Таинственный венецианец (другой перевод) - Мэтер Энн 3 стр.


— Бедный Чарльз, — говорила Челеста, — он был еще так молод, когда умер, всего лишь сорок три года, и он был таким обаятельным! — Она бросила взгляд на Эмму. — Естественно, мы с Эммой разделили наше горе, и я думаю, мы смогли помочь друг другу в это ужасное время.

— Конечно, — согласилась графиня, — в это печальное время вам повезло иметь рядом родственную душу. После всего пережитого, моя дорогая, вы заменили ребенку мать! Вы и сами еще очень молодо выглядите, и вас вполне можно принять за сестер.

Сказав это, она окинула Эмму оценивающим взглядом, который говорил больше, чем слова. Графиня, видимо, думала, что у такой хрупкой и привлекательной женщины, как Челеста, вряд ли могла бы быть такая дочь.

— Мы с Эммой добрые друзья, — сказала Челеста и внимательно посмотрела на Эмму — не отважится ли та отрицать ее заявление.

Но Эмме было уже все равно, и она не обратила на слова мачехи никакого внимания, погруженная в свои мысли. И только когда ужин подошел к концу, она как будто очнулась и удивилась сама себе, недоумевая, почему она не попыталась опровергнуть ложь Челесты? С того самого момента, как ее отдали в пансион, и после всего пережитого в дальнейшем у Эммы не было сомнений в истинных чувствах мачехи к ней, и она прекрасно понимала, что Челеста взяла ее с собой только в качестве служанки-компаньонки. Но тогда зачем весь этот спектакль, в котором мачеха пытается играть роль сказочной феи, забравшей девочку из ее трудной и скучной жизни в прекрасный мир дворцов, графинь и богатства? Логично предположить, что мачеха хочет выглядеть в глазах графини спасительницей и наставницей Эммы, так как старая леди с ее явным чувством гордости за семью едва ли проявит уважение к женщине, без сожаления покинувшей свою падчерицу около трех лет назад, когда та была совсем еще ребенком, и вряд ли посчитает ее достойной своего общества.

Эмма была далеко не глупа, что бы о ней ни думала Челеста, и шанс провести отпуск за чужой счет, выпадающий не так часто в жизни, не казался ей достаточным основанием для того, чтобы вводить графиню в заблуждение. А именно этим и занималась сейчас Челеста. Эмма уже не сомневалась, что вскоре должен появиться на сцене граф — наверняка средних лет, неприятной наружности и распутный. Он мог сочетать в себе все эти качества или обладать каким-то одним из них. Но Челеста, не отказавшаяся в Штатах от брака с человеком, которому было уже семьдесят лет, исключительно из корыстных побуждений и с целью добиться положения в обществе, вряд ли посчитает важным для себя даже сочетание всех этих отталкивающих факторов, если впереди маячит желанный титул и она уже, вероятно, представляет себя графиней Челестой Чезаре.

Эмме было ужасно стыдно, и она чувствовала себя абсолютно разбитой. Совершенно не желая того, она оказалась тесно связанной с этим обманом, и все мысли о прекрасном отдыхе на деньги мачехи вытеснило чувство стыда за свое поведение. Эмма решила, что, как только они вернутся в свой номер, она скажет Челесте о своем решении возвратиться в Лондон, а Челеста может завтра переезжать в палаццо и добиваться своей цели без ее помощи.

Неожиданно графиня обратила свое внимание на Эмму. Она некоторое время изучающе смотрела на девушку, а затем сказала, улыбнувшись:

— Как вам нравится Венеция? Вас интересуют старинные здания, музеи и художественные галереи или вас более привлекают наш пляжный рай Лидо и спокойные синие воды Адриатики?

Эмме пришлось прервать свои размышления.

— Я думаю, это прекрасное место, — ответила она вежливо, но без особого восторга, и Челеста пристально на нее посмотрела. — Конечно, я посетила Дворец дожей, а этим утром пила кофе в одном из открытых кафе на площади Святого Марка.

— Ах да, площадь Сан-Марко. А вы заходили в собор?

— К сожалению, нет. У меня не было достаточно времени для этого, а осматривать его второпях не хотелось.

