— Что это ты разругался здесь? Перестань.
— Вот видишь… — Шерстобитов снова приложился к горлышку бутылки. — Я тоже сволочью стал, грубо выражаюсь при даме. Ты знаешь, какая ты красивая?! Такая, что даже в стихах описать невозможно. Вот говоришь мне: не вздумай руки распускать. А я боюсь к тебе и притронуться. Потому что когда просто смотрю — уже на душе светлее становится. — Он улыбнулся ей, и таким детским, таким наивным показалось вдруг его лицо, что Наташа тоже улыбнулась. — А если прикоснуться — так от этого и умереть можно. Хочешь, я умру за тебя, Наташа?
— Нет. Если ты уже сдал экзамены, возвращайся к себе домой и занимайся каким-нибудь делом. И все будет хорошо.
— Не будет. — Шерстобитов смотрел на нее восторженными глазами и улыбался. — Вот если бы ты согласилась поехать со мной, тогда — да, я бы выкарабкался. У меня есть дом в деревне, лес рядом, летом будем грибы и ягоды собирать, зимой на лыжах бегать. А «Сникерсы» пусть они жрут сами. И виски забугорное пьют, глядишь, скорее окочурятся, гниды.
— Ну вот еще. С чего ты взял, что я могу поехать с тобой? И не надо меня грибами да ягодами соблазнять. Мало того, что один с «мерседесом» пристает, так еще и ты.
— Он выиграет, — понурил голову Шерстобитов. — Ты — последнее достояние России, и оно достанется им. А после ничего уже не будет. Все. Хана! — Он допил остатки вина, поставил бутылку на стол. — Но душа моя им не достанется! Думают, все можно купить? Нет, гады, душа Ивана Шерстобитова не продается! Ни за какие паршивые доллары! Так и передай им.
— Ты уже пьяный, Иван, иди к себе. И я лягу спать.
— Прогоняешь?
— Ты же сам сказал — на несколько минут. Они прошли.
— Все прошло… как с белых яблонь дым. Иван Шерстобитов тоже прошел… ни тебе аванса, ни пивной — вечность… Но ты скажи им… — он пьяно качнул пальцем, словно подчеркивая сказанное, — Иван Шерстобитов душу свою не продал. Все. Прощай, Наталья. Запомни, что я тебе скажу: ты дорого стоишь. Сто «мерседесов» — дешевка по сравнению с тобой. Знай свою цену. Пока.
Закрыв дверь, Наташа с облегчением вздохнула. Утомил ее поэт Шерстобитов своими разговорами, хотя, сам того не ведая, избавил от тоскливых мыслей. Наташа погасила свет, легла в постель и сразу вспомнила Сергея. Нежного, ласкового, красивого…
Она вспоминала и улыбалась, улыбалась и плакала.
16
Сергей проснулся ни свет ни заря — шести еще не было. Минут пятнадцать лежал с закрытыми глазами, стараясь уснуть, но сон не возвращался, пришлось вставать и идти в ванную. Там, в горячей воде можно было понежиться полчаса, а потом…
А что потом? Ехать на Калининский, сидеть в палатке и продавать пиво и сигареты? Вдруг все это показалось глупым, ненужным, детским протестом против сложившейся ситуации. Ничего ведь не изменишь. Но и поступать так, как хочется родителям, он не собирался.
— Революционная ситуация, — пробормотал Сергей, — верхи не могут, низы не хотят…
Конечно, можно было и торговать в свое удовольствие, если бы… Но сидеть в палатке без Наташи, ждать шести часов без надежды прийти к ней, обнять ее, поцеловать, вдохнуть всей грудью запах ее волос — невыносимо.
А еще и эта новость… Неужели правда?!
Максуд попросил его поработать неделю каждодневно. Когда ничего ему не должен — нормальный мужик, шутит, улыбается, о здоровье родителей справляется… Говорит, хитро прищурившись: «Твоя девушка замуж собирается, большой человек предложение сделал, на «мерседесе» ездит, солидный человек».
Неужели правда?
Если он продался, почему бы и ей не сделать то же самое? Но ведь у него было безвыходное положение, другого способа выжить никто не подсказал. Да, он выполняет условия Ларисы, не встречается с Наташей, но и с Ларисой не встречается, не говоря уже о большем! Она несколько раз предлагала куда-то пойти, но он отказывался, просто говорил, что не хочет. И она не настаивала, не надоедала.
А Наташа — замуж? За какого-то богатенького с «мерседесом»? Его Наташа — с каким-то важным и тупым бизнесменом?!
