— Челеста! — воскликнула негодующе Эмма и отвернулась. — Какие отвратительные вещи ты говоришь!
— Ты слишком чувствительна, дорогуша, — беззаботно ответила Челеста. — Если ты останешься со мной подольше, ты вскоре сбросишь с себя эту нежную кожу и постепенно сделаешься жестче. Тебе пора повзрослеть, дорогая! Думаю, тебе следует узнать, почему графине нужна именно я, а не другая, более старая, но и более богатая женщина. Все очень просто: я смогу произвести на свет здорового наследника — именно этого она так горячо желает для своего внука. Уразумела?
— Хорошо, Челеста, хватит об этом, — устало ответила Эмма. — Я не хочу участвовать в твоих гнусных планах. Я вернусь домой, а ты продвигайся по жизни без меня. Я прекрасно справлялась долгое время сама, и не думай, что ты обязана чувствовать хоть каплю ответственности за меня в дальнейшем. Ты продолжай жить своей жизнью, я — своей.
— Ты останешься! — В голосе Челесты прозвучали металлические нотки.
— Нет, — решительно возразила Эмма.
— Давай, Эмма, все обсудим. Графине ты понравилась, а у меня нет ни малейшего желания позволить тебе уехать в Англию и оставить меня одну разбираться со всеми этими проблемами. Нет, дорогуша, ты останешься, и не вздумай мне возражать! Может, сейчас ты в это и не поверишь, но уверяю тебя — я смогу сделать твою жизнь довольно неприятной, если ты меня к этому вынудишь и станешь мне мешать. Поверь, я сочту своим долгом сделать это.
— Не угрожай мне, Челеста! — Эмма вспыхнула. — Я сама зарабатываю на жизнь. И не нуждаюсь в твоей помощи!
— Вероятно, нет. Но госпиталь, в котором ты стажируешься в Англии, наверняка не откажется от некоторого денежного взноса. И если ты перейдешь мне дорогу, я найду там кого-нибудь, кто будет готов сделать кое-что за деньги, понятно?
— Ты, должно быть, шутишь? — Эмма изумленно посмотрела на мачеху.
— Я еще никогда в жизни не была так серьезна.
— Есть другие больницы…
— Я всегда сумею найти тебя. У меня есть деньги, дорогуша, и поверь мне — я это прекрасно знаю — за деньги можно купить все, все, что угодно!
— Я верю, что ты будешь травить меня, — сказала Эмма, все еще недоумевая, — но зачем? Челеста, почему? Что я тебе сделала?
— Пока ничего. И не стоит пытаться, Эмма. Ты нужна мне здесь, и если ты уедешь, твоя жизнь станет так невыносима, что ты уже никогда не захочешь мне противодействовать. Дорогая, ну что такого я у тебя прошу? Всего шесть недель твоего времени, шесть недель, в течение которых ты сможешь изучить вдоль и поперек один из самых волнующих городов мира. Думаю, я не слишком многого прошу?
Эмма молча покачала головой. Спазм в горле не позволял ей говорить. Она без слов повернулась и ушла в свою спальню. Ей было всего девятнадцать лет, и она была неопытна и к тому же напугана своей мачехой. А в целом мире не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью, кроме пары дальних родственников далеко в Англии. Но и они уже давно не проявляли никакого интереса к ее жизни. Видимо, ей суждено остаться с Челестой, поскольку в настоящее время она просто не в состоянии восстать против нее.
На следующее утро за завтраком Челеста вела себя так, как будто не было ночного скандала. Она продолжала все так же снисходительно относиться к Эмме и болтала о всяких пустяках, не обращая внимания на то, что девушка казалась более молчаливой, чем обычно, и даже немного покорной.
Челеста беспечно рассказывала Эмме, как познакомилась с графом Чезаре вчерашним вечером.
— Он присоединился к нам после ужина, — говорила она, довольная, как кошка, только что объевшаяся сметаной. — Граф не смог прийти раньше — у него были безотлагательные дела. Но он оставался довольно долго после того, как графиня уехала домой, и мы даже совершили увлекательную прогулку по ночной Венеции в гондоле. Эмма, дорогая, это было великолепно! Нам нужно что-нибудь придумать, пока ты здесь, так как ты не сможешь наслаждаться ночной Венецией без сопровождающего тебя мужчины.
— Спасибо, в этом нет необходимости, — сказала тихо Эмма, и Челеста пронзительно на нее посмотрела.
