- Чудесно… - Вильгельм соизволил переодеться, выбрав на сей раз костюм-визитку того оттенка бронзы, который редко кому идет. В сочетании с белоснежной рубашкой и цветком гардении получилось довольно мило и во всяком случае выглядел этот засранец не в пример лучше Диттера. - А двери тут есть?
Инквизиторы обошли храм по кругу.Времени это не заняло,ибо была башня не столь уж велика. А двери…
- Нет, - я позволила себе широко улыбнуться и , положив ладонь на стену, мысленно обратилась к нему. Прости, что так давно не заглядывала.
Дела и…ты же знаешь.И простишь. Всегда прощаешь. А еще я привела гостей. Не самых удобных, право слово, и быть может,ты прав,им не место внутри, но они сами попросили. Договор же не позволит причинить вреда.Договор…чтобы войти в храм, следовало вернуться домой.Я прошла старым входом для слуг, который давно уж не использовался по прямому предназначению. Последняя реконструкция , проведенная моим прадедом, несколько изменила облик дома, но храм не затронула.А потому…Одна дверь.И вторая, сделанная из темного дуба. Десяток сторожевых заклятий. И капля крови жертвоприношением. Сердце замирает: а если мою кровь, вернее, жидкость, ныне текущую в моих жилах, больше не та?
Если дом не признает.Придется договариваться с сестрицей, а та всенепременно воспользуется ситуацией. Я бы на ее месте воспользовалась.Но нет, кровь уходит в ржавый гвоздь, а рана затягивается. Дверь же отворяется беззвучно.
- Знаешь, – длинный нос Вильгельма шевелится. – Я уже и не уверен, что хочу туда заглядывать.
Диттер молча отодвигает однокурсника.Он сосредоточен.И решителен.Бестолочь… она не причинит вреда. Она тоже соблюдает Договор.Но я иду первой. Легонько касаюсь стены, оживляя шары. Магии в них достаточно, но свет все равно получается тусклым.Лестница вниз.
Раз,два, три, четыре , пять…
…вышел месяц убивать.
Детская считалочка, жутковатая слегка, но я привыкла. Я любила это место… голос крови? Привычка? Но прежде я часто приходила сюда…
…шесть, семь, восемь…
…и пощады не попросишь.
Вот здесь осталась кружка с трещинкой, моя любимая, я несла ее, но как-то поставила и забыла , а никто не посмел забрать. Это место не любит отдавать вещи.
…девять, десять…
…не повесить…
…и не сжечь, не утопить…
Это значит, будешь жить.
Набор слов, который напрочь лишен смысла, но я повторяю эти слова… повторяю, считая ступеньки, хотя их количество вряд ли изменилось. Сто двадцать пять вниз. И двести семь наверх.
- Знаешь, не обижайся, но фантазия у вас… извращенная, - Вильгельм вертел головой, будто опасался пропустить что-то на редкость интересное. Χотя что тут может быть интересного? Тесаный камень,темный мох, обжившийся в подземелье. Он давно изменился, если верить записям одного моего предка, весьма интересовавшегося миром живым, и питался не светом, но магией.Магии в доме хватало.И мох разрастался.Он затянул ступени, и идти было мягко. А еще мох неплохо поглощал звуки.И воду.И… бабушка как-то сказала, что не только их. Внизу всегда голодно , а чужаки, которым вздумается сунуться в храм без приглашения – законная добыча, но , пожалуй,инквизиции об этом знать не следует.
- Нет бы просто дверь сделать… а они устроили тут…
- Это место знавало разные времена, – Диттер осторожно коснулся стен. – Укреплены… как и храм… если вспомнить историю…
Вильгельм фыркнул.
А Монк остался наверху, лишь головой покачал : мол, Договор договором, а ему не стоит беспокоить богиню своим светом.
Правильное решение.
- …их не сразу признали на этой земле. Поэтому все первые храмы были защищены… вспомни святилище под Бёрном. Или думаешь, живой лабиринт – это лучше подземелья? Потом смутное время…
…оно затронуло и наш дом. Тогда он был разрушен почти до основания , а все, до чего удалось дотянуться толпам обезумевших светлых, сгорело в ярком пламени. Где-то там, на фундаменте, остались оплавленные камни, а в парке до сих пор не удалось вывести ветреницу… светлый, мать его, цветок, который во всех книгах упоминается, как исключительно капризный и требующий особого подхода к содержанию.
- …им было, что защищать.
…и защищаться самим.
Мой предок погиб, пытаясь удержать дом. Он был силен, но толпа, объединенная безумной идеей и благословением, оказалась сильней. Его жена и двое детей укрылись в храме, где и провели без малого два года… два года взаперти.С возможностью выйти лишь в подземелья.