— Я вижу, вы получаете удовольствие от прекрасного. — Графиня похлопала ее по руке. — Это мне нравится. Моя семья владела великолепной коллекцией произведений искусства, но это не мешало мне посещать галереи и соборы, где находится истинное богатство, настоящая сокровищница художественных ценностей, которые я просто пожирала глазами! — Она засмеялась и повернулась к Челесте: — Ваша мама и я проводили многие часы в Лувре, когда были молоденькими студентками. Она рассказывала вам?

— Конечно, дорогая тетя Франческа, — немного поколебавшись, льстиво ответила Челеста.

Эмма была уверена, что это очередная ложь, однако слова графини пробудили в ней желание ближе познакомиться со старой леди, эрудиция которой накапливалась годами, и часами увлеченно беседовать с ней о шедеврах мирового искусства. Как жаль, что она должна вернуться в Лондон!

Ужин закончился, и Эмма, почувствовав, что ее мачеха хочет остаться наедине с графиней, видимо желая обсудить причины, по которым они были приглашены в Венецию, тихо удалилась. Теперь наконец она вздохнула свободно.

Эмма поднялась в свой номер, накинула легкую шаль и вновь спустилась вниз. Если она собралась завтра уехать, ей следует получить как можно больше впечатлений от этого последнего вечера в Венеции. Решив так, Эмма особенно не задумывалась о том, как опасно молодой девушке появляться без сопровождения на вечерних улицах города, тем более что итальянские мужчины хорошо известны своими амурными похождениями.

Но Эмма совершенно не ощущала, что ей грозит что-либо дурное, и не обращала внимания на восхищенные взгляды потенциальных поклонников и приветствия, звучавшие в ее адрес.

Набережная рядом с причалом Шиавони была битком забита народом, несмотря на то что туристический сезон еще только начинался. Гондолы с мерцающими в сумерках фонарями одна за другой отходили от пристани, унося влюбленные парочки в незабываемое романтическое путешествие по каналам ночной Венеции.

Магазины уже были закрыты, но работали несколько небольших кафе, и Эмма собралась было зайти в одно из них выпить кофе, но вспомнила, что не взяла с собой кошелек. Теперь она не сможет нанять гондолу — пусть одинокая пассажирка на этом корабле любви выглядит нелепо, зато путешествие по воде избавило бы девушку от необходимости быть настороже из-за разглядывающих ее наглых темных глаз. Храбрость ее начала испаряться, и Эмма решила вернуться в отель.

С каждым шагом, приближающим ее к «Даниеле», она все больше впадала в угнетенное состояние. Эмма не хотела встречаться с Челестой — она хорошо помнила злобный характер своей мачехи и приступы ярости, охватывавшие ее, когда Эмма пыталась ей противоречить.

Эмма вошла в отель и, не видя ничего вокруг себя, полностью погруженная в свои невеселые мысли, направилась через холл к лифтам. Неожиданно она столкнулась с каким-то мужчиной, только что вышедшим из бара. Эмма неловко отпрянула, щеки ее запылали и извинения уже готовы были сорваться с ее губ, но мужчина опередил ее. Учтиво поклонившись, он вежливо сказал:

— Scusi, signorina. Si lo un mio sbaglio.

— Non importa, signore, — поспешно прошептала Эмма.

Улыбка тронула уголки его губ, и ее глаза неожиданно встретились с пристальным взглядом голубых глаз мужчины, стоящего перед ней. Девушка поймала себя на том, что тоже изучает его.

В нем было что-то выделявшее его из числа тех итальянских мужчин, с которыми Эмма сталкивалась в этот вечер. Не было никаких сомнений, что он итальянец, несмотря на высокий рост — где-то около шести футов, — что не характерно для его соотечественников. Он был худ, но широкоплеч, и смокинг сидел на нем с элегантной небрежностью. Эмме показалось, что он чувствовал себя в этой роскошной обстановке как рыба в воде. Его мужественное лицо было слишком загорелым для европейца, как будто он проводил много времени на открытом воздухе, а длине его ресниц позавидовала бы любая женщина. Эмма подумала, что многие женщины назвали бы его красивым, но его привлекательность основывалась скорее на магической природе исходившего от него обаяния, нежели на красоте. Рядом с ним любая девушка почувствовала бы себя женственной и желанной.