— Ты не уедешь! — Это было утверждение, даже не вопрос.
— Нет, Челеста, я не уеду. Я имела в виду, что не хочу попасть в неловкое положение, согласившись на общество какого-нибудь дружка этого графа.
— Не будь такой злюкой, дорогая, никто не принуждает тебя делать то, что ты не хочешь… теперь. — Она грациозно поднялась на ноги. — Я пошла одеваться, а ты, будь любезна, закончи упаковывать вещи. Гондола придет за нами в одиннадцать часов. Какой-то человек, который работает у графини, кажется, его имя Джулио, заедет, чтобы сопроводить нас в палаццо. Представь, Эмма, я, Челеста Бернард, буду жить в венецианском палаццо!
Для Эммы палаццо олицетворяло собой многое. Конечно, оно должно быть старым и удивительно красивым, но сейчас все мысли Эммы были заняты Челестой, и поэтому она не ощущала в себе того волнения, которое могло бы захлестнуть ее при других обстоятельствах.
Они вошли в мрачный и холодный холл палаццо, пропитанный запахом плесени, и Челеста вздрогнула. Вслед за Джулио, нагруженным двумя огромными чемоданами Челесты, Эмма и ее мачеха поднялись по мраморной лестнице на первый этаж. Эмма несла свой чемоданчик и портплед, куда были сложены все ее вещи, в то время как внизу, в холле, стоял еще один огромный кофр, в котором Челеста хранила свои вечерние наряды, туфли и драгоценности.
— Здесь нужен лифт, — бросила Челеста через плечо Эмме. — Никто в Штатах не поднимается пешком!
Графиня ждала их в гостиной, и Челеста немного оживилась, увидев, что эти апартаменты оборудованы центральным отоплением и обставлены современной и удобной мебелью. Она считала, что нет необходимости сохранять внутреннее убранство палаццо в его первоначальном виде, в отличие от внешнего его облика. Эмма не сомневалась: первая мысль Челесты, как только она переступила порог палаццо, была о сумме на реконструкцию. Ремонт начнется тотчас же, как только ее мачеха будет уверена, что станет новой графиней Чезаре.
Анна, служанка, подала кофе и печенье, и после нескольких чашек кофе и пары сигарет Челесте и Эмме показали их комнаты.
Комната Челесты оказалась огромной, как гостиная. Ее главной достопримечательностью была массивная кровать под бархатным балдахином — если бы его опустили, он мог бы закрыть, как шатер, всю кровать, полностью спрятав ее обитателей. Мощенный разноцветными плитками мозаичный пол был щедро застелен мягкими пушистыми коврами, а мебель из темного полированного дерева подчеркивала яркие цвета занавесок и покрывала на кровати.
— Божественно! — воскликнула Челеста в изумлении. — Похоже на маленький приемный зал!
— Наверное, эта комната так и использовалась в прежние времена, — сказала Эмма, позабыв на время о своих собственных проблемах. — Может быть, графини устраивали здесь аудиенции, как короли и королевы.
— Может, и так. — Челеста скривила губы. — Ну хорошо, долгое время эта кровать устраивала своих владельцев, но не думаю, что я буду на ней мучиться. Впрочем, мне кажется, что эти драпировки скорее использовались пуританами душными жаркими ночами.
— В этом месте? — Эмма покачала головой. — Не могу себе представить, что эта комната когда-нибудь была душной, как ты выразилась. Ты же знаешь эти палаццо — они сооружены из камня, а камень забирает очень много тепла.
Челеста вздохнула:
— А где здесь ванная комната? Мне интересно, новый ли там водопровод. Надеюсь, что так.
Ванная комната оказалась тоже громадной и величественной, а сама ванна была такой вместительной, что в ней могло поместиться сразу полдюжины взрослых людей. Однако водопровод был современным, краны открыты, и освежающие струи воды косо падали в фарфоровый бассейн.
Анна выразила готовность распаковать вещи Челесты, и Эмма с радостью оставила мачеху в ее обществе и решила пойти на разведку. Ее собственная спальня была значительно меньше, чем у Челесты, но тоже очень просторная. Вместо кровати здесь стоял современный диван, при виде которого Эмма почувствовала легкое разочарование. Ей гораздо больше, чем Челесте, хотелось окунуться в подлинную атмосферу старинных вещей в подходящем для них месте.