…там есть вода.…и укрытие.…и голод им не был страшен, во всяком случае, в ближайшие лет двадцать, но…Даже храм может быть тюрьмой.
- Мы помним, – тихо сказала я.
- Мы тоже, - Вильгельм больше не улыбался. Его лицо в сумерках казалось особенно худым, изможденным даже. Серые тени залегли под глазами, скулы заострились , а губы сделались тонки. В изломе их виделась попытка скрыть мучительную гримасу.
…я поняла о чем он.Зараженный Бёрн.И объятый оспой север. Города, которые горели в очищающем пламени , а то не в силах было справиться с заразой… вымершие деревни. Заброшенные земли. Дороги, что стремительно зарастали сорными травами. Воронье над человеческими поселениями…она не знала пощады.А мы…мы,дети ее, не склонны были прощать. Слишком сильна была боль. Слишком жива память о тех, кому не удалось спастись. Да и… прощение в принципе не в характере темных.В тот последний год войны страна почти обезлюдела. Подозреваю, что не опасайся соседи подцепить заразу, Империя вообще прекратила бы свое существование. Но страх их был так силен, что санитарные кордоны на границах держались ещё пару десятков лет , а к нам и вовсе стремились без особой нужды не заглядывать.
Не важно.Я остановилась на площадке, где начинался подъем.Здесь было даже красиво.Куполообразный потолок. Белые клыки сталактитов. Темные неровные стены… и не нужно знать, что неровности эти – иллюзия, скрывающая несколько подземных ходов. Одни выводили в дом,другие – за пределы. Меня привела сюда мама, когда мне исполнилось пять.Это казалось приключением.Позже я приходила одна,и… никто не беспокоился? Конечно, здесь место Ее власти, а она не позволит случиться беде.
- А теперь наверх? – Вильгельм вздохнул и оглянулся на Диттера. - Ты как?
- Не дождешься.
- Может, все-таки тут? А то ж… волоки тебя на своем горбу.
Диттер скрутил фигу.
- Определенно, хорошие манеры – удел избранных… леди, прошу вас… не подумайте дурно, но как-то подозреваю, что нам здесь будут не рады…
Верно.Она не недовольна. Скорее удивлена: сюда редко поднимаются чужаки. А я… я спешу. Я так давно не была здесь… я уже и забыла, каково это… всеобъемлющее чувство покоя.Тишина.И ступени вверх.Я иду.Я почти бегу, зная, что не опоздаю, ведь время здесь идет немного иначе, но все равно нетерпение мое велико.Дверь.Белое дерево, которое, несмотря на прошедшие столетия, все еще пахнет деревом. Она открывается легко, беззвучно, и я вхожу. А те, кто идет следом…никуда они не денутся.
В храме светло.Свет проникает сквозь гардины, но я все равно подхожу, чтобы отодвинуть их, благо , палка с крюком никуда не подевалась. Зажигаю свечи и ароматические палочки, которые установлены на яшмовых лыжах.Свет проникает сверху.И пыль запуталась в сетях его. Я взмахиваю руками, кружусь… такое хорошо забытое ощущение счастья. Я… я ведь очень давно здесь не бывала.
- Прости.
И меня прощают, хотя и богини не любят одиночества.
- Я… действительно не хотела, – я опускаюсь на пол,и юбки ложатся солнцем. Свет заставляет жмурится…
…надо бы полы помыть.…и пыль убрать.И… потом, это все мелочи. На самом деле важно другое. И я, приложив палец к губам, достаю нож. Здесь он оживает ещё больше. Я чувствую и дрожь его,и жажду… как давно он не пробовал крови.Давно.
- Бабушка взяла его здесь, верно? - я подношу нож к постаменту.
Эта статуя невелика.Поставленная на мраморный куб – этот мрамор, в отличие от храмовых плит обтесан грубо, кое-как – богиня смотрит на меня чуть свысока.Ей простительно.Золотое лицо.Глаза прикрыты. Полные губы растянуты в некоем подобии улыбки. Палец верхней левой руки прижимается к ним, словно предупреждая, что слова стоит беречь.Ее уши слишком велики для маленькой такой головы, а в растянутых мочках болтаются черные серьги. Ее грудь, напротив, мала,и с первого взгляда фигура выглядит мужской.Диспропорциональной.Слишком широкие плечи.И талия.И…Это лишь кажется. На шее ее висит ожерелье из крохотных черепов. Их вырезал мой предок… не помню уже, какой именно.
