорить.
– Да, разумеется, – Чарли вошёл в его комнату. – Что вам угодно?
– Я хотел поговорить с вами о графе, сэр. Точнее, попросить вас о помощи.
– Вы его секретарь?
– Не совсем так, – замялся юноша. – То есть, совсем не так. Я не нанимался к нему в слуги, и он…, – омега глубоко вдохнул, прежде чем сказать унизительные для себя слова, – он держит меня при себе силой. Я пытался сбежать, но у меня не получилось. Я хотел попросить… если это возможно… я…
– Что это? – Чарли всё время разговора присматривался к тонкой шее собеседника. То, что он изначально принял за причудливую тень, оказалось синяком. Он уже знал, что от крепких поцелуев на коже выступают пятнышки, но это было огромное лилово-чёрное пятно, которое невозможно было скрыть воротом рубашки. Отодвинув ткань подальше, Чарли в ужасе рассматривал след от болезненного укуса, вокруг которого расползся синяк. – Он… он вас…
– Да, – прошептал юноша.
– Какой мерзавец, – не веря собственным глазам выдавил Чарли. – Как он может? Негодяй! Мне говорили, что он плохой человек, но я не хотел верить… Теперь придётся. Как вы попали к нему? И как вас зовут?
– Я Доминик, мой господин. А как я попал к нему – история длинная и не интересная. Я просто хотел попросить вас, если это возможно, оставить меня здесь. Я крестьянин, вырос в деревне, я привык к труду. Я сделаю всё, что мне прикажут, только не отдавайте меня графу.