Неужели правда?!
Не может быть!
Не надо, Наташа! Не делай этого!
В семь часов, встряхнув себя ледяным душем после горячей ванны и выпив пару чашек чаю с бутербродами, Сергей выкурил на лоджии сигарету и поехал в общежитие. Валет пригрозил, если Сергей не выполнит условия Ларисы, Наташе придется плохо. Но он же просыпается не раньше десяти. Сейчас утро, никто не узнает, что Сергей встречался с Наташей. Он должен увидеть ее, должен объяснить все, убедить подождать хоть пару месяцев.
Как ты можешь, Наташа?! Ну да, обидно, трудно… А мне легко? Да разве я виноват, что попал в такую кошмарную ситуацию? Но я же не отрекся от тебя (или отрекся?), да нет, я просил: потерпи, Наташа, подожди, Наташа, мы будем вместе, я ведь люблю тебя, сейчас даже больше, чем раньше (а возможно ли это — больше?). Я люблю… я не могу без тебя, Наташа!
А ты решила замуж выйти?..
Всю дорогу до общежития Сергей мысленно разговаривал с Наташей, как будто она стояла рядом. Убеждал, умолял, упрекал, клялся в любви, обещал в скором времени решить все проблемы, хотя и не знал, как именно. Иногда, заметив удивленные взгляды пассажиров, понимал, что бормочет вслух, забывается — так велико было напряжение.
В общежитии, однако, он не решился идти сразу к Наташе — испугала страшная мысль: вдруг она не одна? Зашел к Вадиму Ивановичу узнать, приходит ли кто к Наташе в гости, остается ли у нее на ночь.
Вадим, согнувшись, рылся в среднем ящике письменного стола, видимо, что-то искал. Дернул ящик на себя, вывалил содержимое прямо на пол.
— Привет, Вадик. Ты уже с утра какой-то чересчур озабоченный.
— А-а, Серега, привет. — У Вадима было бледное, взволнованное лицо. — Будешь тут не озабоченным… Такие дела творятся, просто кошмар.
— Да что случилось? Наташа в порядке?
— Вот уж случилось, так случилось… Наташа? Наверное, честно говоря, я ее несколько дней не видел.
Сергей с облегчением вздохнул, ну слава Богу, если что и случилось, так не с ней.
— А ты не знаешь, к ней в гости кто-нибудь захаживал в последние дни?
— Вроде нет… не знаю. Да где же эта чертова тетрадь? Вот что, Серега, ты, если хочешь, подожди меня здесь. Там такое творится, и милиция, и кого только нет. Не знаю, когда вернусь, но лучше заскочи как-нибудь в другой раз. Лады?
— Да, конечно, извини.
…Наташа открыла дверь, даже не спросив, кто стучит. Молча посторонилась, пропуская его в комнату. Она была еще красивей, еще желанней, еще роднее, чем он видел в своих мечтах.
— Наташа… — прошептал Сергей и, шагнув к ней, обнял, жадно поцеловал ее теплые губы.
— Сережа… Как хорошо, что ты пришел… ты отделался от приставучей дамы?
— Нет, я специально пришел утром, чтоб никто не узнал об этом. Понимаешь…
Она резко оттолкнула его.
— Тайком, значит, пробрался? — Как изменился ее голос! — Конечно, тебе запретили со мной встречаться, бывать где-то вместе. Я же дура необразованная, бедная плебейка, всю биографию тебе могу испортить! — Она усмехнулась. — Мой дорогой граф!
— Ты истинная казачка, Наташа, — попытался шутить Сергей. — Если что-то не нравится — руби сплеча, а разбираться потом будем.
— Казаки, Сережа, тем и отличаются от холопов, что у них крепостного права никогда не было, и унижений они не терпели.
— Я слышал, ты замуж собираешься. Это правда?
— А тебе какое дело?
— Такое, что я люблю тебя! Наташа, ты слышишь?
— Хорошо, что я не согласилась выйти за тебя замуж. Да и теперь думаю, если когда-нибудь мы будем вместе, вдруг потом тебя опять ограбят и найдется какая-то дама, купит моего Сережу на пару месяцев?
— О чем ты говоришь!
— Все о том же! Ты и сейчас пришел ко мне украдкой. Выходит, она не позволяет тебе видеться со мной.
