— Как зовут-то тебя?
— Элоиза.
— Странное имя. Ни разу не слышал. Хотя… вроде, у «Наутилус Помпилиус» песня была…
— Элиза, Елизавета, Эльвира, Елена, Илона — лучше? Можешь звать, как тебе вздумается.
Славка подумал, пожал плечами.
— Не, мне больше нравится Элоиза. Просто имя довольно редкое, да и… — он захлопнул рот, но девушка, вздохнув, всё же закончила за него:
— Да и не так часто встретишь кошку, которая на самом деле вовсе не кошка. Я тебя правильно поняла?
— Вообще-то да, — признался Святослав, — но я ничем не хотел тебя обидеть.
— Представляю, кем ты меня считаешь, — медленно, словно задумавшись, произнесла девушка, — Monstrum magnum как минимум.
Славка поморщился, махнул рукой.
— Ну что за мысли! И вовсе я так не считаю. Я просто не знаю, что о тебе думать. И вообще понятия не имею, кто ты такая. Не кошка же?
— Не кошка, — согласилась она, отправляя в рот ложку мороженого и запивая его чаем, — Только не говори, что это известие тебя успокоило.
— Успокоить — не успокоило, но я и не дрожу от страха, как ни странно. Просто интересно. Несколько недель я жил с кошкой… с обычной кошкой… разговаривал с ней, порой о сокровенном, переодевался при ней, совершенно не стесняясь и ничего не подозревая. Играл с ней в обычные для домашних животных игры, дрессировал… А киска однажды возьми да и «скинь шкурку». Мистика прям какая-то. Ты оборотень, что ли?
— Нет. Я ведьма.
Святослав нервно рассмеялся, встал с места, сделал круг по кухне.
— Типа Бабы-Яги, да? Ну, это проще!
Элоиза нахмурилась. Кусочек мороженого сорвался с ложки и упал в чай, растаяв и превратившись в маленькую расплывчатую кляксу.
— Слав… Ты не знаешь, с чем связался. Не понимаешь, кто я. Сейчас ты всё воспринимаешь, как большой прикол, а всё серьёзно. Мне действительно лучше уйти. Поблагодарить тебя за заботу и гостеприимство и уйти. Так будет лучше для тебя.
— Неубедительно, Элоиза. Все эти картинные речи… Скажи, ты помнишь, что было до того, как я принёс тебя сюда?
Плечи девушки дрогнули.
— Да, — она помолчала, потом тихо добавила: — Всё равно ОН снова меня найдёт.
— А я не хочу, чтобы этот самый «он» тебя нашёл, — уверенно заявил Святослав, — Поэтому ты и останешься.
— Слав… — начала она умоляюще.
— И закроем этот вопрос. Кушай своё мороженое, Элоиза, а то оно тает, — мягко и настойчиво сказал он.
— Послушай… а как же Полина?
— Полина? Никто не узнает о тебе, если ты захочешь. А Полина… Я ни в коем случае не хочу портить с ней отношения, поэтому… — он нервно рассмеялся, — Да ты что, думаешь, я способен изменить ей с первой встречной? Да я тебя едва знаю!
Сказал — и тут же пожалел о сказанном: Элоиза обидчиво вспыхнула, потом так же резко побледнела, встала из-за стола и вышла из кухни.
— Дурак, — услышал Славка лаконичное из коридора.
Парень не спеша допил свой чай, убрал мороженое в морозилку, вымыл посуду и только тогда направился в свою комнату.
Джинсы и футболка висели на спинке стула. Кошка сидела на подоконнике, отвернувшись и обняв хвостом лапки, и являла собой живое воплощение упрёка.
— Элоиза, — негромко позвал Святослав.
Кошка тоскливо посмотрела на приоткрытую форточку. За окном тихо шептал что-то дождь. «Быстро же погода испортилась», — подумал парень, — «Только что ведь солнце светило, а теперь — вот…» На подоконник снаружи сел голубь. Грязный, мокрый, облезлый какой-то. Посмотрел вокруг, заглянул в окно, увидел за стеклом кошку. Дёрнулся было в сторону, но почему-то вдруг успокоился. Уселся напротив кошки и принялся разглядывать её то одним, то другим маленьким круглым глазом, а потом вдруг громко, взволнованно заворковал. Кошка его внимательно слушала, иногда подёргивая ушками и щуря глаза.
— Ты что, его понимаешь?
Святослав подошёл ближе. Голубь испуганно захлопал крыльями, как-то неуклюже сорвался с подоконника и улетел. Кошка спрыгнула на пол, подошла к своему матрасику возле письменного стола и улеглась, закрыв глаза.