Она вернулась в гостиную, но там никого не было. По шуму голосов, доносящихся из-за двери, ведущей, видимо, в помещение кухни, она поняла, что старая леди, вероятно, наблюдает за приготовлением к ленчу.
Эмма вышла из гостиной в длинную галерею, проходившую через весь дом, и остановилась у перил балкона рядом с лестницей, глядя вниз на пустынный и довольно мрачный холл. Она вдруг представила себе, как, должно быть, великолепно выглядело палаццо в те давние времена, когда здесь проходили приемы. Холл заполняли прекрасные женщины, разодетые в шелка, атлас и парчу и увешанные такими сказочными драгоценностями, которых Эмма никогда не видела. Мужчины, вероятно, в париках, просто и элегантно одетые в атласные панталоны и камзолы, торжественно выступают со своими дамами в менуэте. Нежная мелодия скрипок плывет вверх, где на этом самом балконе юные члены семьи, притаившись, наблюдают за балом.
Эмма впала в глубокую задумчивость, робкая улыбка тронула ее губы, но внезапно девушка вздрогнула и очнулась от своих мечтаний. Входная дверь открылась, и луч солнца мгновенно рассеял мрак внизу. Какой-то мужчина вошел в палаццо, неся в руках гитарный футляр.
Совершенно не подозревая о ее присутствии, он тихо прошел через холл, открыл одну из дверей и быстро скрылся в комнате.
Эмма нахмурилась и облокотилась на перила балкона. Ее руки сразу же ощутили холод от прикосновения к ним, но она не замечала этого. Было что-то странное в том мужчине внизу, она не могла точно сказать, что именно, но его умышленно осторожные движения и то, как он украдкой прошмыгнул через холл, — все это говорило о его стремлении остаться незамеченным. Кто был этот человек с гитарой? И что он делает там, внизу?
Эмма с трудом сглотнула. Она не могла правильно оцепить ситуацию. Из беседы с графиней прошлым вечером и из того, что говорила ей Челеста, она поняла, что графиня и ее внук пользуются только апартаментами на втором этаже. А если так, какую цель преследовал этот человек с гитарой, пройдя в нежилые помещения внизу? Вдруг Эмма очнулась, подумав, что все это ее не касается, и, пожав плечами, решительно повернулась. Любой, кто входит в палаццо, не имеет к ней ни малейшего отношения. И кроме того, она едва знакома с графиней и не имеет права пойти и спросить у нее, знает ли она того, кто пользуется одной из комнат в нижнем этаже.
Эмма шла по длинной галерее мимо украшенных резьбой дверей и чувствовала непреодолимое желание открыть одну из них и посмотреть, что за тайны за ней скрываются. Небольшой и, скорее всего, невинный инцидент, свидетелем которого она только что стала, привел ее в состояние нервозности, и она решила немедленно вернуться в гостиную, прежде чем фантазии доведут ее до истерики. Поэтому, когда чей-то голос сзади нее произнес: «И куда это вы направляетесь?» — она от испуга чуть не вскрикнула.
Эмма повернулась и прижала руки к губам, пытаясь сдержать крик, готовый вырваться из ее груди от неожиданности. Но потом ее глаза расширились от удивления.
— Вы?
Это был тот мужчина, с которым она столкнулась в холле отеля «Даниеле». Он также выглядел ошеломленным, его глаза вдруг сузились.
— Почему вы здесь? — спросил он резко.
Эмме показалось, что он чем-то рассержен, но она не могла понять чем.
— Я… ну… графиня Чезаре пригласила мою мачеху и меня погостить у нее. Но… но кто вы?
— Вы — падчерица Челесты Воган? — спросил он, и его лицо несколько расслабилось.
— Да. Но вы не ответили на мой вопрос, — сказала Эмма поспешно. — Вы… граф? — Теперь в ее голосе звучала робость.
— К вашим услугам, — ответил он спокойно и поклонился.
— Тогда… — Эмма запнулась. — Но откуда вы пришли?.. Я имею в виду… Я не слышала, как вы вошли. Это… это вы были там внизу, в холле?
Его лицо тут же помрачнело.
— Вы долго стояли на галерее? Или вы что-то услышали и подошли посмотреть?
— Боюсь, я нафантазировала… — Начала было Эмма, но вспомнила, с кем говорит, и спросила: — Извините, я должна говорить синьор или синьор граф, да? — Щеки ее вспыхнули ярким румянцем. — Я немного смущаюсь… Вы меня так напугали!
