Но Дане повезло. Жени дома не было. Даня облегченно перевел дух и метнулся в ванную. Ожесточенно водя мочалкой по уже начавшей краснеть коже, он словно пытался избавиться от воспоминаний. О том, как касались его Сашины пальцы, как прижималось к нему гибкое тело. От его дурманящего запаха. Кажется, немного помогло. Даня облегченно выдохнул и, быстро закончив с водными процедурами, вышел из ванной. Чтобы тут же попасть в знакомые объятия.
- М-м-м… обожаю тебя такого… - Женя провел ладонями по обнаженной, еще влажной груди, зарывшись лицом в волосы. – Мягкий, нежный… распаренный… - язык прочертил дорожку от шеи до ключицы. А потом шею обожгло легкой болью от собственнического поцелуя. Даня вздрогнул, запоздало начиная вспоминать, не оставил ли Саша на нем похожих следов.
- Что случилось, Жень? – Даня неосознанно попытался выбраться из тесных объятий, но руки только сильнее сжали его. – Ты сегодня странный.
- Всего лишь хочу тебя, - Женя развернул его лицом к себе, и Даня напрягся, увидев странный, не совсем здоровый блеск в ставших почти черными глазах. – Ты слишком долго держал меня на голодном пайке, - последнее слово Женя выдыхал ему уже в рот. Даня покорно принял довольно жесткий поцелуй, но он был словно вне его жизни или реальности. Судя по тому, как возбужден Женя, «головной болью» Даня сегодня не отделается. Ему самому хотелось только лечь и уснуть. Никакого секса, никакой близости. Ничего. После Саши…
Пальцы на плечах Жени сжались сами собой, когда уснувшая, было, вина полоснула по сердцу. И желание оттолкнуть от себя любовника просто смялось под другим желанием. Заслужить прощение. Получить наказание. Все равно. Только бы стало легче. Только бы…
Это было больно. Жестко. Сильно. Без подготовки и с минимумом смазки. Никакого удовольствия. Кусая угол подушки, давя стоны боли, Даня сам подавался навстречу раздирающим движениям. Дрожал и сбрасывал с себя ласкающие, пытающиеся успокоить руки Жени. Ему не нужно было удовольствие. Сегодня он получил его сполна вместе с любимым человеком. Сейчас он требовал наказания. И с радостью принимал его. И когда Женя излился внутрь него с громким, протяжным стоном, только вздохнул. Вина ушла. Но теперь появилось ощущение грязи. Выскользнув из-под придавившего его тела Жени, Даня свернулся на краю постели и затих, глядя прямо перед собой ничего не видящими глазами. Было холодно, больно. И до бешенства, до стона хотелось к НЕМУ. Пусть и рядом с НИМ он не согреется, но… Он бы просто смотрел на НЕГО и любовался.
- Больше не смей так делать, - глухо, зло проговорил Женя, придвигаясь и набрасывая на него одеяло. Даня еле подавил в себе порыв сбросить с себя и эту тряпку, и эти руки, обнявшие его. – Что на тебя нашло? Тебе было больно, почему ты меня не остановил? – проворные пальцы прошлись по телу и устремились к паху. Даня тут же отстранился:
- Не надо.
- Но ты же не…
- Я не хочу.
Женя медленно отодвинулся, и Даня снова остался один. На мгновение зажмурился, а потом с тихим выдохом развернулся.
- Жень… - начал он и остановился, не зная, что сказать дальше. – Жень, прости. Я просто сегодня устал. И очень хочу спать.
- Тогда почему ты позволил мне это сделать? – в полумраке спальни глаза Жени тускло сияли. Как металл клинка.
- Может, потому, что хотел доставить тебе удовольствие? – Даня призвал на помощь все свои актерские способности и лукаво улыбнулся.
Женя пару мгновений озадаченно смотрел на него, и покачал головой, словно отказываясь от попыток понять, и просто привлек его к себе. Даня стиснул зубы и позволил себя обнять. Почему-то сегодня обычные теплота и забота лишь раздражали. Но обидеть Женю снова Даня не мог. Поэтому просто заставил себя расслабиться и попытаться уснуть. Возможно… Возможно, это лишь последствия свидания с Сашей. И завтра все изменится.
