И Николо мгновенно и одним прыжком очутился за дверью и исчез в темноте.
– Мы погибли, – пробормотала в испуге вдова Фипар.
Но Рокамболь уже овладел собой.
– Не бойся, маменька, – сказал он. – Рокамболь с тобой! Мало ли что у нас может случиться. Из этого еще не выходит, чтобы ты была виновата во всем. Упади поскорее в обморок… это прекрасно и, главное, отлично доказывает невиновность.
Распорядившись таким образом, смелый мальчуган бросился на лестницу и заорал во все горло:
– Воры! Разбойники!
Когда он влетел в желтый кабинет, то ему представилась следующая картина: граф де Кергац стоял наклонившись над умирающим Коляром, а Леон Роллан, пришедший уже в себя, сидел на слесаре.
При виде Рокамболя Гиньон, бывший до сих пор простым зрителем, бросился на молодого кабатчика.
– Разбойники! – продолжал кричать Рокамболь и, сообразив, что здесь произошло что – то недоброе, хотел уже повернуть назад, но Гиньон догнал его и, схватив очень удачно руками, повалил на пол.
– Воры! Разбойники! – орал по – прежнему Рокамболь.
Но Гиньон, подняв нож, который только что перед этим выронил. Леон, приставил его к горлу Рокамболя и сказал:
– Если ты пикнешь еще, то будешь убит.
– Так как ты скотина, то я помолчу, – проворчал негодяй, не потерявший и в эту минуту своего дикого хладнокровия.
– Хорошо сыграно, – ворчал между тем Коляр, смотря с ненавистью на Армана, – вы в выигрыше, но капитан отомстит за меня!
– Негодяй! – вскрикнул де Кергац. – Неужели ты и перед смертью будешь скрывать преступление и умрешь без покаяния в грехах?!
– Вы ничего не узнаете, – пролепетал умирающий.
– Во имя бога, перед которым ты скоро предстанешь, – умолял де Кергац, – скажи мне: где Жанна и Вишня?
– А, – засмеялся Коляр, – вы хотите знать это, ваше сиятельство, ну, так знайте же, что Жанна любовница сэра Вильямса! А теперь вы больше ничего не узнаете. – И, произнеся эту фразу, он конвульсивно вытянулся и окончил свою грешную жизнь.
Тогда граф перешел к слесарю и, приложив свой пистолет к его лбу, грозно сказал:
– Говори, что ты знаешь, или прощайся с жизнью.
– Я ничего не знаю, – прохрипел тот, – мальчик должен знать кое – что.
Рокамболь слышал эти слова и прехладнокровно крикнул:
– Я – то все знаю! Арман вскрикнул.
– Я знаю, где они, – повторил Рокамболь.
– Говори же! – крикнул Гиньон, приставляя нож к его горлу.
– Ничего не скажу. Если хотите, то можете смело зарезать меня.
Тогда Арман подошел к нему.
– Денег, что ли, нужно тебе? – сказал он.
– Да, барин. Жизнь без денег ужасно глупая штука.
– Сколько же тебе нужно?
– На первый случай – всего десять луидоров.
Арман молча бросил ему кошелек.
– Теперь велите оставить меня.
Граф сделал знак рукой – и Гиньон немедленно отпустил Рокамболя.
Мальчуган был совершенно хладнокровен и спокоен. Он посмотрел на Армана, зевнул и сказал:
– Коляр все наврал. Сэр Вильямс похитил особу, но она еще не любовница его. Она, видите ли, не хочет этого.
– Где же она? – с живостью спросил граф.
– Недалеко отсюда. Я вас сейчас туда провожу.
– Идем же скорей!
– Идемте, идемте, – проговорил Рокамболь и, спрятав кошелек в карман, подошел снова к нему.
– Господин граф, – сказал он, – вы ведь человек рассудительный. Ведь это стоит дороже десяти луидоров.
– Ты получишь пятьдесят, если я только найду Жанну.
– Это дело, – проворчал Рокамболь и пошел вперед.
Арман, Гиньон и Леон последовали за ним. Слесарь был отпущен и немедленно убежал. Гиньон продолжал все еще держать Рокамболя за шиворот.
– Дурак ты, дурак, – заметил ему ребенок, – ты все еще думаешь, что я убегу. Я, брат, право, не прочь заработать пятьдесят луидоров.
Проходя через кабак, они увидели вдову Фипар, лежащую в обмороке.
