Выйдя из подъезда, попала в ласковые, но крепкие и отчасти медвежьи объятия худосочного на вид Веньки. Брат пристально меня осмотрел, сощурился неодобрительно, ещё раз сжал в объятиях и, подхватив на руки, утащил в сторону своей машины. Спорить с Вениаминов в этом плане было совершенно бессмысленно и бесперспективно.
Брат решил, что меня понесёт, брат сделал своё чёрное дело под подлое хихиканье моей подруги и своего закадычного врага. Которому любезно выделили переднее пассажирское и даже разрешили понажимать кнопки магнитолы, выбирая музыку. Чем Женька с удовольствием занялась, подбирая соответствующее музыкальное сопровождение. И кто бы сомневался, что с места мы тронемся под хриплый голос Тилля Линдеманна. Эта парочка могла спорить о чём угодно…
Но сердце что Веньки, что Женьки было навсегда отдано культовой немецкой рок-группе Rammstein. Они ещё и подпевать им умудрялись, с учётом того, что оба немецкий знали примерно так: свободно, с гугл-переводчиком!
Вздохнув, я откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза и сжимая телефон в ладони так, что будь у меня больше сил – сломала бы. Мысли в голове скакали как эвоки в пресловутых «Звёздных войнах», так же бессмысленно и также беспощадно. И любая моя попытка хоть как-то их упорядочить оборачивалась сокрушительным провалом. Да таким, что спустя пару минут я плюнула на это дело и уставилась в окно, вяло наблюдая за проплывавшими мимо домами и машинами.
Ровно до того момента, пока не вздрогнула от мягкой вибрации, прошедшей от ладони до плеча, отозвавшегося глухой, ноющей болью. Поморщившись, я посмотрела на телефон, запоздало вспомнив, что звук отключила ещё вечером, с одной стороны страшась звонка от Олега и в тайне его ожидая.
Вот такие мы противоречивые создания, девушки. Только ни мои мечты, ни мои опасения с реальностью так и не совпали. Поэтому я с каким-то непонятным и даже в чём-то радостным недоумением смотрела на три смс-сообщения от Верещагина, пришедшие одно за другим. Причём судя по таймингу, шли они с разницей в пару секунд, не больше и это несколько обескураживало…
Тихо хмыкнув, искоса посмотрела на занятых очередным спором Веньку с Женькой. Кажется, в этот раз они не сошлись во мнении относительно того, какую композицию включить следующей. Пальцы на мгновение зависли над дисплеем телефона, но всё же резко выдохнув я открыла сообщения до того, как успела передумать и удалить их, что бы не мозолили глаза.
И тихо засмеялась, качая головой. Может быть, это было в чём-то романтичным, может быть это было даже мило… Я не отрицаю. Но как же забавно читать попытку взрослого в общем-то дитятки написать я тебя люблю, попутно борясь с ненавистным всем и вся Т9. Но теперь хотя бы понятно, почему три сообщения и почему так быстро друг за другом. Олег честно пытался исправить ошибки…
С какой-то маниакальностью делая новые раз за разом. Пока не плюнул и не написал «я по тебе скучаю, моя Ледышка». И это было куда дороже всех его попуток признать в любви, полученных до этого. Не знаю почему, но только прочитав именно эти строчки, я тихо шмыгнула носом, чувствуя как щёки заливает предательский румянец, а в груди разливается непривычное и такое смущающее тепло.
Неосознанно коснулась пальцами разбитых губ. Кажется, тот вечер в зоопарке был так давно, что впору предаваться ностальгии. Но я всё равно как наяву чувствовала прикосновение тёплых сильных пальцев, его губы и объятия, в которых было на удивление уютно и комфортно. И поддавшись порыву, быстро написала в ответ те самые слова, что были на безрукавке Верховной Ведьмы клуба…
Я ведь потом, вернувшись домой, смогла прочитать её и понять, что ж это за загадочная фраза прозвучала из уст Верещагина. И сейчас по памяти набрала именно её, отправив до того как ко мне вернулась способность мыслить здраво:
- Честь – семье, душа – клубу, сердце - мессиру… - тихо хмыкнув, я вновь откинулась назад, прикрыв глаза и пробормотав себе под нос. – Надеюсь, ты меня не разочаруешь, Верещагин… Очень на это надеюсь…
Любопытный взгляд Веньки в зеркало заднего вида я стойко проигнорировала, прекрасно зная, что после меня вполне может ожидать допрос с пристрастием. В тайне надеясь, что жадного до информации братца успеет отловить Димыч или же перехватит Харон. Меньше всего я сейчас хотела копаться в собственных симпатиях. Не потому что я понятия не имела, что и к чему.