2.
«Завтра» действительно все изменилось. Женя больше не вызывал почти-отвращения, но и влечения к нему Даня не испытывал. Он с удовольствием стал бы Жене братом, другом, но любовником… От этой мысли пока еще не воротило, но Даня был уверен, что это не за горами. И что с этим делать, он понятия не имел. Он совершил ошибку. Большую. И вовсе не ту, о которой думал. Он позволил себе надеяться, что сможет избавиться от мыслей о Саше с помощью Жени. Он эгоист, который думал только о себе. И дав ложную надежду, обманул гораздо больнее, чем когда изменил.
Даня зло затушил окурок в пепельнице. За прошедшие дни он только еще больше убедился в том, что человек – такая скотина, которая ко всему привыкает. Хорошо, что Женя уехал. Хоть эту ночь Дане не придется притворяться. Он потянулся к чашке с кофе, но звонок в дверь заставил его застыть на месте. Черт… Неужели Женька? Хотя с чего бы ему звонить, у него есть ключ. Хотя чужой позвонил бы сначала в домофон. Может, соседи? Даня нехотя поднялся с табуретки и дошел до двери. Заглянул в глазок и выругался. Лампочка в подъезде перегорела еще вчера вечером, и теперь за дверью стоял непроглядный мрак. Решив почему-то, что спрашивать «кто там?» глупо, Даня щелкнул замком и потянул ручку на себя, открывая дверь.
- Черт! – сначала он заметил только взметнувшуюся руку, прикрывающуюся глаза от света, который после темного подъезда, видимо, был слишком резким, а потом узнал… Голос, пальцы, пряди волос. И сердце пропустило удар.
- Саша?
Тот убрал руку от лица, часто моргая, и Даня про себя застонал. Растерянный, почему-то растрепанный, он казался маленьким котенком, которого хотелось прижать к себе.
- Пустишь? – Саша улыбнулся криво и как-то неуверенно, и Даня молча посторонился. Саша прошел мимо него в квартиру, Даня закрыл за ним дверь и, пытаясь поймать хоть одну мысль, развернулся.
- А у тебя… красиво, - Саша с любопытством осматривался.
- Спасибо, - Даня выдохнул и, оторвав взгляд от спины Саши, прошел вперед. – Чай или кофе?
- Кофе, - тот перевел на него странный, тяжелый взгляд, и Даня поспешил сбежать на кухню, кивнув в сторону дивана.
Голова была готова взорваться от мыслей в то время, как руки автоматически что-то делали. Зачем он пришел?! Зачем, зачем, зачем?! Ответа не было. Зато появилось дикое, нестерпимое желание позвонить Жене и попросить его вернуться. Оставаться с Сашей наедине было… страшно. Им не о чем говорить. Только не после того, что уже было. Но что же…
Чашка вылетела из пальцев, как в замедленной съемке долетела до пола и разбилась. В разные стороны брызнули осколки, попрощавшись тихим, мелодичным звоном. Руки, обвившие его талию, сжались еще сильнее. На долгую секунду все остановилось, оглушив тишиной, а потом время ударило наотмашь. Сорвавшимся дыханием, жаром прижимающегося тела, чужими губами на шее…
Даня дернулся, развернулся и на его губы лег палец, запирая готовые вырваться слова. Даня снова замер, и Саша, подавшись вперед, быстро поцеловал его. Так быстро, что Дане показалось, что ему это приснилось. Но от этого невесомого поцелуя исчез вдруг весь мир. А потом Саша прижался к нему. Сильно, страстно. Обнял, запустил руки под домашнюю майку и принялся медленно, словно издеваясь, осыпать короткими поцелуями шею Дани, спускаясь к ключицам. А когда майка начала мешать, с коротким рыком содрал ее. И снова вернулся к своему изучению. Кожа под его губами горела, и Даня только тихо стонал, судорожно стискивая рубашку Саши. Когда, в какой момент тот оказался стоящим перед ним на коленях, Даня не понял. И когда вжикнула «молния» - не услышал. Но его крик, отразившийся от стен и рассыпавшийся по квартире, почти оглушил его. Саша ласкал умело, нежно. Сводя с ума.