Сергей опустил голову. Ну как ей объяснить, что Валет пообещал, что, если в течение месяцев четырех, от силы, полугода Сергей нарушит свое обещание не видеться с Наташей, у нее будут крупные неприятности. А Валет свое слово умеет держать. Если сейчас рассказать об этом Наташе, она испугается, будет ходить и оглядываться…
— Все гораздо страшнее, Наташа, — тихо выдавил Сергей. — Я не могу тебе рассказать обо всем, прошу лишь — потерпи немного.
— Понимаю, ты не можешь, а я и не спрашиваю, все и так ясно.
— Я не собираюсь жениться на Ларисе, я даже ни разу не встречался с нею после того, что случилось. Наташа, Наташа, ну пожалуйста, поверь мне: я люблю тебя, только тебя, никакая Лариса мне не нужна. А ты что делаешь! Ты собираешься выходить замуж! Ты бы хоть думала, что делаешь! Наташа! Любимая, через полгода…
— Ну так, может, через полгода и вернемся к этому разговору?
— Ты что, серьезно? Я никогда не прощу тебе этого! Слышишь? Всему есть предел. Если ты выйдешь замуж — между нами все будет кончено. Навсегда!
— Что же это получается — тебе можно, а мне нельзя?
— Никому нельзя, Наташа!
Она задумалась на мгновенье. Может, хватит его мучить? Она ведь не собиралась выходить замуж за Нигилиста. Но в это время в дверь коротко постучали.
— Вот и хорошо, что вы оба здесь. — Вадим Иванович виновато глядел себе под ноги. — Вы уж извините, ребята, но такое дело, надо на пару дней освободить изолятор.
— Освободить? — испугалась Наташа. — А где же я буду жить эти пару дней?
— Объясни, в чем дело, Вадим, — встревожился Сергей. — Что тут у вас стряслось?
— Да что стряслось! — махнул он рукой. — То и стряслось, что личности творческие, непрогнозируемые. Дураки, если уж прямо говорить. Ванька Шерстобитов порезал себе вены.
— Ох, Господи! Да он же заходил вчера ко мне, жаловался, что никто стихи печатать не хочет, и вообще, никакого будущего нет. Я послушала его и выпроводила, даже и не подумала, что он всерьез…
— Жив? — спросил Сергей.
— Да где там… Утром нашли товарищи по бутылке — уже холодный был. Такие вот дела… творческие. Все бузил, а потом взял да и… Дурак! Что еще скажешь?
Наташа закрыла лицо руками, заплакала, опустилась на кровать.
— А Наташа при чем? Ее подозревают?
— Да нет, но ты понимаешь, вот-вот нагрянет проверка из института, они все углы тут обшарят. Нужно, чтобы никого из посторонних не было. Если обнаружат, что Наташа живет в изоляторе, могут возникнуть трудности.
— Понятно, — вздохнул Сергей. — Нужно что-то придумать, где-то устроить Наташу.
— Денька два-три, а потом все уляжется, можно будет ей вернуться. Ну, я пошел, а вы думайте. Раньше десяти, думаю, не приедут проверять, до этого времени я вас не тороплю.
Он ушел, а Сергей присел на кровать рядом с Наташей.
— Наташа, милая, ну пожалуйста, не плачь.
— Он даже стихи свои не читал, — всхлипывала Наташа. — Сидел тут как в воду опущенный, а я-то, дура, ничего не поняла…
— А что ты могла сделать? Ну, перестань плакать, нам нужно подумать, куда тебя устроить на несколько дней. Вот проблема, этого мне только не хватало!
— Ты иди, Сережа, иди и не думай обо мне. Как-нибудь сама выпутаюсь или уеду обратно в Гирей. — Вытерла слезы и принялась складывать в чемодан одежду. — Посуду можешь взять с собой и одежду, какую покупал мне, — тоже.
— О чем ты говоришь, Наташа! Это все твое, не надо глупых жестов, прошу тебя. Что же нам с жильем придумать?
Наташа вдруг вспомнила, как он рассказывал о своей большой квартире, о комнате, где у него все есть. Мог бы сказать родителям: это моя жена, будет жить со мной, а уж она постаралась бы не раздражать мамашу. Мог бы, наверное, у родителей попросить денег, у них же тут куча знакомых, неужели не собрали бы эти двести тысяч? Мог бы, да не захотел. Чересчур самостоятельный. Теперь вот сидит, думает, куда бы ее пристроить. А сам боится, как бы кто не увидел, что он пришел к ней. Вот к чему привела эта самостоятельность!
— Уходи! Уходи, надоел ты мне!
— Не сердись, Наташа, — взмолился Сергей. — Это тоже случайность, я же не виноват, что…
— Ты ни в чем не виноват, — перебила она его. — Уходи!