Мужчина был значительно старше Эммы, где-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами, но относился к тому типу людей, на которых возраст не накладывает свой отпечаток. Эмму никогда раньше не привлекали мужчины старшего возраста, ее одногодки казались ей веселее и привлекательнее, чем более взрослые доктора в госпитале. Но внезапно все ее мысли на этот счет претерпели мгновенную ревизию, и она, глядя на стоявшего перед ней мужчину, ясно поняла, как мало жизненного опыта у нее было в действительности.

В это время он улыбнулся и спросил:

— Вы говорите по-итальянски?

— Нет, — вздохнула Эмма и пожала плечами. — Только с разговорником, кое-как.

— Ладно. — Теперь он говорил на английском с легким акцентом. — Вы англичанка. Я причинил вам боль?

Эмма отрицательно покачала головой, не обращая внимания на то, что у нее сильно болела лодыжка. Когда она так стремительно отпрянула от него при столкновении, кто-то из проходящих сзади задел ее ногой, и вот это было действительно болезненно.

— Вы проводите здесь отпуск, синьорина?

— Да, синьор, — кивнула Эмма и поняла, что позволила втянуть себя в разговор с незнакомым мужчиной, стоило только тому заговорить по-английски.

Она собралась уже уйти и повернулась к лифтам, но итальянец остановил ее, легко придержав за руку. Пальцы его были крепкими и прохладными.

— Не уходите, синьорина. Позвольте мне угостить вас кампари. Докажите мне, что принимаете мои извинения.

— Спасибо, синьор. — Эмма покачала головой. — Моя… моя подруга ждет меня. Я должна идти. Но, конечно, я принимаю ваши извинения, тем более что это была больше моя вина, чем ваша.

— Очень хорошо, — сказал мужчина, а в глазах его плескалось веселье. — Но хотя бы скажите мне ваше имя.

— Хорошо, — улыбнулась она, — меня зовут Эмма Максвелл.

— Прекрасно! До свидания, синьорина.

— До свидания, — сказала Эмма и решительно двинулась к лифтам, ощущая на себе его взгляд и чувствуя, как сильно вдруг забилось ее сердце. Ей захотелось когда-нибудь вновь увидеть этого человека, и надежда на встречу с ним привела ее в состояние легкого волнения.

Решение сказать Челесте о своем отъезде завтра утром было напрочь забыто. В своей комнате Эмма нерешительно подошла к зеркалу на туалетном столике с намерением изучить свое отражение оценивающим взглядом и вдруг поняла, как же глупо она себя ведет. Что может испытывать такой мужчина, как этот, при виде глупой девчонки-тинейджера? Если бы она была безумно красивой, как Челеста, тогда, возможно, у нее были бы основания чувствовать эту сумасшедшую волну счастья, охватившую ее, но в ней не было ничего особенного, что могло бы привлечь внимание такого мужчины. Правда, она была натуральной блондинкой, но волосы не вились, а совершенно прямо спускались на плечи шелковой волной. Лицо чистое, но совершенно бледное и осунувшееся после перенесенной болезни, хотя под жаркими лучами солнца могло быстро загореть. Самым лучшим в ее облике, как она сама считала, были глаза: большие и широко расставленные, они лучились ярко-зеленым светом, а густые и длинные ресницы ничуть не уступали ресницам того мужчины. И кроме того, сегодня она была одета в это нелепое розовое платье, которое лишь умаляло ее достоинства. Эмма решила во что бы то ни стало утром посетить один из тех маленьких магазинчиков, что в изобилии теснились на узких улочках вдоль каналов, купить какой-нибудь материал и нитки и сшить себе пару платьев того цвета, который ей действительно к лицу. Возможно, ярко-красного или нежно-голубого…

Почему-то желание покинуть Венецию при первом удобном случае утратило свою привлекательность, и Эмме уже не хотелось говорить об этом с Челестой.

Глава 3

Челеста вернулась в номер только под утро, нежно мурлыкая что-то себе под нос и очень довольная собой, как будто получила огромное удовольствие от удачно проведенного вечера. Эмма засиделась до поздней ночи, читая, и потом, лежа в кровати, никак не могла заснуть. Ей было интересно, что делает в столь поздний час Челеста. Графиня, несомненно, уже легла спать.

