Да, он хотел набить морду Исаеву. Может, даже сломать ему что-то. Вот только, видимо я была куда дороже, и причинить боль мне, учитывая все полученные травмы, было для него не приемлемо. Совершенно.
Вот только стоило мне перевести дух, вновь зарываясь пальцами в его волосы и прижимая к себе сильнее, как Алёхин сплюнул, отодвинул в сторону яростно сжимающего кулаки Харлея и стремительно приблизился к усмехающемуся Демьяну. Что бы схватить его за грудки и с развороту припечатать к стенке, едва не придавив чужим телом удивлённо хлопающую глазами Женьку.
Та успела отскочить в самый последний момент. Но за тем, как Исаева ещё несколько раз со всей силы приложили спиной об стену, наблюдала с огромным удовольствием. Даже пару раз хлопнула в ладоши, одобрительно кивая головой.
- Слушай сюда, умник, - тихо, чересчур спокойно и оттого немного злее, протянул Михаил, глядя прямо в глаза удивлённому Демьяну. Тот явно не ожидал таких действий от собственного друга и сейчас никак не мог понять, чем вызвал подобную реакцию. – Я скажу один раз, повторять не собираюсь. Ещё одно слово в адрес Эльзы, попытка неудачно пошутить или высказать по поводу её состояния, и клянусь собственным байком, я тебя самого отправлю в полёт из окна. Что бы ты, млять, на собственной шкуре оценил все прелести здешнего больничного сервиса.
- Да я…
- Вот именно что ты, Исаев, - отпустив его, Алёхин показательно брезгливо вытер ладони о рубашку Демьяна. – Сначала, блять, делаешь, потом думать начинаешь! Из-за тебя, сукина сына, Рыж на больничной койке. Поэтому в твоих же интересах не отсвечивать и не пытаться докопаться как до нас, так и до Эльзы. В противном случае… - тут Михаил усмехнулся, очень неприятно на мой взгляд. – В следующий раз ни она, ни я Олега держать не будем. Ясно?
Мой тихий смешок почти заглушил тихо бормотание Верещагина, который сквозь зубы, матерясь, обещал в следующий раз просто и без лишних слов оторвать этому придурку голову. Знаю, наверное, не правильно было радоваться таким словам, но я не могла сдержать улыбку, поглаживая его по голове. Такая забота…
Это было приятно. Действительно приятно.
- Что-нибудь известно? – поинтересовалась я, вопросительно уставившись на Харлея, замершего у окна и засунувшего руки в карманы джинсов. – Врачи что-нибудь говорят?
- Нет, - угрюмо отозвался Липницкий, неодобрительно кося взглядом на Исаева, вновь устроившегося рядом с Богданом. Полонский смерил соседа нечитаемым взглядом и слегка сдвинулся в сторону, по-прежнему храня молчание.
- Я боюсь… - тихо откликнулась Алёнка, уткнувшись лицом в плечо своего жениха. – Всё-таки второй этаж… Я слышала, что её собирались на рентген везти…
- Да нормально всё будет, - фыркнул Исаев, даже не потрудившись сменить тон. – Это же Чудище. Что с ней может случиться-то?
Я прекрасно понимала, что он нервничает. Это легко читалось по языку тела, по тому, что он, и так не шибко следящий за словами, перестал себя контролировать совершенно. Вот только даже это ни капли не оправдывало прозвучавших слов и я уже подумывала, что бы ему ответить на такое заявление. Но банально не успела, потому как Женька, хмурившаяся всё сильнее, вдруг громко хмыкнула, показательно похлопала в ладоши и язвительно, саркастично протянула:
- Ишь ты… Какой знаток нашёлся. Прям не хомо сапиенс, а человек-рентген ходячий, не меньше!
От этой фразы, произнесённой притворно восторженным тоном, даже Полонский тихо хмыкнул, едва заметно качая головой. Из всех присутствующих, он единственный до сих пор хранил молчание, сидя на кушетке, наклонившись вперёд и опираясь локтями на колени. Пальцы Богдан сцепил в замок, сжимая так крепко, что побелели костяшки, и по сторонам старался не смотреть. Только иногда поглядывал то на дверь, то в конец коридора.
Как будто ждал чьего-то появления.