Даня зарылся руками в его волосы, почувствовал, как напрягся Саша, и успокаивающе пропустил пряди сквозь пальцы. Не принуждая и не требуя. Лаская. Но чем ближе подступало освобождение, тем сильнее хотелось… большего. Сашу. Его всего. И когда это желание затмило все, он рывком поднял Сашу с пола. Тот, поймав его бешеный взгляд, только усмехнулся, облизываясь донельзя порочно. Кинул взгляд за спину Дани и, отступив на шаг, начал раздеваться. Быстро, ничуть не рисуясь. Даня выругался: еще секунда, и он разложит его прямо на кухонном столе. Но Саша, похоже, был совсем не против. Избавившись от белья, он только шагнул вперед и снова прижался к Дане. Медленно заскользил телом вверх, а потом вниз, давая почувствовать свое возбуждение. Даня глухо застонал и стиснул руками его талию. Вплел пальцы в волосы, дернул назад, принуждая отогнуть голову, и прижался к губам. Вламываясь внутрь и подчиняя. Саша застонал прямо в насилующие его рот губы, жадно отвечая, и Даня окончательно распрощался с рассудком. Подхватил Сашу, развернулся вокруг себя и, смахнув со стола пустой стакан, опрокинул любовника на столешницу. Навалился сверху, жадно целуя, лаская, царапая кожу. Под его прикосновениями Саша стонал, выгибался. Его пальцы то сжимали плечи Дани, то скользили по спине, притягивая его еще ближе. А потом он обвил ногами его талию, и Дане показалось, что из глаз посыпались искры. Безумными, мутными глазами Даня оглядел кухню и только яростно улыбнулся, когда взгляд остановился на бутылке оливкового масла. Потянувшись за ней, он почти полностью лег на Сашу и тот, воспользовавшись этим, впился губами в открывшуюся шею. Больно, горячо, оставляя след. Даня слабо охнул, застонал. В отместку прикусил плечо и выпрямился. Поймал горящий взгляд Саши и, отвинтив крышку, вылил немного масла во впадинку мгновенно втянувшегося живота. Погрузил пальцы в вязкую жидкость и погладил кожу, отлично зная, насколько возросла чувствительность нервных окончаний. Саша замер, и глухо, протяжно застонал. Даня улыбнулся и взял его в руку, лаская и поглаживая. Саша дернулся и выгнулся в дугу. Опустил ноги, раздвигая их еще шире. Даня с силой прикусил губу и, обмакнув пальцы в почти растекшееся по животу Саши масло, кончиками пальцев помассировал вход в его тело и не торопясь, проник внутрь. Растягивая его неторопливо и осторожно, он заставлял Сашу тихо стонать и подаваться навстречу подготавливающим движениям. От его вида… Широко распахнутых глаз, приоткрытых губ и судорожно цепляющихся за край стола рук, у Дани кружилась голова. Собственное возбуждение отзывалось болью в теле, но он медлил. Любуясь, сходя с ума. А потом Саша вдруг поймал его руку, потянул на себя и провел губами по запястью, глядя на Даню пьяными, безумными глазами. Чувствуя, как медленно, но верно, он теряет контроль над собственным телом, Даня вытащил пальцы. Саша выгнулся и с легким стоном принял его в себя. Сразу до конца. Даня стиснул зубы и, решив, что Саше не нужно время для того, чтобы привыкнуть к вторжению, начал двигаться. Убыстряя темп, увеличивая силу, придерживая его бедра, он входил в Сашу до упора. Ножки стола скрипели, но от этого звука становилось только еще жарче.
В глазах потемнело, когда Саша вдруг выгнулся дугой, и с его губ сорвалось тихое:
- Даня… - выдох, стон. Но от него сорвало крышу. Замерев внутри горящего тела, Даня наклонился вперед, неумолимо давя на бугорок внутри. Поймал долгий, болезненный крик Саши и яростно потребовал, обжигая поцелуями и дыханием распухшие губы:
- Еще.
