- Господи, - Стив закатил глаза и поцеловал его, прижимая к себе так крепко, чтобы не осталось сомнений – он говорит ерунду. – Да с адептом зла я бы ни за что не стал делить постель. Разве что сам был бы злом… Погоди-ка…
- Нет, - заверил его Баки. – У тебя свет бьет из задницы, как прожектор, освещающий красотку Либерти ночью. Так что ты-то точно не имеешь никакого отношения к Гидре, Стив. В отличие от нас с Броком.
- Расскажи мне все, Бак.
- Я всего не помню.
- Брок дополнит, - не терпящим возражений тоном произнес Стив. – Для нашего общего блага и мира в семье. Я жду.
Баки перевернулся на спину и выпустил в потолок стайку небольших дымных колечек, раздумывая. Стив его не торопил – терпения с Баки ему было не занимать. Наконец тот заговорил:
- В Гидре меня постоянно контролировали. Я был не самым послушным оружием, но самым эффективным. Все время, сколько помню, у меня был хэндлер – человек, который занимался мной постоянно. Его первого я видел, когда размораживался, и его же лицо было последним, что я мог рассмотреть сквозь заиндевевшее стекло крио перед погружением в стазис. Он же меня обучал, давал задания, наказывал, поощрял… хотя последнее редко, должен признать. Этот человек звался Командиром и был для меня всем. Фактически, он был единственным, кого я слушался без прямого приказа. Если он говорил: «Солдат, я хочу, чтобы ты не спал следующие двадцать четыре часа», я не спал. Физически не мог заснуть. Его первого я защищал в заварушке, ему же отчитывался в сбоях и вернувшихся воспоминаниях. Таких людей за семьдесят лет у меня было несколько. Первых трех я почти не помню, четвертый был конченным психом, а пятый вот он, - Баки погладил напряженного Брока по плечу и фыркнул, когда тот немного расслабился от этого прикосновения. – Чтобы ты понимал в полной мере, кто такой хэндлер, я расскажу тебе историю. Чтобы избежать твоей попытки придушить Брока, сразу скажу – она не про него.
Баки прикурил новую сигарету и включил телевизор, убрав звук почти полностью.
- Однажды Командир приказал мне не двигаться, это было во время осмотра, на котором он должен был присутствовать от начала до конца, а это несколько часов. Я обычно сосредотачивался на нем, остальных почти не видел, так было легче, - он невесело хмыкнул, - как собаке легче переносить манипуляции у ветеринара, если хозяин рядом. Так вот Командир ушел, нарушив инструкции. Я ждал, с каждой минутой паника подкатывала к горлу удушливой волной, хотелось кинуться за ним, проламывая стены, найти, просто чтобы увидеть. Но мне приказали не шевелиться. Мой личный страх или приказ? Тут какой-то не слишком опытный техник сказал: «Согни руку в локте, Солдат». А у меня приказ не двигаться.
- Придурки, - жестко бросил Брок, и по его тону Стив понял, что будет дальше.
- Я сорвался, когда мне насильно попытались согнуть руку, а потом ударили током, вынуждая нарушить приказ. Я дернулся – разряд был сильным. Дернулся и просто обезумел от ужаса – я не смог. Мне приказали сидеть неподвижно, а я… Нарушил. Приказ. Командира.
- Баки, - мягко произнес Брок. – Это он выдал заранее нелогичные инструкции. Ты не виноват.
- Я их всех положил… всех до одного. Потому что Командир не ошибается. Значит, ошиблись они. Они виноваты в том, что я нарушил приказ, - Баки перевел взгляд на Стива, и тому на мгновение показалось, что от зрачка по радужке ползет чернота, расчерченная льдистыми узорами, как на стекле зимой. Но это только показалось. – Вот кто такой Командир. Меня привязывали к нему психологически, приколачивали ментальными гвоздями намертво. Я без него был как… моя бионика без мозга. Всего лишь кусок металла. Подведи ток – она будет дергаться, заедая, но эффективности без центральной нервной системы от нее не добиться. Так и я. Оружие без умелых… ну, или не очень умелых, рук.
Он перевернулся на бок и поцеловал Брока – длинно, жадно, будто все еще не мог поверить, что делает это оттого, что хочет сам, а не потому, что получил такой странный приказ. Стив замер, чувствуя, как тяжело и больно бьется в груди сердце, но готов был слушать дальше. В конце концов, это он начал неприятный разговор. Оставалось надеяться, что, когда он вспомнит последние семьдесят лет своей жизни, то и его не забудет.