— Но я же не могу оставить тебя в таком положении!
— Не беспокойся, что-нибудь сама придумаю.
Словно подтверждая ее намерения самой позаботиться о своем будущем, раздался резкий стук в дверь, и, не ожидая разрешения, в комнату вошел Петр Яковлевич Нигилист.
— Доброе утро, Наташа. Собираешь чемодан? Очень правильное решение. — Он подошел ближе, торжественно вручил Наташе огромный букет роз. Повернулся к Сергею. — А это кто? Носильщик? Скажи ему, я сам помогу тебе нести чемодан.
Сергей вскочил на ноги, сжал кулаки.
— По-моему, лучше тебе убраться, и чем быстрее, тем лучше. — Он с ненавистью смерил взглядом чересчур уверенного в себе жениха. Понял это сразу.
Нигилист, не обращая внимания на Сергея, достал из кармана пальто блестящую черную коробочку с золотым тиснением, открыл ее, протянул Наташе.
— Золотой кулончик с бриллиантами тебе будет очень к лицу, Наташенька. Заодно прими мои извинения по поводу вчерашнего поведения в «Арагви». Обещаю, что впредь буду более внимателен к тебе.
«Арагви», золотой кулончик… Сергей закрыл глаза, стиснул зубы. Уж не кошмарный сон ли это? Открыл глаза — нет, вот он, стоит рядом с Наташей, а она взяла коробочку, благодарит за подарок. Это — кошмарная явь!
— Наташа! — крикнул Сергей, словно была она шагов за десять от него.
Да так оно и было. Вот десять, а вот уже и пятнадцать шагов разделяют их. Она уходила от него все дальше и дальше, хотя не сдвинулась с места. Лишь повернула голову, внимательно посмотрела на него. Печальный был этот взгляд, прощальный взгляд…
— Кольца, к сожалению, я не успел купить, — спокойно говорил Нигилист. — Мы это сделаем вместе. Вначале заедем домой, оставим твой чемодан, потом — в магазины, купим все, что ты хочешь, кольца тоже, и — в загс, я уже договорился.
— Да ты что, с ума сошла? — Голос Сергея сорвался. — Только скажи, Наташа, я вышвырну его отсюда. Ну? Что же ты молчишь? Скажи, Наташа! Мы и без него что-нибудь придумаем.
— Молодой человек, вам не понятно, что вы здесь лишний? — без всяких эмоций осведомился Нигилист, только нос его дернулся чуть сильнее обычного. — Будьте добры, избавьте нас от вашего общества. Мне бы не хотелось огорчать Наташу сценами, которые могут последовать за этим.
— Нет-нет, никаких сцен. Мы поедем… да, мы поедем домой. А ты, Сережа, уходи куда хочешь.
— Вы слышали? — повернулся к Сергею Нигилист. В его светлых глазах легко читалось откровенное презрение. — Убирайтесь.
Наташа молча смотрела то на одного, то на другого и, похоже, никого не видела. Глаза ее были влажными.
— Ну хорошо, Наташа, — мрачно усмехнулся Сергей. — Как ты решила, так и будет. — Опустив голову, медленно пошел из комнаты, все еще надеясь, что она окликнет, позовет его, бросится на шею, скажет, что хотела всего лишь попугать…
Не окликнула, не позвала. А что он мог сделать? Набить морду жениху, вышвырнуть его из комнаты? А дальше? Снять для нее квартиру? Дело это хлопотное. Если узнает Лариса, не упустит возможности растоптать Наташу. Он ведь сам согласился на ее условия… Он и будет виноват в том, что случится.
Все против него: и люди, и обстоятельства. Где-то он совершил ошибку. Но где? Думать об этом не было сил.
Стоя на остановке у общежития, Сергей увидел, как выкатил на улицу Руставели черный «мерседес». Рядом с водителем, опустив голову, сидела Наташа. Его Наташа…
Теперь уже не его…
Часть вторая
«А за это за все ты отдай мне жену…»
1
Пока Нигилист обсуждал по телефону какие-то деловые вопросы, Наташа и Ирина вышли на кухню. Такой кухни Наташа еще не видела даже в кино: красивые столы и полочки, черное дерево и никель, электроплита с грилем и автоматическими, программируемыми режимами работы, СВЧ-печь, воздухоочиститель, таймеры, диванчик, небольшой телевизор «Сони», огромный холодильник — и все новое, блестящее. А какая посуда стояла в подвесных шкафчиках! Да только не радовало Наташу это неожиданно свалившееся на голову богатство.