Просто сейчас это было слишком остро, слишком чувствительно. И я совсем не была уверена в том, что смогу спокойно об этом говорить. К тому же это мой старший брат… Я не сомневаюсь, что он тут же начнёт выяснять всю подноготную Верещагина, совершенно не заботясь о том, как это будет выглядеть со стороны! Плавали – знаем.
До частной больницы, в которую, по словам Неаполь, увезли Солнцеву, мы добрались без проблем в рекордные сроки. Я не сомневаюсь, что Вениамин умудрился нарушить с десяток правил дорожного движения и ещё меньше сомневаюсь в том, что ему до этого было какое-то дело. Братец высадил нас у центрального входа и тут же скрылся с глаз долой, попутно посигналив дежурившему неподалёку наряду гаишников.
И кто бы сомневался, что они поехали за ним следом.
- Веник, - хором недовольно протянули мы с Харон. После чего переглянулись и хмыкнули, качая головой.
Увы, так же как не мог вовремя замолчать, Веня совершенно точно не мог проехать мимо почти что коллег и не подколоть их. Иногда, я сомневаюсь, что это у меня проблемы с психикой. С другой стороны, в нашем тесном семейном кругу три мента, один патологоанатом и один любитель уголовного кодекса. Разве не пора бы мне уже отучиться, чему-то удивляться, нет?
- Ты уверена, что нам туда надо? – скептично осведомилась Харон, недовольно разглядывая добротное, как на картинке здание больницы. – Не, я твоё мнение не оспариваю, эт занятие вообще бесперспективное… Но так и знай. Мне эта идея не нравится!
- Идём, это всего лишь люди, - хмыкнула я, смело шагая вперёд, и усилием воли подавляя давний страх перед любым медицинским учреждением. Ничего не могла с собой поделать, после того отделения воспоминания и ассоциации у меня с больницами были далеко не самыми радужными.
- Это – живые люди, - мрачно буркнула Женька, недовольно сопя и топая следом. Оценив попавшегося навстречу медбрата, торопливо выкинувшего окурок за угол, она брезгливо дёрнула плечом. - Фу, мерзость какая. То ли дело мои обожаемые отморозки…
Я только фыркнула себе под нос, пройдя мимо стойки регистратуры и остановившись в холле, пытаясь понять в какую сторону двигаться. Видимо, сегодня удача была на моей стороне, потому как не узнать громкие голоса, раздавшиеся из коридора слева от нас, было просто невозможно. И кивнув Женьке на него, я отправилась в ту сторону, машинально стягивая мешающий видеть капюшон с головы. Сомневаюсь, что смогу кого-то напугать собственным внешним видом.
В конце концов, это больница. Частная, не дешёвая и пользующаяся определённой репутацией. Тут, наверняка, и поинтереснее экземпляры бегают, с куда более впечатляющими травмами, чем у меня. Недовольное фырканье Женьки я стойко проигнорировала, почему-то всё ускоряя и ускоряя шаг, пока не оказалась в небольшом тупике, где и устроилась слишком знакомая мне компания.
Они расположись кто тут, кто там. Исаев и Полонский возле двери палаты. Чуть в стороне Игорёк прижимал к себе Алёнку, пытавшуюся, совершенно безуспешно скрыть слёзы. У окна торчали Харлей и Мих, нервно теребя в пальцах сигареты, но так и не решаясь закурить. А у другой стены, напротив входа, на мягком сидении кушетки, устроился Олег.
Он выглядел пугающе спокойным. Бледное лицо, с остро очерченными скулами и залёгшими под глазами тенями. Локти выставлены на колени, пальцы сцеплены в замок, на котором устроился подбородок. Но не это напугало меня больше всего, не сгорбленная спина и общий потерянный вид. Я задохнулась в тот самый момент, когда увидела его взгляд. Пустой, невидящий, лишённый хоть каких-то эмоций…
И чужой. Настолько чужой, что я невольно остановилась на полпути, обхватив себя за плечи. За что и поплатилась, когда в меня со всего маху врезалась оглядывающаяся по сторонам Женька.