— Это не важно, как вы будете ко мне обращаться. Вы сказали — нафантазировали? Что же, например?
— Я… я видела, как какой-то человек с гитарным футляром вошел в холл и скрылся в одном из помещений внизу. Это все. Я только подумала, что это было немного странно, так как графиня сказала, что нижними комнатами никто не пользуется. Конечно, если бы я знала, что это вы!..
Граф нахмурился и беспокойно провел рукой по своим черным волосам. С минуту он ее изучал, а затем сказал:
— Иногда я пользуюсь этим помещением для хранения вещей. Это все.
Эмма кивнула. Некоторое время они стояли в молчании, и эта тишина казалась Эмме осязаемой, видимо, сказывались ее впечатлительность и нервное напряжение. И вдруг, — как обухом по голове, — это тот граф, за которого Челеста собралась замуж, это тот мужчина, который прошлым вечером вселил в нее, в Эмму, такое восхитительное чувство уверенности в себе, чьи глаза сказали ей, что он находит ее привлекательной, и он приглашал ее выпить с ним кампари! Это было так неправдоподобно, неприятно и ужасно! Как он может позволить продать себя, пусть даже ради восстановления состояния семьи Чезаре? Это отвратительно!
Эмма чувствовала, что он не сводит с нее взгляда, и, опустив голову, посмотрела с отвращением на свои темно-синие джинсы и голубую блузку. Она вдруг вспомнила, что собиралась купить материал для новых платьев, но из-за ссоры с Челестой совершенно забыла об этом.
— Я полагал, что падчерица Челесты совсем еще ребенок, — прервал молчание граф, сдержанно улыбаясь.
Щеки Эммы вновь залил яркий румянец.
— Мне уже девятнадцать лет, — сказала она вызывающе. — Через несколько месяцев будет двадцать.
— В самом деле?
Эмма пожала плечами:
— Ну… мы все-таки войдем?
— Если вы так хотите, — ответил он.
Вокруг него ощущалась атмосфера самоуверенности мужчины, сознающего свою власть над женщинами, и Эмма вдруг почувствовала, что ее начинает захлестывать волна раздражения и недовольства собой. Как она могла хоть на мгновение поддаться его очарованию, когда он был просто игрок и волокита и вряд ли испытывал отвращение к браку по расчету.
Глава 4
Челесты в гостиной не было, и Эмма вздохнула с облегчением. Увидев их, графиня улыбнулась и сказала:
— А, похоже, вы уже познакомились. Чезаре, тебе пора переодеться к ленчу.
Граф был в черных слаксах и белой шелковой рубашке с широким воротом, открывавшим загорелую шею и темные волосы на груди. По мнению Эммы, выглядел он так же привлекательно, как и накануне вечером в смокинге. Она продолжала бранить себя за свою наивность. И надо же было ей вообразить, что он проявил к ней какой-то интерес! В конце концов, граф не был неоперившимся юнцом, способным приходить в восторг от женского хихиканья. Он зрелый мужчина, умудренный жизненным опытом, и, кроме того, в таком возрасте, что вполне мог бы быть ее отцом.
— Как скажете, графиня, — ответил граф, прерывая мысли Эммы.
Его глаза задумчиво скользнули по фигуре девушки, щеки ее вновь вспыхнули, и она сказала:
— Я думаю, мне тоже следует переодеться. Боюсь, я потеряла счет времени.
— Что же вы, дитя, делали? — спросила с теплотой в голосе графиня.
— Я обследовала палаццо, — ответила Эмма, пытаясь стряхнуть с себя то угнетенное состояние духа, которое грозило полностью овладеть ею. — Я представляла себе, как здесь было чудесно когда-то. — Она вдруг почувствовала неловкость, подумав, что графиня ее не так поняла. — Я хотела сказать, в те дни, когда роскошная жизнь была в порядке вещей.
— Я поняла вас, дитя мое, — ответила графиня, улыбаясь. — Не бойтесь сказать мне, что в наши дни палаццо пришло в упадок. Мой внук мало заботится о прошлом, он живет настоящим.
Эмма с беспокойством посмотрела на графа. Он невозмутимо слушал их разговор, не выказывая озабоченности тем, что его бабушке не хватает тактичности. Напротив, все это, казалось, забавляло его.