Саша всхлипнул, но послушно повторил:
- Даня…
Тот дернулся и сорвался в бешеный, жесткий ритм. Саша вскрикнул, а потом, его словно прорвало:
- Даня… Даня, Даня, – каждое движение внутри себя он встречал именем. Кусая губы, захлебываясь, он мотал головой и повторял, как заведенный: - Даня, Даня… ДАНЬКА!! – глаза закатились, руки стиснули край стола с такой силой, что побелели костяшки, а в следующую секунду Даня почувствовал, как обожгли белесые капли его пальцы. Этого хватило, чтобы его самого швырнуло за грань.
Он не помнил, как пришел в себя. Как вышел из расслабившегося тела и, путаясь в спущенных штанах, донес Сашу до кровати и рухнул рядом с ним. Зато он запомнил, как проснулся. Обнимая Сашу всем телом и уткнувшись лицом ему в макушку. А тот сладко посапывал у него на груди и, похоже, был вовсе не против слишком тесных объятий. Даня только усмехнулся. Еще не так давно после секса с Сашей, он умирал от презрения и ненависти к себе. Сейчас же он не чувствовал ничего, кроме сытого удовлетворения и счастья. Поймав себя на этом, Даня ощутил укол разочарования в самом себе, но тут Саша шевельнулся, прижимаясь еще сильнее, и все постороннее исчезло. Только мысль о том, что Саша сам пришел, сам начал все это, тревожила душу и сердце. И почему-то было все равно – зачем. Главное – он здесь. Даня чуть отстранился, рассматривая тонкое лицо в свете ночника. Красивый… Какой же он красивый… Даня чуть ослабил объятие и потянулся вперед. Нежно и очень осторожно коснулся губ, щеки, лба. Очертил скулу, поцеловал прядь на виске. Саша только слабо вздохнул во сне. Даня устало и как-то грустно улыбнулся, и откинулся на подушку, глядя в потолок.
Пожалуйста… Пусть эта ночь будет длиться вечно…
…Он проснулся от холода в темной комнате. Уже привычные солнечные лучи сейчас не пробивались через заботливо задернутые тяжелые портьеры, создавая приятный, но холодный полумрак. Даня повернул голову и сразу же резко отвернулся. Саши рядом не было. И можно было даже не ходить и не искать его: он ушел. Даня поежился и встал. Подошел к окну и рывком раздвинул портьеры, пуская в спальню солнечный свет. Так странно… Женя никогда не задергивал шторы, а ему самому это как-то даже в голову не приходило, несмотря на то, что почти каждый день его будило солнце раньше положенного времени. А Саша… Эта странная, необъяснимая забота разлилась по телу теплом, и Даня улыбнулся. Потянулся, и недоуменно нахмурился и опустил взгляд. Выругался и оглянулся на кровать. Так и есть. Простынь и пододеяльник в жирных пятнах. Чертово масло. Вчера ему казалось, что он буквально втер его телом в кожу Саши. Но сегодня оно было на нем самом и на постельном белье. Покачав головой, Даня собрал грязное белье и вместе с ним направился в ванную. Засунул в стиральную машинку, а сам встал под душ.
Под струями воды тело тихо пело. Каждая мышца, каждый мускул радостно отзывались на любое движение. И Даня больше не пытался избавиться от запаха Саши. Наоборот – он словно ласкал себя, еле дотрагиваясь до кожи. Удивляясь в глубине души отсутствию вины, он только улыбался, вспоминая прошедшую ночь. И все равно было, откуда Саша узнал, что Жени нет и что сказал отцу. И почему он вообще пришел. Он был здесь. И точка.
Выйдя из душа, Даня застелил постель чистым бельем и прошел на кухню. Окинул взглядом наведенный бардак и, вздохнув, начал собирать осколки разбитой чашки. Хорошо хоть, что стакан только треснул. Даня с пару мгновений прикидывал, что с ним делать, а потом выбросил и принялся варить себе кофе. Первый глоток и утренняя сигарета… И в первый раз за последние дни Даня чувствовал себя по-настоящему хорошо. И даже мысль о том, что неизвестно, что будет дальше, не омрачала настроение.