Тихо, но цветасто ругнувшись, Харон выглянула из-за моего плеча, оценив открывшийся ей вид и выдав, с жизнерадостной улыбкой на лице:
- Твою ж бабушку за ласты… Мы на похороны пришли или всё-таки есть шанс покинуть это богоугодное заведение не только живым, но и в полной, так сказать, предусмотренной богом комплектации?
Как ни странно, желающих вступить в полемику с цветущим и вызывающим нервный тик человеком никто не решился. И не встретив особых возражений, подруга обошла меня сбоку и устроилась недалеко от Верещагина, прислонившись плечом к стене. Руки на груди скрестила, недовольно языком цокнула и многозначительно так протянула:
- Нет, точно похороны. Я такие лица только в очереди на опознание видела и то, когда судмедэксперты, собаки такие, в очередной раз наш зал оккупировали. Не, народ, я всё понимаю, ситуация не располагает к счастливым рожам аля Иван Дурак… Но приберегите сиё скорбное выражение для траурных речей на моём могильном холмике, там оно будет ка-а-ак раз в тему! А сейчас взяли себя в руки и прекратили пугать несчастную общественность в моём скромном лице. Иначе я со страху начну травить исключительно профессиональные анекдоты и байки. И поверьте моей нервной системе и бедному, несчастному желудку… Вам такой досуг точно не понравится. У нас, гордых любителей чужих слегка мёртвых тел, чувство юмора соответствует названию и содержанию профессии.
Произнесённая тирада возымела в общем-то почти что целительный эффект. Народ вздрогнул и даже как-то оживился, наконец-то заметив новых действующих лиц. Вот только хорошо это или плохо, я так и не смогла определиться. Особенно, когда чей-то кулак приземлился на подоконник с глухим стуком, а следом последовало не самое-то добродушное и дружелюбное приветствие:
- Ну, бляха-муха… - ругнулся Харлей, хмурясь и меряя нас с Харон очень неласковым взглядом. – Вот я щас стою и думаю, привиделось мне это или нет. И для тебя, Эльза, первый вариант ну очень, млять, предпочтительней!
- Если у стен выросли руки – ты не бойся, это глюки! - задумчиво почесала бровь Женька, помахав ручкой моему начальству и голосом пай-девочки протянув. – А я тоже по вам соскучилась, страсть как!
Но на неё в кои-то веки внимания никто не обратил, чем несказанно обидел ранимую душу патологоанатома. Харон надулась, недовольно пыхтя, и скрестила руки на груди, явно занявшись обдумыванием очередной колкости в чей-нибудь адрес.
Я же в ответ на слова Ильи Алексеевича лишь едва заметно пожала плечами, не отрывая взгляда от замершего в одной позе Верещагина. И невольно поёжилась, когда следом за приятелем, свою лепту внёс Алёхин:
- Эльза, млять, ты какого хера тут делаешь? Или тебе на соседнюю койку захотелось попасть?!
Ещё и взглядом меня таким смерил, что будь я помладше и не так откровенно бита жизнью, наверное, мне стало бы стыдно. Но увы, мне было двадцать пять, а за спиной прошлое, делавшее такие порою кульбиты, что в душе не осталось и намёка на такое важное чувство, как совесть.
Поэтому я лишь едва заметно пожала плечами. Прежде, чем кивнув собственным мыслям, сделать несколько осторожных шагов вперёд. Мне было наплевать на недовольство байкеров, открытую враждебность Харон, пребывавшую в диком недовольстве от всего происходящего и на собственные, предательски подгибающиеся ноги. Я не обратила внимания на испуганный вздох Алёнки, заметившей-таки моё новоявленное украшение, расползшееся по щеке, челюсти и частично шее.
Хорошо ещё ворот водолазки скрывал отпечатки чужих пальцев, превратившихся спустя два дня в один, но очень живописный синяк.
Тихо хмыкнула собственным мыслям, игнорируя тихий, но вдохновенный мат Липницкого, на автомате прижавшего свою невесту к себе поближе и внимательный взгляд Полонского, где-то в глубине которого скользнуло беспокойство и сочувствие. А уж Исаев с его полупрезрительной-полунасмешливой миной и вовсе не удостоился моего внимания. Так, отметила краем сознание наличие этого субъекта в коридоре и тут же забыла о нём.