«Как странно», — подумал Славка, — «девушка на кошачьей подстилке… Это так же жалко и нелепо, как яркая, красивая птица в клетке-коробочке для хомяка… или мыши. Ей же неуютно, плохо! Боже, да она живёт так — как животное! — уже несколько недель!». Ему вдруг стало ужасно стыдно и неудобно. Он поднял кошку, перенёс её на свою кровать, положил на подушку, сел рядом и сказал:
— Элоиза, прости меня. Вернись, пожалуйста. Не будь больше кошкой. Я же знаю, что тебе самой это не нравится. Давай я отвернусь… или выйду, а ты станешь собой, оденешься… Ну, прости меня. Ты права: я дурак. Но ты-то… Ты хорошая. Стань собой, пожалуйста. Давай. Я пока выйду.
Она сама пришла к нему на кухню минут пять спустя. Встала у стены, всем своим видом говоря: «Я пришла. Что теперь? Давай мириться, что ли…» Святослав молчал, не зная, что ей сказать. Может быть потому, что почувствовала это, девушка заговорила первой:
— Хочешь, приготовлю тебе ужин?
— Да вообще… Я, вроде, и сам… — замялся Славка.
— Нельзя питаться одной картошкой и полуфабрикатами. К тому же так от меня хоть какой-то толк в доме будет. Ну так… приготовить?
— Приготовь, — кивнул Святослав и поспешно спросил: — Элоиза, значит, ты на меня больше не в обиде?
Девушка пожала узенькими плечиками.
— Знаешь, Слав… Обидеть можно только друга или близкого человека. А я тебе — никто. Значит, не имею права обижаться. Просто ты сделал мне больно.
— Прости, — сказал Славка покаянно.
— У тебя мука в доме есть? — равнодушно спросила Элоиза.
— Нет. Я сейчас дойду до магазина, куплю. Подождёшь?
— Да.
Быстро одевшись, схватив деньги и зонт, Святослав почти бегом помчался в магазин. По дороге он всё время думал о непонятной девушке Элоизе.
«Она странная. Беззащитная и сильная, беспомощная и жестокая одновременно. Мне так кажется. Она мне не верит, хотя и доверяет. А я почему-то ей и верю, и доверяю. Я запретил ей уйти… точнее, не позволил — зачем? Почему хочу, чтобы она осталась в моём доме? В доме — в жизни? Она ничего не просит у меня, но я чувствую: она нуждается во мне. С ней что-то случилось… Да, я её совсем не знаю, но… Я полюбил её-кошку. Что это — жалость, привязанность, желание помочь? Я не знаю. Она была моей кошкой. И более — она была моим другом. Кто она сейчас? Не знаю. Я уверен только в одном: я ей нужен. Она без меня пропадёт…».
— Славик!
Святослав вздрогнул, вырванный из мира своих мыслей, и оглянулся. Аккуратные тёмно-коричневые туфельки, бежевый плащик, пёстрый зонтик в маленьких руках, облако золотистых волос, на губах и в глазах солнечными бликами играет улыбка. И Славка тоже улыбнулся в ответ:
— Здравствуй, Полина. Какими судьбами?
— Вот, гуляю, — она кокетливо улыбнулась, — А если честно, я шла к тебе.
Святослав удивился и опешил:
— Что… правда, ко мне?
Она кивнула.
— Не ожидал?
— Не… Я ужасно рад тебя видеть, правда. М-мм… Поля, у тебя всё нормально? В смысле, ничего не случилось?
Её лицо на какое-то мгновение сделалось сердитым и грустным одновременно. Обиженно поджатые губы дрогнули. Девушка вздохнула, театрально пожала плечами.
— Так… Мелкие неурядицы, Славик. Не обращай внимания. А как ты догадался?
Славка помедлил с ответом, но всё же решил сказать правду:
— Вряд ли ты искала бы меня, если б не какие-то проблемы. Я прав?
— Прав, — горько согласилась Полина. И беспомощно замолчала.
Святослав осторожно взял её за руку. Ладошка Полины была тёплой, чуть влажной и почему-то подрагивала. Славке захотелось обнять девушку, зарыться лицом в её пахнущие дождём волосы, прикоснуться поцелуем к губам, а потом отвести её к себе домой, напоить крепким чаем… и забыть о том, что она не одна. Желание было настолько сильным, что Святослав шагнул навстречу Полине, но… Нет. Не сейчас. Так нельзя. Ради них обоих — так нельзя.