Оно пропало, когда позвонил Женя спросить как дела и сообщить, что к вечеру уже будет дома…
========== Глава 2 ==========
- Сааашка… - Даня простонал в последний раз и, выскользнув из уже расслабившегося тела любовника, почти упал на постель рядом с ним. Сильно поцеловал обнаженное, влажное плечо и закрыл глаза, прислушиваясь к отголоскам пережитого удовольствия. У него есть всего несколько минут. А потом он встанет и начнет одеваться: когда вернется отец точно неизвестно. Но в любом случае, к его приходу он должен быть вне стен квартиры.
Когда-нибудь их застукают… Но сейчас это казалось таким далеким и не страшным. Они встречались уже больше месяца. Выискивая дни и часы, когда их другие «половинки» отсутствуют. Тайком, украдкой бегали друг к другу на свидания. То нежно, то больно занимались любовью, а потом молча разбегались. Почти не разговаривали, только касались. Губами, руками, всем телом.
Это выматывало. Неопределенностью, зыбкостью. А Дане хотелось услышать от Саши хоть слово, намек на то, что для него это нечто больше, чем просто секс. Но тот молчал. А Даня…
- Знаешь, если бы я мог, я бы убил тебя, - севший после жаркого секса голос Саши заставил Даню улыбнуться:
- Я бы тебя – тоже.
- Может, хватит играть в молчанку?
Даня открыл глаза и повернулся к Саше. Тот сел в кровати, укрывшись по пояс тонким одеялом. Сдвинутые брови и поджатые губы…
- Тебя что-то не устраивает? – удивленный так внезапно начавшимся разговором, Даня напрягся.
- А тебя все устраивает? Так больше не может продолжаться. Либо мы разбегаемся и перестаем встречаться, либо… - он замолчал, а Даня раздраженно повел плечами.
- «Либо» что? Хотя ты прав – так действительно продолжаться не может. Ты заметил, что раньше мы встречались раз в неделю, а теперь – три? А то и больше.
- Заметил, - Саша повел плечами, «отзеркалив» его жест. - Может, пора остановиться, пока не поздно?
- Боишься, что нас застукают? Хочешь все прекратить? – Даня боялся. Боялся, что Саша лишит его того единственного, что у него есть. Но почему-то нес эту чушь. Сам подталкивая его.
- Хочу, - Саша отвел глаза, помолчал, а потом вдруг подался к Дане. Навис над ним, заглядывая в глаза. – Пообещай, что больше не будешь ни звонить, ни писать мне.
Даня ощутимо вздрогнул:
- Зачем это тебе? – краем сознания он понимал всю нелогичность этого разговора, но изменить ничего не мог.
- Пообещай, что пошлешь меня, если вдруг Я напишу тебе.
- Саша… - ошарашено выдохнул Даня. Его слова ударили в самое сердце. Но он боялся поверить, боялся принять желаемое за действительное.
- Просто пообещай, что мы больше не увидимся. Не будем встречаться ТАК, - глаза Саши горели, и Даня, зачарованный мольбой, стоявшей в них, только слабо шепнул:
- Я… попытаюсь.
Саша выдохнул и медленно закрыл глаза. Как во сне, Даня протянул руку и коснулся его щеки. Саша, как котенок, приник к теплой ладони, подставляясь под ласку. И Даня послал к черту рассудок. Притянул Сашу к себе и, запустив пальцы в волосы, поцеловал. Тот ответил сразу. Ни капли страсти или желания. Они целовались так нежно и трепетно…
- Тебе пора, - со стоном оторвавшись от Дани, тихо шепнул Саша.
- Да, - выдохнул тот, но только сильнее прижал его к себе. Секундное касание губ, а потом снова долгий поцелуй.
- Хватит! – спустя пару минут Саша попытался его оттолкнуть. – Тебе действительно пора.
Даня нехотя разжал руки, выпуская его из объятий, и Саша медленно отстранился, отполз подальше и прислонился к стене. Стараясь не смотреть на него, Даня встал и принялся одеваться, чувствуя спиной напряженный взгляд. Мысли в голове скакали, как белки. Он хотел, но боялся поверить. И не мог, не осмеливался дать какое-либо определение происходящему. Что это? Очередная игра Саши или… все же что-то большее? Но что «большее», если вот сейчас, именно сейчас они расстаются? Даня предложил, Саша – согласился. И почему так больно и так хорошо одновременно?