– Константин Иванович, вы в своем уме? – тихо прошипел в ухо подъесаул Гордеев, выразив общее мнение собравшихся на перроне русских.
– Я казак, Михаил Николаевич, и если мои казаки победить не могут, то эта обязанность становится моей. Не мешайте!
– Ставлю в ответ свое жалованье за четыре месяца. Ровно триста долларов! – громогласно объявил «малыш», расстегнул шинель, достал пачку долларов и с помощью шустрого солдатика с лычками капрала на рукаве отсчитал купюры.
А Ермаков обалдел – полторы сотни рублей золотом платят сержанту в месяц! Америка отлично содержит своих интервентов в Сибири. В пять раз лучше, чем адмирал Колчак своих ротмистров и капитанов.
Между тем вокруг с кипучей энергией развивался самый примитивный тотализатор – юркие американские солдатики, семитской внешности и с легкой картавостью в голосе, принимали ставки, причем на русском языке они говорили свободно.
Американцы с гоготом выкладывали купюры долларов на своего «малыша», впрочем, были и такие среди них, кто ставил на русского офицера. Краем уха Ермаков уловил, что ставки идут один к семи, и понял, что некоторые янки просто надеются на невероятный фарт задиристого казака, который может принести им большой барыш.
А вот русские со своими кровными не лезли, лишь чубатые казаки вяло бросали «романовские», да изредка катились серебряные рубли. Но раза два или три были брошены и золотые пятирублевые монеты, «полуимпериалы».
Вот только лица у станичников были совсем унылые – из чувства казачьей солидарности они прощались со своими деньгами, совершенно не надеясь на победу ротмистра. Подъесаул Гордеев, с мрачным отрешенным лицом, поступил, как Ермаков – достал из кармана тощий, как козье вымя, кошелек и, не думая, высыпал все его содержимое в шапку устроителя.
Костя расстегнул портупею, снял шашку с револьвером, бросил шинель и папаху в руки Акима. С помощью Гордеева стянул шейный крест ордена, затем френч и остался в теплой нательной рубахе.
Машинально провел подошвой по утоптанному снегу – нога не скользила. И тут его словно толкнуло – взяв свое оружие, он подошел к американским офицерам, что с ехидными улыбками взирали на его приготовления.
– Мы офицеры, господа. Вы знаете, что это за оружие? – И он протянул шашку Смиту.
Американец взял ее в руки, чуть выдвинул клинок, и его глаза загорелись огоньком наживы, видимо, представил заокеанский джентльмен, как будет хвастать на родине русским раритетом.
– Золотое Георгиевское оружие?! Хорошо, сэр, – Смит расстегнул ремни с кобурой, расстегнул клапан. – Здесь «кольт» 45-го калибра. Добавлю еще один «кольт» и ящик патронов к ним.
Ермаков чуть улыбнулся и перевел взгляд на лейтенанта. Тот сразу сообразил, что при ставках один к семи нужно добавить, причем только оружие, раз русский делает такой выбор. И потому Радклиф живо снял ремень с кобурой, стянул через голову ремешок с биноклем, который был в кожаном футляре. И сказал, улыбнувшись:
– Ставлю еще сотню патронов к моему «браунингу» и швейцарский нож.
Будто ток пробежал по собравшимся на перроне русским – все сразу поняли, что золотое оружие ставят лишь тогда, когда или полностью уверены в победе, или идут на смертный бой.
Шустрые солдатики снова забегали, но на этот раз деньги не собирали, а что-то записывали на бумажки. К удивлению Ермакова, многие американцы тоже что-то записывали на бумажки или доставали мятые долларовые купюры. Но Ермаков уже не смотрел на них, он перекрестился и стал готовить тело к бою, прогоняя дыхание…
«Малыш Билли» стоял несокрушимой уверенной глыбой и нагло заулыбался, когда Ермаков пружинистым шагом подошел к нему. Вот только улыбался он недолго, Костя качнул маятник в стороны и поймал на этот финт американца, нанеся «двойку» – левой рукой в подносье, а правой точно в глаз.
Бокс так бокс, жаль только, что ногами драться нельзя, иначе бы сержант получил сапогом по своим тестикулам, или яйцам, как немудрено называют эту часть тела русские.