Он легонько сжал её руку.
— Всё будет хорошо, Полина. Я знаю.
— Слав… Я совсем запуталась… — она почти плакала.
— Ну что ты… Только не плачь. Всё утрясётся, — пробормотал Славка ласково, — Успокойся, Поля. Хочешь, я провожу тебя домой?
Девушка тоскливо взглянула ему в глаза.
— Пойдём со мной? — с надеждой спросила она, — Мама пирожки сделала вчера…
Святослав вспомнил об Элоизе и с трудом заставил себя произнести:
— Не могу. Мне сейчас надо по делу. Извини, Поля.
— Тогда просто пройдись со мной до остановки.
— Хорошо. Пойдём.
Всю дорогу они молчали. У Славки было ощущение, что он ведёт Полину не к автобусу, а на казнь. А её ладошка была так по-детски мала и грела теплом даже сквозь перчатку…
Автобус отъехал от остановки. Святослав медленно пошёл прочь. Полтора часа он бесцельно слонялся по улицам, потом всё же вспомнил, зачем вышел из дома.
На улицах уже темнело, когда он вернулся в свою квартиру.
— Элоиза! — позвал Святослав с порога.
Она молча появилась из тёмной комнаты. Испуганная какая-то, в глазах блестели слёзы, пальцы нервно теребили край футболки.
— Я муку принёс, вот, — сказал Славка, протягивая девушке пакет, — Там ещё яблоки… Что с тобой?
Девушка медленно осела на пол и беззвучно заплакала. Святослав как был, в ботинках и плаще, подошёл к ней, сел на корточки рядом, опустил ладони на судорожно вздрагивающие худенькие плечики.
— Элоиза, ну что такое?
— Я думала… думала, ты… пошёл, чтобы привести ЕГО… — едва слышно прошептала Элоиза, — Думала… за что? Я же… ничего… совсем ничего… не сделала тебе плохого… Тогда… зачем?
— Успокойся. Успокойся. Я же просто ходил за мукой. Не плачь, Элоиза. Я тебя никому не отдам. Ну, прости, что я так задержался. Всё, успокаивайся. Давай приготовим ужин и всё плохое забудем. Не плачь, — утешал девушку Святослав.
Постепенно она успокоилась. Вытерла слёзы и затихла, замерев в Славкиных объятиях. А он… Он всё вспоминал, какие чудесные у Полины руки: маленькие, розовые, тёплые… И взгляд такой грустный…
Лёгкие пальчики коснулись его щеки. Святослав вздрогнул и открыл глаза.
— Я задумался, — сказал он, как бы оправдываясь, — извини.
— Я знаю, — кивнула Элоиза, — Можно… я пойду?
Он разжал руки. Девушка встала, взяла с пола пакет и ушла на кухню. Святослав разулся, повесил на покосившуюся вешалку пальто и удалился переодеваться в комнату. «Странный день», — подумал он, — «Сегодня я только и делаю, что утешаю девчонок. И при этом чувствую себя дураком. Чудны дела твои, господи…»
Облачившись в домашнее, парень заглянул на кухню. Элоиза вовсю хозяйничала у плиты. Руки все в муке, вокруг тонкой талии повязано полотенце, а длинные волосы уложены в замысловатую причёску.
— Пахнет очень вкусно, — констатировал Святослав весьма очевидный факт, — К тебе можно?
— Конечно, — кивнула Элоиза, — Ты же в доме хозяин.
Славка прошёл, устроился на табуретке, втянул носом аппетитный запах, и его желудок тут же откликнулся голодным урчанием.
— Я тебе нажарила блинов, — сказала девушка, — а сейчас делаю пирог с вареньем. Поужинаешь?
— Угу. А ты?
— Я не голодна, спасибо. Выпила стакан кефира, и хватит.
Элоиза достала из посудного шкафчика тарелку, вилку и нож, положила Славке три горячих, румяных блина, поставила на стол масло, сметану и блюдце с вареньем и встала к окну.
— Вкусно! — зажмурился от удовольствия парень, отправив в рот первый кусок блина, — Ты потрясающе готовишь!
— Рада, что тебе понравилось, — скромно улыбнулась Элоиза, — Кушай.
Пока Святослав ел, Элоиза готовила пирог, что-то не то напевая, не то нашептывая.
— Элоиза, можно поинтересоваться: как ты такую причёску сделала? Смотрю вот и ни одной заколки у тебя в волосах не вижу. Как всё это держится? — полюбопытствовал Славка.
Девушка усмехнулась.