- Смена хэндлера всегда проходила тяжело. Это как выдирать ржавый гвоздь из крепкой доски, а потом на его место вбивать новый. Новый должен быть толще и длиннее, чтобы держать так же крепко. Еще крепче, чем старый. Когда мне привели Брока, мой предыдущий Командир был в летах. Это было так странно, просыпаясь, видеть, как разительно меняется знакомое лицо. А Брок был молод, и когда на него перекидывали те управляющие нити, накрепко впаивая их в меня, вбивая десятки новых толстых гвоздей мне в мозг, я вдруг понял, что этот – последний. Что я просто перестану что-либо соображать, если переживу смену хэндлера еще раз. Дыры в моей голове станут зияющими, такими огромными, что я не смогу без подробных инструкций даже винтовку разобрать. И я берег его. Я так… так привык все время видеть его, постоянно чувствовать рядом, что, даже погружаясь в криосон, до последнего не закрывал глаз, чтобы знать – он жив. Меня разбудят, и он будет здесь. Я даже запомнил его имя, хотя мне лично его никто не называл. Меня обнуляли, а я помнил: у меня был кто-то важный, теплый, ласковый, с голубыми глазами и литыми мышцами, обтянутыми светлой кожей. Этот кто-то был моей душой, а вот мозгом был Командир. Этот, последний, Пятый, был выше всяческих похвал. Никогда не оставлял без присмотра, подробно объяснял задачу, никогда не срывался на мне и не наказывал просто так, только за дело. И даже поощрял. Редко, но бывало.
Стив почувствовал, как кривится от этого «наказывал только за дело», и отчасти понял отношение себя-теперешнего к Броку Рамлоу. От Баки, конечно, это не укрылось.
- Ты никогда не поймешь, какое это счастье – четко понимать, чего от тебя хотят, и получать заслуженную награду за хорошо выполненную работу. Не опасаться, что тебе ни с того ни с сего дадут по зубам просто оттого, что у твоего хэндлера не клеится с новой лаборанткой.
Брок со вздохом притянул его к себе за затылок и поцеловал.
- Я уже извинялся, - хрипло произнес он.
- И я уже говорил, что благодарен. И за пропущенные обнуления, когда я выпадал в прошлое и звал Стива, и за то, что Страйк ко мне относился не как к служебной собаке, а как к человеку, пусть и со странностями. Тебе не за что извиняться. Попробовал бы рыпнуться – вынесли бы вперед ногами. И не факт, что меня не заставили бы… самому ликвидировать тебя.
Брок потрепал Баки по волосам и, избегая смотреть на Стива, притянул его голову к своей груди. Тот потерся щекой о его плечо, улегся удобнее и продолжил:
- Однажды меня разбудили и дали наводку на Цель. На наше общее счастье, операцией руководил не Командир. Его отстранили, он курировал только обслуживание и инструктажи, иначе… я не знаю, как все сложилось бы, потому что когда я увидел Цель, то понял – это он. Тот, первый, из сна. Меня будто накрыло волной ощущений: острый восторг от прикосновения к нему, жажда обладания, гладкость кожи под ладонями, жар, опаляющий нутро. Командир мог бы мне приказать, но тот, кому поручили руководство операцией, меня боялся. Я чувствовал его страх всей кожей, как озноб. Знал, что могу ослушаться. Первоначальные установки зудели в мозгу, как шум бормашины, все громче, громче, я смотрел и смотрел на него… на тебя, - он перевел взгляд на Стива и ухмыльнулся, - если бы не вмешательство того ничтожества, что осталось за Командира, я принялся бы тебя трогать, а не бить. К сожалению, тогда в мою голову были встроены своего рода крючки, за которые можно было дернуть, если я заупрямлюсь. И он дернул. Дальше помню только какой-то сумбур, меня обнулили, потом куда-то перевозили, а потом я оказался натянут между вами двумя, как струна. Меня бы разорвало, если бы ты не понял это, как всегда все обо мне понимал, - Баки протянул руку и погладил Стива по щеке. – Ты, как я сейчас понимаю, выкупил нас обоих этим контрактом, отдав взамен огромный кусок своей репутации. Со мной было сложно, Стив. Когда память стала медленно возвращаться, я будто со стороны увидел весь тот кошмар, в который втянул тебя.