- Здесь, - я положила клинок к подножью куба,и ресницы богини чуть дрогнули. – Ты знаешь, что происходит?
Молчание.Нет, я не ждала, что статуя заговорит. Но… раньше я приходила сюда подумать. Мысли становились легкими , а в голове наступала удивительнейшая ясность. Сейчас…я слышала треск сверчка, непостижимым образом проникшего внутрь. И сиплое дыхание инквизиторов.
- Проклятье… - голос Вильгельма донесся из-за двери. - Чтоб я когда-нибудь снова… эту лестницу… строили… чтобы поиздеваться, не иначе…
- Меньше болтай.
- Не могу… это… способ… скинуть… напряжение… мозгоправ сказал. Ни хрена он не понимает… ни хрена не видел… сидит… в своем… кабинете… и придумывает… напряжение… я не пью… ты пьешь?
- Уже нет.
- Правильно… Юстаса помнишь? Спился… сорвался… теперь в лечебнице… а я только… на… консультации хожу…
Громкие какие.И сопят.
- Я… не понимаю, – я села перед статуей, как делала когда-то в детстве. Тогда я могла разглядывать ее часами, и кто бы сказал, что это занятие скучно, я бы…
…я приносила ей букеты полевых цветов.И однажды даже бабушкины розы, которые выломала сама. Помнится,исцарапала все руки, но… с кровью даже лучше, не так ли? Я просила ее вернуть родителей. А богиня смотрела. Смотрела и улыбалась… и кажется, именно тогда я перестала приходить.Нет, я заглядывала на праздники.И приносила в дар кровь и благовония, красную охру и медовые шарики, которые сжигали в потемневшей от времени чаше. Я резала пальцы ножом и поила богиню своей кровью,ибо…так было нужно.
- Но ты сдохнешь… а я… буду… жить…
Смех богини раздается в ушах, и кажется, кто-то стонет. А потом в дверь вваливается Вильгельм. Он идет на четвереньках, оставляя за собой цепочку красных пятен. Впрочем, кровь довольно быстро впитывается в плиты.
- Будем… считать… платой… за разрешение… - Вильгельм держится за стену и встает. Его шатает и я почти чувствую, что держится он исключительно благодаря упрямству. Кхари же… к ней редко заглядывают чужаки, и поэтому она изучает новую игрушку.
А я…Я тоже игрушка?В какой-то мере, но любимая. Меня берегут и… да… мне не дадут всех ответов: боги не вмешиваются в дела людей, однако…в уголке левого глаза статуи набухает алая слезинка. Она становится больше и больше,и когда она уже готова сорваться, я подхватываю ее на палец.
- Стой… - голос Вильгельма пробивается сквозь заунывный плач труб, а я слизываю божественную кровь, отворяющую врата.
Глава 28
…плач становится громче.А я оказываюсь на помосте, в теле той,другой женщины, из моего сна. Пусть сон и был наяву, это ничего не меняет. Мне тесно.Неудобно.И тяжело дышать.Сознание женщины затуманено, но и в нем птицей бьется одна мысль:
- Не хочу…
…ей подносят чашу с зельем,и грязная неопрятная старуха поднимается на цыпочки, лезет пальцами в рот, готовая выбить зубы, если упрямица не подчинится.Зелье горько.
- Это ты виновата… ты… - старуха бормочет, она следит за каждым нашим шагом. – Все ты… говорила, что не надо тебя брать… беднота горькая , а он…
Ее голос срывается на вой.Причитания.Но она успевает раздать затрещины троим девчушкам, что прячутся в тени. Старшей около десяти. Младшей – чуть больше трех…он хотел сына , а рождались дочери… пятеро… двоих ей не удалось защитить… старуха говорит, что они умерли во сне, что с младенчиками такое сплошь и рядом приключается, но мы знали правду: старуха их придушила…Хватит девок.
…нельзя позволить зелью затуманить разум, но…
- Иди, – старуха заставляет допить до капли.
Богиня защитит.…или даст шанс отомстить. Но сейчас дарованная ею сила спит, убаюканная чужим проклятьем… как и когда повесили на шею этот медальон? Он, выглядящий простым камнем, давил, связывал, мешал воспротивиться и…Взгляд наш цепляется за девочек. И губы старшей шевелятся…старуха сговорилась отдать ее. И новая семья готова принять, если силу моей дочери запрут… старуха уже заплатила, я знаю… и моя девочка, моя весeлая девочка, которая несмотря ни на что лучилась светом , погаснет.