Но и этих двух ударов хватило для завязки – Костя еле успел отпрянуть от огромного кулака, который скоростным болидом промчался возле его головы. Отпрянуть-то отпрянул, но второй кулак «Малыша» скользнул по переносице, и Костя вкусил своей юшки, что капнула алыми каплями. Но и американцу досталось – юркий русский зашел уже сбоку и снова провел «двойку», в ухо и висок.
Недооценил глыбообразный сержант русского офицера, не настроился на серьезный бой, рассчитывал показать шоу. И на какую-то секунду потерял ориентацию.
А Ермакову хватило этой секундочки – уклонился от чудовищного кулака, присел под ним и оттолкнулся правой ногой, одновременно выбросив вверх кулак, направленный в низ квадратного подбородка.
Бил насмерть – в спорте такие удары категорически запрещены, ибо могут сломать шейные позвонки. Но повезло американцу – шея осталась целой, зато он, со сломанной челюстью, отправился в недолгий полет, в котором его разум поглотила темнота…
– Ваша победа, сэр. Чистая, нокаутом. Вот ваши деньги! – сквозь дикий казачий рев Костя услышал слова устроителя.
Чьи-то руки быстро надели на него форму, застегнули крючки шинели и ремни портупеи. И лишь когда он почувствовал свою ладонь на рукояти шашки, к нему вернулась способность оценивать этот мир.
Зря он грешил на ротмистра Арчегова – ноги у того оказались крепкие, а иначе в седле не усидишь. И руки не подвели – сабельной рубке не зря учат. И дыхалка отменная – все же почти на десять лет моложе. И Костя улыбнулся – тест на профпригодность он сдал.
Но его улыбка была воспринята окружающими иначе – она была встречена новыми порциями восторженных криков, причем американцы отошли от шока, вызванного внезапным поражением их кумира, и, надо отдать им должное, радостно приветствовали победителя. Хоть и проиграли на ставках немалые деньги.
Все же они достойные и отнюдь не зловредные парни. И потому Костя взял только свои золотые, а бумажные доллары «малыша Билли» отвел рукой. И, напрягая горло, громко обратился к американцам:
– Я не возьму эти деньги, парни. Пусть они пойдут вашему сержанту на поправку здоровья, он крепкий малый и также был достоин победы. Отдайте ему доллары. Кроме одного «сэра Франклина», вы уж выпейте за его здоровье! Пусть он быстрее поправится!
Восторгу янки не было границ, парни загоготали, что твои гуси. А Ермаков только сейчас понял, что изрядно их напоил – на двести рублей золотом можно взять сто бутылей самогона, похожих на ту, что пустая осталась в его купе под полкой. А в том, что солдаты деньги вульгарно пропьют, Костя не сомневался – уж больно унылыми стали лица американских офицеров. И потому стоило им добавить…
– Господа! Русские офицеры не дерутся за деньги как цирковые артисты. Они могут драться за свою честь, родную землю, любовь. Как у нас говорится – за веру, царя и отечество! Но никак не за деньги. А боксом, господа, офицерам надо заниматься, дабы в случае необходимости быть достойными своих солдат!
Костя сделал паузу и повторил сказанное уже на русском. Собравшиеся солдаты двух армий встретили его слова одобрительным гулом. Костя козырнул Смиту и Радклифу, широко улыбнулся:
– Если желаете, то я вам дам несколько уроков бокса. Мы можем начать занятия в удобное для вас время.
– Конечно, сэр. Мы поздравляем вас с блестящей победой. Вы выиграли пари, и оружие ваше, оно будет достойно такого великого бойца. И благодарны вам за приглашение. – Капитан Смит говорил медленно, тщательно подбирая слова.
Шутка не удалась, и ему совсем не улыбалось заполучить плюху от русского офицера под видом урока. А к этому он и стремится, даже глаза горят зловредным пламенем. Ну уж нет, пусть поищет дураков в другом месте. Но кто ожидал, что этот офицер, который казался им горьким пьяницей, способен уделать «малыша Билли» за каких-то жалких полминуты.
– С радостью воспользуемся вашим предложением. Но, к нашему великому сожалению, у нас сейчас нет времени…
ГЛАВА ВТОРАЯ
С огнем большевистским в груди…
(25 декабря 1919 года)
Слюдянка
– Ваше высокоблагородие, господин ротмистр, – осторожный стук в дверь прервался. Но через несколько секунд по тонкой филенке ударили чуть сильнее, а раздавшийся следом голос был чуточку звонче:
– Константин Иванович! Вставайте, велели засветло разбудить!