- Бак.
- Не перебивай меня. Я жил по приказу. Брок командовал: «Спи», «Ешь», «Тренируйся», он мыл меня в душе, показывал простейшие вещи, о которых я, как оказалось, не знал. А потом в один прекрасный момент я, как бойцовский пес при слишком мягком хозяине, вдруг понял: я сильнее. Этот человек принадлежит мне, потому что я могу свернуть ему шею. Я могу делать с ним все, что захочу. Гвозди, вбитые мне в голову, расшатались, некоторые выпали, а некоторые переместились в такие хм… интересные места, что мое слепое повиновение переплавилось вдруг в физическое влечение, в желание брать, делать своим того, кто был частью меня. Так что ебать себе мозг – это буквально про нас с Броком. Я постоянно подлавливал его в моменты беззащитности и давил, пока не прогибал под себя. Если бы ты не вмешивался, боюсь, рано или поздно это закончилось бы печально.
- Что делал я? – нашел в себе силы спросить Стив. – Просто наблюдал, как ты ломаешь живого человека, и сам будучи не очень-то целым?
- Тебя тягали по разным инстанциям, тебе ебали мозг и совесть, ты приходил за полночь или не приходил вообще. Брока отстранили, потом по-тихому вернули Страйк в ЩИТ, а его снова сделали командиром. И мы зажили так: мне нужен был Брок, Броку – ты, а тебе – я. - Баки потер лицо ладонью и сел, глядя Стиву прямо в глаза. – Потом, когда воспоминания о нас с тобой вернулись, я ужаснулся тому, во что все это превратилось, но было поздно. Мы постоянно балансировали на лезвии ножа под названием «компромисс», и конца-края этому безумию не было. Меня рвало на части между вами двумя. И ты, и Брок пытались как-то ослабить это натяжение. Мы спали в одной постели, я – посередине. Ужинали вместе – всегда, что бы ни случилось, если не было срочных миссий. Составили идиотское расписание, кто с кем и когда проводит свободное время, кто когда готовит и какие еще обязанности по дому выполняет. Твои друзья заваливались к нам по пятницам с инспекцией, и вы устраивали дурацкий киномарафон, делая вид, что все хорошо, а мы с Броком сидели среди вас, как два зека в камере с видеонаблюдением. Это… был кошмар, Стив. Вроде и правильно все было, вроде, и выбирали мы всегда лучший вариант, а один хрен паршиво было – не передать. Тебе было сложнее всего. На тебя давили со всех сторон: друзья, начальство, общественность. Тебе высказывали свое «фе» возмущенные старушки, а мамаши с детьми переходили на другую сторону улицы, завидев тебя с нами. Надо отдать тебе должное, ты никогда не срывался дома, но отгораживался. Замыкался. Жил, как заведенный, строго соблюдая расписание даже в постели.
- И чем это все кончилось? – спросил Стив.
- Потерей памяти, - ответил за Баки Брок. – Вся эта херня так затянулась петлей вокруг нас, что что-то должно было произойти рано или поздно.
- Почему мы не поговорили? Люди разговаривают, это результат эволюции. Это то, что отличает нас от животных, вынужденных жить одной стаей.
- Каждый из нас считал, что худой мир лучше доброй войны, - заметил Баки. – Да и что бы я сказал тебе? «Разберитесь с Броком в ваших отношениях, а то смотреть на вас тошно, два идиота»?
- Эй, полегче, - Брок хлопнул Баки по бедру и отнял только что прикуренную сигарету. – Какие еще «отношения»?
- Вот, началось, - Баки закатил глаза и упал лицом в подушку. – Поговорите. Словами и через рот. Я пообещал самому себе не вмешиваться, вы же, типа, совершеннолетние. Оба. Вы так ничего и не выяснили?
- Я могу говорить только о том, что чувствую теперь, - признался Стив.
- Это и есть настоящее, мелкий. Все наносное – это то, что втолковали тебе другие. Но вот здесь, - он перевернулся и коснулся своей груди металлическими пальцами, - вот здесь - настоящее.
Стив потянулся к нему, как когда-то давно, в самый первый их раз, будто не знал до этого, насколько они близки, что значат друг для друга, вытянулся на нем, жадно наполнил легкие выдыхаемым им дымом и поцеловал.