- Говоришь, что с ней случится, да? – голос Женьки приобрёл ту особую глубину и многогранность, от которой даже Венька предпочитал срочно искать, чем себя заткнуть, лишь бы не доводить хрупкого патологоанатома до греха. Но Исаев о такой особенности общения с Женькой знать не знал. – Неужели я пропустила этот момент, и ты успел-таки навернуться из окна? Просто у меня есть одна, но зато очень обоснованная теория… Если ты на собственной драгоценной шкурке не оценил все прелести свободного падения на твёрдый асфальт, хрен ты поймёшь, каково это и чем это грозит!
- А ты знаешь что ли? – всё же не удержался и съязвил Демьян, скрестив руки на груди и пытаясь просверлить раздражённым взглядом ласково улыбающуюся Харину.
Невозмутимо глянув на собственный маникюр, Харон тихо хмыкнула и неторопливо, растягивая гласные, ответила:
- Компрессионный перелом позвоночника. Перелом шейного отдела позвоночника. Со смещением или без, на ваш выбор. Черепно-мозговая травма. Открытая или закрытая. Переломы рук и ног, под самыми безумными углами и всех возможных вариантов сложности. Многочисленные повреждения мягких тканей и внутренних органов. Сопутствующие травмы, при наличии препятствия на пути падения, - окинув всех присутствующих скучающе-безразличным взглядом, Женька уставилась прямо в лицо Демьяну, мягко, дружелюбно улыбнувшись. – Даже при самом удачном стечении обстоятельств, это как минимум раны, травма головы, переломы. Если она отделается только этим – повезло. Если она сумеет отделаться всего лишь сотрясением мозга – это будет чудо из чудес, за которое не стыдно в церкви свечку поставить «За здравие». Мне продолжить перечислять, любезный или ты уже сообразил какую, извиняюсь, херню ляпнул?
Демьян глубоко вздохнул, поднимаясь со своего места. Прекрасно понимая, что он хочет сделать, я нажала на плечи Олега, заставив его меня отпустить и встала между Исаевым и гордо вздёрнувшей подбородок Женькой. Упёршись парню ладонями в грудь, я попыталась дозваться до его голоса разума, медленно и спокойно проговорив:
- Не надо. Она далека от идеала, конечно же, но ты сам её спровоцировал Демьян. Не усугубляй ситуацию ещё больше, мы всё-таки в больнице… - видя, что меня не слышат, я сжала пальцы в кулак и без замаха ударила его по плечу. – Демьян! Хватит! Сядь уже и успокойся!
В следующий миг произошло сразу несколько вещей. Первое, Демьян, ничего и никого не слушая, схватил меня за руку и дёрнул в сторону, убирая со своего пути. К сожалению, его выбор пал на то место, где под слоем ткани и повязки скрывалась та самая, как высказалась Женька, полосная рана запястья. Вскрикнув от боли, не удержавшись от его толчка на ногах, я врезалась плечом в стену, задохнувшись от новой вспышки боли. И медленно сползла вниз, пытаясь подавить накатившую дурноту и головокружение.
Но если Исаев надеялся, что теперь его путь свободен, то очень глубоко заблуждался. Олег, оставленный мною без присмотра, успел подхватить меня и усадиться на кушетку…
Чтобы через пару секунд стремительно подойти к Исаеву и от души врезать ему сначала в живот, а затем в бок, отшвырнув его к стене. И как и обещал Михаил Александрович, никто его останавливать не стал, с каким-то мрачным удовлетворением наблюдая за самым натуральным избиением бывшего одноклассника.
Прекратить которое удалось только тогда, когда из-за угла появилось ещё одно действующее лицо, в сопровождении охраны, успевшей растащить парней до того, как драка переросла в самое настоящее побоище и привлекла совершенно ненужное внимание. Но и этого хватило, что бы Верещашигн успел разбить Демьяну нос и явно хорошо приложиться по печени, потому что, поднимаясь тот держался за бок, коротко и яростно ругаясь сквозь зубы.
- Всем доброго вечера, - чему-то усмехнувшись, поприветствовал нас мужчина.
Смутно мне знакомый, двигавшийся с грацией опасного хищника и выглядевший уверенным в себе и собственном праве человеком. Но не тем сыном богатых родителей, как тот же Демьян, нет.
Это был человек, который сам добился своего положение в обществе, сам заработал имя и репутацию. И поэтому был куда как богаче… В плане средств и способов достижения поставленных целей.