Ермаков открыл глаза – и снова купе, заледенелое окно, а в тонкую дверную щель пробивается красная полоска света от керосиновой лампы.
Костя потер ладонью глаза, стирая этим нехитрым приемом остатки сна. И тут же вздохнул – это было не сновидение, не галлюцинация, он на самом деле переместился в тело ротмистра, который, вот смех-то, был старше его на добрых семьдесят лет. От войны к войне переход, от чеченской к гражданской. И Костя криво улыбнулся – он окончательно проснулся.
– Аким Андреевич, зажги лампу, – и не отзвучало последнее слово, как денщик открыл дверь, осторожно зашел, немного пошебуршал в темноте, и купе озарилось сполохами красного света.
Костя соскочил с полки, стремительно оделся, не отказываясь от помощи ловких рук Акима, и через минуту уже в полном параде пошел по освещенному коридору в туалет. А там все было готово к процедурам – на крючке чистое полотенце, на полке зубная щетка, небольшой кусок мыла с запахом дезертировавших тараканов, коробка зубного порошка. В умывальнике горячая вода, исходящая паром…
Совершив утренний туалет, Костя вернулся в купе, где его уже дожидался Трофим Платонович с чашками горячей воды, полотенцем, каким-то порошком и опасной бритвой. И ротмистр вспомнил, что вечером он распорядился привести себя в полный порядок – помыть, побрить, поодеколонить. Костя уселся на стул и предался рукам опытного цирюльника…
Через четверть часа, ровно в половине шестого утра, Костя уже сидел за столиком, на который Аким поставил завтрак – разогретую картошку с мясом (припасена с ужина), копченый омуль, хлеб, соленые огурцы. Горячий чай с сахаром и медом, сладкая коврижка и шаньга с творогом были поданы в завершение завтрака. Ермаков вспомнил вчерашний утренний рацион и усмехнулся – небо и земля.
Да и в самом купе были разительные перемены – он укрывался ночью не шинелью, а теплым ватным одеялом, спал на мягком матрасе, в чистых исподниках. Само купе было выскоблено от грязи, а вагон всю ночь был натопленным. Благодать, о таком комфорте можно только мечтать в военное время. По крайней мере, по своему времени Костя не смог припомнить хотя бы что-то подобное. Там все было гораздо хуже и проще, а обычный спальник казался недостижимым роскошеством.
Костя глянул на противоположную полку – там была радостная для его сердца картина. В ворохе ременной амуниции – три выигранных у американцев пистолета, неплохой отбалансированный кинжал в потертых ножнах, бинокль в футляре, а под полкой выглядывал самым краешком дощатого угла ящик с пистолетными патронами. Ага, как же – ротмистр Костя Арчегов, легенда русского бокса!
А ведь еще вечерком он добавил всем жару – собрал офицеров и десантников с «Грозного» и «Атамана» и устроил показательную тренировку по рукопашному бою: и валял бойцов, и сшибал на снег молодецкими ударами, а в завершение показал САКНОБ – специальный армейский комплекс ножевого боя. Вот тут офицеры не выдержали, и на Ермакова обрушился град вопросов, зачастую ну очень неудобных.
Пришлось отговориться тем, что в кавказских станицах живут мастера старинного пластунского боя, и тут он нисколько не лгал – боевое самбо именно от них начинало свой путь. И теперь придется трижды в день по часу заниматься с бойцами, жаль только – времени отпущено мало…
– Ваше высокоблагородие, – Костя вырвался из омута мыслей. Боже, как хорошо сидеть в тепле, хорошо поесть, напиться от души чайку, а теперь покурить всласть папироску.
– Мы тут с Трофимом Платоновичем вам подарки кой-какие приготовили, – в приоткрытую дверь чуть протиснулся денщик.
Вроде уже пожилой человек, а ведет себя чистым ребенком. И в глазах щенячий восторг, вот только смотрит иногда как-то странно, с непониманием. Да оно и понятно – ведь его ротмистр кардинально изменил свое поведение, есть над чем задуматься солдату и поломать голову.