Услышав шаги Челесты, Эмма выскользнула из кровати и, завернувшись в стеганый халат, тихо открыла дверь своей спальни. Челеста стояла у окна в гостиной с сигаретой в руке и томной улыбкой на лице. Она вздрогнула при появлении падчерицы, и Эмма почувствовала себя виноватой.

— Боже мой, Эмма! Что ты крадешься так в темноте?! — воскликнула Челеста.

— Я… я не могла уснуть, — ответила Эмма, небрежно пожав плечами, и вошла в гостиную. — Я думала о том, что мне лучше завтра, то есть уже сегодня, уехать домой.

Выражение лица Челесты тут же изменилось.

— Домой? Ты имеешь в виду — в Англию?

— Да. — Эмма нервно поежилась. — Я… я не понимаю, зачем ты лгала графине о наших взаимоотношениях, но я не хочу больше вводить в заблуждение такую милую старую леди…

Челеста пристально и скептически посмотрела на нее и вдруг презрительно рассмеялась.

— Эту милую старую леди, как ты ее называешь, больше заботят деньги, чем мои недостатки, — резко ответила она. — Тебе, наверное, уже стало ясно, что я приехала сюда, чтобы попытаться получить титул и затем восстановить положение семьи Чезаре?

— Я действительно так думаю, — тихо ответила Эмма, на ее щеках проступил слабый румянец. — Но, видимо, это не так просто сделать, иначе бы ты не стала привозить меня с собой, не так ли?

Челеста язвительно улыбнулась:

— До некоторой степени ты все правильно поняла. Графиня очень нуждается в деньгах, но семья слишком многое для нее значит, как и для всех итальянцев, и, если бы я прибыла сюда одна, без моей дорогой падчерицы, могу с уверенностью сказать, что это вызвало бы ненужное любопытство.

— Ты могла бы сказать правду о том, что у меня есть работа в Лондоне.

— О нет, дорогуша! Возможно, при твоей наивности тебе и в голову не придет поинтересоваться, сколько денег мне оставил Клиффорд, но могу тебя заверить, что, если графиня знает мой банковский счет до последнего фартинга, я этому не удивлюсь.

— Ну и что с того? — устало спросила Эмма, начиная терять терпение. — Многие девушки, имеющие богатых родителей, сами зарабатывают себе на жизнь, почему я не могу?

— Ты можешь, — проворчала Челеста, передернув плечами, — но, учитывая несколько миллионов долларов наличными и в ценных бумагах, я думаю, это было бы маловероятно.

— Несколько миллионов долларов? — удивилась Эмма.

— Конечно, ты спрашиваешь себя, ради чего я вышла за старика Клиффорда и терпела его дряхлые руки на своем теле?

— Челеста… — Пробормотала Эмма чуть слышно, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

— Ладно! Эмма, будь благоразумна! Ну какой вред в том, что старая леди поверит в наши с тобой прекрасные отношения? Это только для того, чтобы убедить ее… как это называется… в пристойности?

Все, что говорила сейчас Челеста, лишило Эмму аргументов в пользу ее отъезда. Если это правда, что графиню интересуют только деньги Челесты, то вполне оправдано желание ее мачехи ухватить свой шанс и получить титул, чего она и добивается. В конце концов, Челеста всегда получала, что хотела, сметая на своем пути все препятствия.

— В целом ситуация вызывает отвращение, — покачала головой Эмма. — Если это все, что тебе принесли деньги, я рада, что у меня их нет.

— Почему же, дорогая? Неужели тебе не хотелось бы стать графиней?

— Определенно нет. Я предпочитаю выйти замуж за мужчину, которого полюблю, чем за какого-то плейбоя среднего возраста, проигравшего в карты все свое состояние и теперь жаждущего взяться за чье-нибудь еще.

— О, Эмма! — Челеста расхохоталась. — Ты не так далека от истины. Правда, граф Чезаре еще не достиг, как ты выразилась, среднего возраста и довольно привлекателен как мужчина, но в остальном ты совершенно права. Для меня же важнее всего другое — мне приятно осознавать, что отцу моего будущего ребенка не потребуется специальных возбуждающих средств, стимулирующих его естественные желания.

Назад Дальше