Пока я пыталась вспомнить, где могла его видеть, незнакомец подошёл к двери палаты, а мой взгляд, следовавший за ним, машинально всё подмечал. Высокий рост, хорошая фигура, затянутая в костюм тёмных тонов. Дорогое кашемировое пальто, распахнутое на груди и предавшее облику лёгкую небрежность. Тёмно-русые волосы, длинноватые и слегка вьющиеся, обрамляли волевое лицо, с резкими скулами, высоким лбом и узким подбородком. На впалых щёках можно было заметить лёгкую щетину, а зелёно-карие глаза внимательно щурились, бросив оценивающий взгляд на всю нашу компанию и почему-то задержавшись на мне и на Полонском.
Последнему неожиданный визитёр едва заметно кивнул, в знак приветствия и уже взялся за ручку, когда раздался обиженно-недоумённый вопль молчавшего до этого Харлея:
- Какого хрена?!
Байкер рванул к палате, и никто не успел ничего сделать, когда мужчина спокойно перехватил занесённую для удара руку и ударил в ответ, точно под дых, с лёгкостью откинув далеко не хрупкого парня в сторону. И совершенно спокойно, даже миролюбиво заметив:
- Здесь больница. И пациентам тишина полезнее будет. Особенно Рыжику.
- Да кто ты такой? – прохрипел Илья Алексеевич, неловко упав на кушетку и прислонившись к стене. На мужчину он смотрел зло, но бросаться, снова, не торопился.
А я, наконец-то, смогла сообразить, кто это и откуда он мне так хорошо знаком. Медленно поднявшись, я высвободила свои пальцы из рук Олега и подошла к мужчине, тронув его за руку и тихо спросив:
- Кирилл Станиславович, мы с вами лично не знакомы… Но всё же, я думаю, вы меня знаете. Я просто хочу спросить… Как она? Это всё, что мне нужно.
На меня уставились с некой долей недоумения. Затем лицо мужчины расслабилось, губы растянула лёгкая, приятная улыбка и довольно известный в определённых кругах Громов Кирилл Станиславович, чьим основным профилем работы была охрана важных и обеспеченных людей, мягко, даже в чём-то тепло ответил, не понижая голоса и позволяя всем услышать свои слова:
- Сотрясение, синяки и ссадины. Но ничего серьёзного. Нервы только подлечить надо будет, но и это тоже пройдёт. Не волнуйся, за ней есть кому присмотреть.
- Спасибо, - улыбнувшись в ответ, я спокойно отвернулась, вернувшись на кушетку и даже не вздрогнув, когда хлопнула дверь в палату. Недоумённый и вопросительные взгляды ребят я так же оставила без внимания, не собираясь ничего объяснять.
Самое главное я для себя выяснила, а остальное… Об остальном мы подумаем завтра, как говорила моя любимая героиня.
- Ну, ты мать даёшь… - уважительно присвистнула Харина, подобравшись ко мне поближе, и нахмурилась, когда я всего лишь пожала плечами в ответ, не имея ни сил, ни желания что-то говорить.
Накатила слабость, рану на руке дёргало едкой болью, плечо ныло, а голова, до этого не сильно напоминавшая о себе начала кружиться. Больше всего мне хотелось оказаться где угодно, только не в больнице, где, не смотря на весь её высококлассный персонал, дорогое оборудование и немаленький ценник, всё равно почему-то пахло откровенной безнадёгой и беспомощностью. И я даже открыла рот, что бы сказать об этом Харон, но банально не успела.
Меня резко подняли, крепко прижимая к груди, вынуждая уткнуться носом в футболку, пропахшую дорогим мужским парфюмом, и обнять за шею, чтобы не упасть вниз. Олег, недовольно нахмурившись и коротко ругнувшись, с лёгкостью удерживал меня на руках и цыкнул, когда я попыталась что-то возразить:
- Молчи, Ледышка. Ни слова.
Я послушно закрыла рот, проглотив все возможные возражения. И прижавшись щекой к его плечу, позволила унести меня в неизвестном направлении. На нас удивлённо пялились почти все, исключая Алёхина и отдышавшегося Харлея.
Те только понимающе усмехнулись, показав другу большие пальцы в знак поддержки и одобрения. А Харон так и вовсе сложила пальцы в знак «Виктори», довольно улыбаясь. Уж кто-кто, а она определённо не стала возражать против такого способа транспортировки упрямой подруги.