— Я же ведьма, Слав. Забыл?
— Нет. Просто не верится что-то, — признался он.
— Ну, тогда смотри.
Элоиза тряхнула головой, и волосы густым тёмным водопадом окутали её фигурку, ложась на удивление ровно: будто девушка только что старательно их расчесала. Потом она что-то сказала, и пряди словно живые сами переплелись причудливо и красиво, образовав на голове некое подобие короны. Славка от удивления застыл с открытым ртом.
— Теперь верится? — спросила Элоиза, заправляя противень с пирогом в духовку.
— Вот это да! — поражённо выдохнул Святослав, — Классно!
— Ничего классного, — горько сказала Элоиза, — Я себя за это ненавижу.
— Почему? Это же так здорово… — начал было Славка, но осёкся, увидев выражение Элоизиных глаз.
Девушка села напротив него.
— Хочешь, я расскажу тебе о том, как заработала это самое «здорово»? А ты уж сам решишь, как ко мне после этого относиться. И верить или нет.
— Расскажи, — кивнул Святослав со всей серьёзностью. Просто он почувствовал, что ему необходимо это знать. Именно «необходимо», а не просто «надо».
Элоиза склонила голову и негромко заговорила:
— Ты не думай, я не бессмертная… Я как все, только помню всё, что было со мной в… Ты можешь назвать это «прошлыми жизнями», я называю это раньше. Всё началось давно. Очень давно. Лет четыреста назад, а может, больше. Тогда этот город был меньше, грязнее и машин не было совсем. Меня тогда тоже ещё не было… Мне потом рассказали. Жили-были в одной деревне мужчина и женщина, муж и жена. Он её, может быть, и любил… я не знаю. Знаю только, что его любила другая. Моя мать. Мать была ведуньей, помогала людям. Лечила, пособляла женщинам при родах, предсказывала… Люди её уважали, шли к ней за помощью, но всё же побаивались. А тот мужчина… Нет, она его не привораживала. Просто он знал, что она любит его… по-настоящему любит… и пользовался этим. Она красивая была, мама… Да, они были любовниками. Дальше несложно угадать. Узнав, что беременна, она сообщила ему. Он испугался, бросил её… Сказал, что не желает знаться с ведьмой и никогда не признает «ведьмское отродье» своим ребёнком. Его жена узнала обо всём, слух по деревне распустила, будто мама с Сатаной знается… А потом в деревню пришла болезнь. Заболели многие, в том числе и жена моего отца. Мама тогда очень многих спасла от смерти, но её — не смогла. И мой отец сказал людям, что это мама наслала мор и убила его жену. Мама была невиновна. Люди ей не поверили.
Элоиза замолчала и пустым взглядом уставилась в окно. Там в стекле ярким пятном отражалась кухонная лампа. Славка подождал минуту, а потом не выдержал:
— И?
— И был костёр. А я родилась на том костре, — глухо сказала Элоиза, — Не знаю, зачем отец не дал мне умереть вместе с мамой… Он забрал меня у пламени и вырастил вместе с… Не важно. Днём я всегда где-нибудь пряталась, потому что боялась людей. Они бы убили меня, «сатанинское отродье». Это не возбранялось церковью. Да, я пряталась всю свою сознательную жизнь, все семнадцать лет. А потом отец умер. Перед смертью он проклял меня. Сказал, что я буду вечно платить за его ошибки и за ошибки моей матери. Я унаследовала её дар и ещё кое-что. Я никогда не умру своей смертью. И люди всегда будут видеть во мне только зло и проклинать меня. И так будет всегда. Знаешь… сбылось. Я уже столько раз жила, Слав. И всегда одно и то же…
— Невозможно! — прошептал Святослав, — Ведь должно же быть что-то, снимающее проклятье!
— Есть условие, — едва слышно вздохнула девушка, — Проклятье исчезнет, если хоть один человек, знающий обо мне всё, скажет, что я невиновна. Как и моя мама. Но никто не сможет этого сказать.
Славка накрыл ладонь Элоизы своей.
— А если я? Если я скажу? Я смогу, Элоиза!
— Нет, Слав. Ты тоже не сможешь. Я умирала уже не один десяток раз… Потому что… НИКТО. Ты тоже проклянёшь меня.
Тут Святослав не выдержал. Подхватил Элоизу на руки, прижал к себе, как ребёнка. Поразился, насколько она лёгкая.
— Чушь, Элоиза! — заговорил он горячо и торопливо, — Так не бывает! Ты хорошая… Я знаю. Хочешь, я прямо сейчас скажу…