- Разговоры подождут. Все, что я хотел сказать, я уже сказал, но мне не поверили. Придется поискать аргументы для убеждения.
- Охотно тебе в этом помогу, - Баки одним ловким броском вывернулся из-под Стива и поцеловал их поочередно, ясно давая понять, чего хочет.
Стив махнул рукой на усилившийся шум в ушах: у него были дела поважнее.
========== Глава 8 ==========
Стив еще никогда не жил так полно, так безоглядно и так ярко, как сейчас, в этом новом мире, полном непонятных приборов, слов, ярких вывесок, синтетических продуктов и навязчивой рекламы. Он ему нравился, этот мир, эта жизнь, полная чувственных удовольствий. Жизнь, в которой нельзя было курить в общественных местах, а вот целовать там же мужчину – можно.
Жизнь, в которой он хоть ненадолго мог раствориться в своих любовниках полностью, без остатка отдать себя им, и каждым поцелуем утверждать свое право на них обоих.
Он сходил с ума от этой счастливой вседозволенности, когда, вылизывая Баки, буквально трахая его языком, можно было одновременно ощущать твердый член у себя в заднице и задыхаться от острого, почти болезненного, стыдного удовольствия. Можно было покорно брать до самого горла, слизывая знакомый терпкий вкус Брока и одновременно сжимать бедра Баки, с упоением скользящего по его члену, медленно, чувственно опускающегося до самого конца.
Хорошо было оказываться в середине, боясь, что сердце, его отвратительно здоровое сердце, просто разорвется от избытка ощущений: тугой, обволакивающий жар Брока, его теснота, сильная хватка его бедер; и привычная, желанная заполненность, прохлада металлической ладони на горле, хриплые выдохи Баки куда-то в шею.
Стоны, которые он больше не мог, да и не хотел удерживать, рвались нескончаемым потоком, и сил хватало только на то, чтобы глотать слова – до поры. До того момента, когда он не захочет больше бороться с головной болью и терпеть гул в ушах, когда позволит себе увидеть чуть больше, чем потрепанную серую папку с кириллицей выведенной на ней надписью: «Дело №17».
Сейчас он не хотел помнить. Сейчас он хотел жить, зная, что все усложнится в разы, стоит ему позволить воспоминаниям вернуться. Он дал себе этот вечер. Дал им троим возможность не думать ни о чем и ни о ком, кроме друг друга, не заниматься ничем, кроме утоления голода и потребности быть вместе. Впервые – так, без правил, расписаний и сложных взаимозачетов.
Когда вечером они сидели на уютной кухне и Баки, смеясь, переворачивал блинчики, подбрасывая их в воздух, а Брок разливал чай, Стив мог просто любоваться их плавными, уверенными движениями, не зная их биографий, не отягощая жизнь лишними знаниями. Многие знания – многие печали.
Потом, собирая с их губ горький дым, он чувствовал лишь общность, жадную потребность быть здесь и сейчас, быть с ними, быть их. И, борясь с головной болью, Стив был готов продлевать этот вечер столько, сколько у него хватит сил. А сил ему было не занимать.
И когда позже они с Баки вместе влезли в огромную ванну и туда же затянули упиравшегося Брока, а потом мыли его в душистой пене, и Баки дурашливо прогибался в спине и поднимал над головой мокрые руки, изображая одалиску, купающую султана, Стив с горечью понимал – время истекает. Он не хотел помнить, но выбора не было. По сути, выбора у него не стало, как только он согласился на опасный эксперимент Эрскина, еще тогда, в прошлой жизни.
Глубокой ночью, когда они все, наконец, насытились друг другом и, сплетясь в плотный клубок, уснули, Стив еще успел подумать о том, что выбор, впрочем, есть всегда. Просто не все решаются сделать его без оглядки на друзей, общественное мнение и привычную, устоявшуюся картину мира.
Но Стив Роджерс потому и стал Капитаном Америкой – страх, равно как и инстинкт самосохранения, у него отсутствовали напрочь.
***
Сон отпускал медленно, будто нехотя. С кухни слышалось немелодичное мурлыканье и пахло жарящимся беконом. Волосы Брока пахли сигаретным дымом и шампунем, спина была теплой, а сам он был таким расслабленным, домашним, что…