В купе неожиданно влезло толстое рыло «Льюиса», а за ним показалась довольная рожа унтера Огородникова. Ермаков очумело захлопал глазами – откуда это чудо заморское уволокли, ухари. Пулемет был новенький, обернут промасленной бумагой, еще в заводской смазке. Трофим тут же ответил на невысказанный вопрос офицера:
– Мы вчера с парнями на вас все деньги поставили, и нам талеров, рублей ихних, целых две сотни уплатили. А после солдатик мериканский появился. Грит, хошь, ребята, за выигрыш свой заместо денежек «Люську»? Лопочет по-нашенски хорошо. Ну, мы переглянулись и согласились – деньги же ихние здесь мало хожи, все в Маньчжурии покупать треба. А «Люська» нужна позарез, вы же всем говорили.
– Молодцы вы, Трофим Платонович, – Ермаков порывисто встал и обнял старого унтера. – Мы теперь покажем им сучью мать. А пулемет отдай на «Грозный», там в них нужда сильная. А на «Беспощадном» их вообще нет.
– Подъесаул Гордеев две тысячи талеров ихних выиграл, он всю экономию бронепоезда поставил, одним золотом больше трех сотен высыпал…
– И что? – Костя был заинтригован: ну дает Михаил Николаевич, растратчик казенного имущества.
– Ему три американца два «Кольки» со станками-треногами ночью приволокли. И патронов к ним с полдюжины ящиков, и еще что-то – я в темноте не разглядел, да и далеко было. Вроде маленькие такие коробки, и провода какие, что ли…
– А вот и я, – в дверь протиснулся Аким Андреевич, держа в руках небольшой вытянутый ящик.
Поставил с кряхтением его на пол (Огородников отодвинул пистолеты и сел на краешек топчана), отщелкнул замки и откинул крышку. Под ней вытянулись, бочком к бочку, пять жирно блеснувших латунных цилиндров.
– Где ты их взял? – хриплым голосом спросил Костя, с тоской взирая на принесенное.
– Американец давешний принес, к «Люське» в добавку. У них там этого добра в вагонах навалом…
– Ты знаешь, что это такое?
– Конечно, вы же вчера сами говорили, ваше высокоблагородие, что снаряды нам нужны. У них трехдюймовых нет, но есть в полтора дюйма. Он их еще в Верхнеудинске уволок из вагонов.
– Из каких вагонов?
– А тут они. Десять вагонов, там охрана постоянно стоит. В них снаряды и пушки малые, чи «Маклены», чи «Максима». Стоят и стоят, а наружу-то не выгружают…
– Спасибо, ребята, идите. Мне подумать надо, – Костя устало опустился на топчан.
Хотелось взвыть волком – напланировал он много, а все козлу под хвост:
«Думал на двух стульях усидеть?! И на Иркутск парой бронепоездов пойти, и туннели прикрыть? Да, думал, что поставлю самый худший свой бронепоезд у туннеля, а американцы с пулеметами ответить не смогут. Не по зубам им окажутся шпальные борта. И выйдет у них своеобразная патовая ситуация. А что? Будут улыбаться и расшаркиваться, и при этом смотреть друг на друга в амбразуры! А тут, глянь что получается, у них пушки в вагонах спрятаны. Выкатят они их и прямой наводкой жахнут по бронепоезду. Его-то башни не поворачиваются, с пушки им не ответишь! А ружья для стрельбы из-за угла у меня нет! Равно как и золотой рыбки, чтобы хоть одно желание исполнить! Американские пушки плохонькие, снаряд мелконький, но прошьет шпальный борт бронепоезда насквозь с тысячи шагов. А если пушек несколько, то всего за минуту они изрешетят «Беспощадный» таким количеством дырок, каким голодный солдат не истыкает кусок сала своим острым бебутом. А в вагонах янкесы явно прячут несколько орудий, ведь полк по штату, насколько я помню, имел артиллерию и минометы!»
Костя вскочил с топчана – все правильно, так оно и будет. Орудия подобьют русский бронепоезд, а минометы – незаменимая вещь для выбивания пехоты противника в гористой местности. И в сочетании они способны легко вышвырнуть русских из туннелей Кругобайкальской дороги, пушками внутри, минами снаружи. Проклятье!
Иркутск
– Ваше превосходительство! Мне только что позвонили из штаба округа, управляющий Иркутской губернией Яковлев с самого утра подал в отставку, – голос начальника штаба войск гарнизона капитана Лыба был встревожен до крайности.