Особенно в исполнении именно этого мужчины. И то, что ей придётся ехать одной, Женьку, по-моему, нисколько не расстроило. По крайне мере, её довольная улыбка говорила сама за себя.
Но это я отметила мельком, тихо фыркнув и неосознанно крепче прижавшись к груди Верещагина. Где-то в глубине души шевельнулись прежние страхи, окатывая изнутри вымораживающим холодом, однако в этот раз я почему-то не стала заострять на них внимание. Лишь вздохнула, закрывая глаза и в кои-то веки пытаясь не анализировать и не раскладывать по полочкам собственную реакцию и свои ощущения.
Хватит. Я десять лет пряталась за своей ледяной бронёй… А сейчас очень хочу выбраться из неё, боюсь, но всё же хочу… И так как не в моих правилах отступать от принятых решений, то и сопротивляться Олегу я так как прежде уже не буду.
Глава 15.
Как говорят, всё познаётся в сравнении.
Олег думал, что испытал все оттенки беспомощности в тот день, когда напали на его хрупкую Ледышку. Он так же думал, что был зол сидя там, в её квартире и слушая тихий, с лёгким оттенком горечи и иронии голос девушки, рассказывающий так обыденно и в чём-то непринуждённо о том, что с ней произошло.
И каждый раз едва не умирал от страха, надежды и ненависти, переплетающихся между собой в клубок противоречивых чувств и эмоций. Хотелось схватить её, прижать к себе и никуда не отпускать. Но парень прекрасно понимал, что в том состоянии наделал бы больше глупостей, чем принёс бы хоть какую-то пользу. Поэтому и сбежал, уже на улице выдохнув и пару раз приложившись головой об капот джипа Алёхина.
Мих, конечно, его самодеятельность и приступ самобичевания не оценил, зато на душе стало несколько легче. А в голове выстроился чёткий план, как быть дальше и что ему делать. И сегодня с утра он собирался приступить к его исполнению, размышляя над тем, что будет лучше и выбирая между личной встречей и телефонным разговором.
Брюнет стиснул объятия крепче, прижимая к себе почти невесомое (как ему казалось) тело его Ледышке, нисколько не возражавшей против его самоуправства. В кои-то веки. Бросив мимолётный взгляд на осунувшееся, бледное лицо, искажённое потемневшим кровоподтёком, он подавил желание вернуться и ещё раз врезать Исаеву. Просто так, но от души.
Что бы в следующий раз даже рот раскрыть побоялся. И да, Олег честно верил, что самое страшное позади, что новый день поможет забыть случившееся, а уж он лично приложит к этому все свои силы. Но как показала практика, всё действительно познаётся в сравнении.
Мишкин звонок, больница и то самое, треклятое чувство беспомощности. Абсолютной и всепоглощающей. К которой, вскоре, добавилась ещё более противная неизвестность, вышибающая все чувства, эмоции и желания. Верещагин даже не помнил, как на автомате набрал сообщение для Эльзы, как увидел ошибку и исправлял до тех пор, пока не отправил правильно. А после засунул телефон в карман и сидел, уставившись в одну точку. И ему, если честно, было плевать, что происходит вокруг.
Главным вдруг стало просто сидеть, не двигаться, не сорваться и дождаться, когда всё-таки станет хоть что-нибудь понятно.
Наверное, именно поэтому Олег и не заметил, когда в том коридоре появилась его Ледышка. С огромными, испуганными глазами, совсем не похожая на саму себя и в компании недовольной подруги. Харон, кажется, так её называла Эльза, особо счастливой от визита в больницу не выглядела, но её едкие, ироничные, ехидные, колкие фразы разрушили вязку атмосферу безысходности, сгустившуюся над ними. И даже дышать стало легче.
Впрочем, это он отметил краем сознания. Когда перед ним встала тонкая, хрупкая фигура, в явно великоватой ей толстовке, и прохладные пальцы коснулись волос, ероша и нежно поглаживая. Верещагин не слышал, что она ему говорила и говорила ли вообще. Да и плевать ему было на слова в тот момент. Он просто посмотрел в эти тёплые глаза, где впервые не было спокойно отчуждённости, враждебности или ещё чего. Зато там, в глубине затаилась робкая надежда и такая, ещё совсем слабая, но уже готовая вспыхнуть любовь.