Всё моё внимание было отдано одному единственному парню, так и сидевшему в одной позе. Я осторожно приблизилась к Верещагину, остановившись лишь тогда, когда оказалась прямо перед ним. Так близко, что, кажется, чувствовала его медленное, размеренное, слишком спокойное дыхание. А затем, коротко вздохнув, протянула руку, нерешительно коснувшись взъерошенные тёмных волос, ласково, бережно перебирая и гладя их. И позвала. Тихо. почти не слышно:
- Олег…
Он вздрогнул. Ощутимо и резко, словно выныривая из своих мыслей. Вскинулся, поднимая на меня невидящий взгляд. Только спустя целую минуту, тянувшуюся так бесконечно, в глубине зелёных глаз мелькнуло недоумение, сменившееся осознанием и узнаванием. И прежде, чем я успела даже подумать о том, что бы отстраниться, Верещагин цепко ухватил меня за талию, притягивая ближе к себе. Ближе и ближе, до тех пор пока я не оказалась между его широко расставленных ног, упираясь коленями в край кушетки. Сам же рокер, не говоря ни слова, просто уткнулся носом в мой живот, с силой втягивая воздух…
И прижался щекой, закрывая глаза, стискивая меня в крепких, почти болезненных объятиях. Я растерянно замерла, не решаясь ни отодвинуться, ни попробовать с ним заговорить и отчаянно не зная, куда девать собственные руки. Лишь стояла и смотрела, как мелко подрагивают широкие плечи, как Олег судорожно втягивает воздух и периодически сжимает руки сильнее, трётся лицом о мягкую ткань толстовки и снова замирает, что-то беззвучно шепча.
Толковые мысли в голову так и не пришли, а руки, забытые хозяйкой, жили казалось бы собственной жизнью, прекрасно зная, что нужно делать. Одна мягко легла на плечо, поглаживая и сжимая, даря ощущение поддержки и близости. А втора уже привычно зарылась пальцами в тёмную, взъерошенную шевелюру, перебирая пряди, лаская пальцами затылок и чувствуя, что его немного, но всё же отпускает.
Как и меня, вместе с ним, рядом. Осознавая, что впервые за много лет, мне есть с кем разделить свои волнения и страхи, свою боль. От этого становилось теплее на душе и дышать было капельку легче.
- Всё будет хорошо, - произнесла негромко, обменявшись понимающими взглядами с Харон. – Точно тебе говорю, я узнавала…
Женька едва слышно хмыкнула, недовольно скривившись, но кивая головой в подтверждение моих мыслей. Компании нужна была встряска, им как воздух необходимо было снять скопившееся напряжение, от которого только что воздух искриться ещё не начал. И выхода тут было три: напиться, подраться и…
Обменяться колкими репликами. И Харон, похоже, придётся использовать все свои способности в ораторском искусстве, дабы разрядить обстановку. Хотя в чём, в чём, а в её возможностях и остроте языка я никогда не сомневалась.
Олег же на мою реплику никак не отреагировал. Только вздохнул глубоко, осторожно погладив меня пальцами по пояснице и вновь прижимаясь щекой к животу. Алёнка благодарно улыбнулась, хоть и выглядела эта улыбка бледной, кривой тенью настоящих эмоций. Харлей и Мих только пристально следили то за мной, то за дверью палаты, явно ожидая появления врача и подсознательно боясь возможного вердикта.
Остальные же ничего не сделали и не сказали… Кроме одной, на диво противоречивой личности, мнившей о себе порою слишком много. Исаев страдал самым тяжёлым из всех возможных недугов. Он искренне считал себя самым лучшим, самым-самым…
И сначала говорил, а потом уже думал кому, что и когда умудрился сказать. Вот и сейчас, вместо того, что бы приободрить друзей или просто, культурно промолчать, Демьян только пренебрежительно фыркнул, язвительно процедив сквозь зубы:
- Только твоего авторитетного мнения нам и не хватало. Кстати, неужели ты всё же кого-то сумела достать своей отгороженностью? Да так, что он тебе на лице расписался в нежелании с тобой общаться, а?
Верещагин вскинулся почти мгновенно, пытаясь отодвинуть меня в сторону и рвануть к слишком уж разговорчивому парню. Но положив обе руки ему на плече, я слегка надавила, прекрасно понимая, что если Олег действительно захочет освободиться, моя персона не станет для него помехой. Однако, как это ни странно, он зло выдохнул, медленно усаживаясь обратно, вновь утыкаясь носом мне в живот и часто дыша, явно пытаясь взять себя в руки.