А я…надо было уходить.Вчера.Позавчера… в лес… хищники, змеи… мертвый город… голод… лучше смерть от голода, чем…Мой взгляд цепляется за взгляд дочери. Богиня…камень опоясывает.Я закрываю глаза.И открываю уже на костре. Сложенный из сухого хвороста, он высок. И отсюда видно всех, кто собрался на похороны. У моего мужа большая семья, и мать его, окруженная пятью сыновьями, выглядит белым пятном среди ярких нарядов.
…они богаты…они всегда покупали, что хотели. И когда Джораш захотел меня, мать разрешила, а мои родители посчитали за удачу. Конечно, им не пришлось собирать приданое… мне всего-то и дали, что два платья, а остальное поделили сестры. Они, глупышки, еще радовались моей удаче.
Как же…Я буду жить в большом доме и командовать слугами.…я сама стала служанкой , а после и рабой. И никто не заступился, когда меня повели к грязному старику, который кривым ножом перекроил мое тело.
Не понимаю.Видит богиня, не понимаю… мне жаль эту женщину,и я воспринимаю ее боль, как свою собственную, однако какое отношение она и та забытая деревушка имеют к делам нынешним?
…пламя взмывает до небес.Оно обходит тело моего мужа, будто полагает его недостойным очистительного жара своего. И это тоже оскорбление, которое, я знаю, не останется незамеченным. И без того его смерть смешна.…утонуть в выгребной яме.Я хохочу, и голос мой тревожит пламя, заставляя отступить. Не больно……я потеряла саму способность испытывать боль, но…Я нахожу в толпе моих дочерей. Они держатся вместе,и старшая обнимает сестер. Она не сумеет защитить их, как не сумела я сама, но… сейчас, на пороге смерти, я могу сделать лишь одно: стряхнуть путы каменного амулета и позвать мою богиню.
Спаси и защити.Дай силы.Дай мне…пламя поет. И пляшет. И в нем проступает до боли знакомый силуэт. Он спускается с погребального костра, который уже здорово пахнет паленым, и идет мимо людей. Люди падают , прижимаются к земле, надеясь слиться с ней…
Она касается макушки моей дочери,и над темными волосами той вспыхивает корона пламени.…и над головками младших.…теперь они не посмеют… теперь побоятся… хорошо… и за это я готова выдержать боль. Но пламя милосердно, как и та, которую так боятся глупцы.Она касается моей руки и та становится прахом.Она обнимает меня.И губы ее обрывают истончившуюся нить моей жизни.
…а я…
…я вновь вижу чужими глазами.
Я стою в древнем храме на голых плитах,и чужак за моей спиной что-то говорит. Его речь непонятна, гортанна и даже простые слова кажутся ругательствами. Сам чужак…белокож.Некрасив.У него выпуклые глаза тусклого цвета , а волосы похожи на сухую траву. Его кожа краснеет на солнце,и чужак прячется от него под зонтом.Он богат.Но одевается в тяжелую неудобную одежду.Он способен слышать силу , а ещё хочет забрать ее себе,и потому говорит со мной. Никто из наших мужчин не смеет, а он говорит… и прикасается.Губами.К ладони.Он мог бы взять меня. Некоторые из его людей брали женщин, а те молчали, потому что мужчины потом давали монеты, полновесные, золотые, и этого было достаточно, чтобы утихомирить ярость мужей. Некоторые сами приводили своих жен к чужакам и торговались.
Я видела.Моя бабка шипела, что мы с сестрами тоже могли бы пойти, ведь ясно, что во всей округе не найдется безумца, который захочет взять нас в жены. Она бы и сама нас привела, если бы…чужак не боялся.Все боялись.И мои дядья, которые прежде с превеликим удовольствием раздавали затрещины,и их жены, и дети, находившие немалую радость в том, чтобы щипать и толкать нас,и староста, и мужчины, и женщины… и пожалуй, нас бы изгнали, если бы не этот страх.Но кто рискнет обидеть посвященных Кхари?
- Я плохо говорить твой язык, - чужак старается. Он не злой. И в отличие от прочих не считает нас дикарями, разве что самую малость. Он редко хмурится, а злым я видела его лишь однажды, когда Ишмас-водовоз колотил свою жену.Чужак поколотил Ишмаса.Вмешался он зря, но Ей понравилось. И потому я привела его в храм. А он принес цветы.…мне иногда передавали дары для нее.Лепешки , пропитанные птичьей кровью.Квелые тушки или куски сырой печени. Иногда – костяные иглы или даже браслет , пусть деревянный, но кровью измазанный. А чужак – цветы.И сам он возложил их к ногам богини.А потом протянул к ней раскрытые ладони, зажмурился. Что-то произнес…сила… какая сила…