– Бедная маменька, – проговорил Рокамболь, – она уж очень испугалась. Надо хоть поцеловать ее, – прибавил он насмешливым тоном.
И при этом наклонился, делая вид, что целует ее, а на самом деле быстро шепнул ей на ухо:
– Беги скорей… Я сыграю с ними шутку, и они ничего не узнают.
Старуха не пошевелилась и, казалось, была в самом деле в обмороке.
Рокамболь шел вперед, а за ним шел Гиньон, не выпускавший все – таки его из своих рук.
– Обе женщины, то есть Вишня и Жанна, находятся в маленьком домике, – говорил мальчуган. – Вот вы увидите.
Он вошел на мостик водяной мельницы и сказал Гиньону:
– Идите направо, приятель; если упадете в воду, то это будет очень плохая штука.
– Ступай сам направо! – ответил ему Гиньон.
– А плавать умеете? – спросил опять Рокамболь.
– Нет, – ответил работник.
– Ну, это плохо, – проворчал мальчуган, и, дойдя до середины мостика, где уже не было колеса, он сделал быстрое движение и, толкнув Гиньона, подставил ему подножку и вместе с ним полетел в воду.
– Посмотрим, по шерсти ли тебе дана кличка Guignon, – проговорил в это время маленький негодяй.
И в то же время он крикнул графу:
– Прощайте, господин граф, вы не узнаете, где Жанна.
Ребенок пошутил и надсмеялся над взрослым и остался верен сэру Вильямсу.
Делать было нечего.
Де Кергац и Леон Роллан проворно вернулись в кабак, рассчитывая узнать что – нибудь от старухи.
Но вдова Фипар уже исчезла.
Кабак был пуст, и Арман нашел в нем только один еще неостывший труп Коляра.
А теперь мы снова вернемся в Бретань.
Сэр Вильямс не терял здесь времени понапрасну; он поместился у кавалера де Ласси, который принял его со всем радушием скучающего человека, и в короткое время заслужил его полное расположение и привязанность.
Заручившись такими вескими данными, сэр Вильямс приступил уже к более решительным действиям.
Он открылся перед де Ласси в том, что любит Эрми – ну, но что, к несчастью, не пользуется ее расположением.
Де Ласси принял это сообщение близко к сердцу и решился помочь бедному англичанину, который так страдал из – за своей любви к Эрмине.
По его предложению была устроена большая охота на старого кабана, на которой присутствовал и господин Бопрео с дочерью.
Во время этой охоты сэр Вильямс имел возможность порисоваться в глазах молодой девушки, убив в двух шагах от нее старого кабана, на которого он бросился один.
Сцена была настолько потрясающая и вместе с тем страшная, когда сэр Вильямс храбро бросился на рассвирепевшего зверя, что с Эрминой сделалось дурно, и молодой англичанин стал представляться ей чем – то вроде героя.
– Каково? – пробормотал сэр Вильямс, возвращаясь с охоты и нагибаясь к господину де Бопрео.
– О, отлично, великолепно! – проговорил тот.
– Если бы у вашей дочери не двенадцати миллионов приданого, – заметил также тихо сэр Вильямс, – то я бы, поверьте, не стал рисковать: я ведь ставил на карту свою жизнь.
Вскоре после этой охоты он сделал предложение, но Эрмина письмом поблагодарила его за оказанную ей честь и ответила, что она все еще любит Фернана и не может забыть его.
Рокамболь, как и следовало ожидать, преспокойно себе выплыл на берег, обогрелся на барке и явился на другой день утром чуть свет в кабак.
Дверь этого милого заведения была отперта.
Вдова Фипар удрала отсюда еще вчера и скрывалась
теперь в павильоне, где жила Жанна. Рокамболь взобрался в первый этаж.
Труп Коляра все еще лежал в луже крови.
– Это скверно, – подумал он, – граф удрал и, конечно, не скоро явится сюда. Но первый, кто пожалует сюда, уведомит кого нужно, и тогда мы действительно пропали. Эх, бедняга, – продолжал он, поднимая труп, – и твое дело не лучше Гиньона.
В это время в нижнем этаже раздался маленький шум.
Рокамболь проворно схватился за нож.
Но в ту же минуту до него долетел хорошо знакомый ему голос:
– Эй, Рокамболь!
– Ладно, – пробормотал мальчик, – это наш Николо, трусить нечего.
Это был на самом деле паяц Николо, который пробродил всю ночь по полям, к утру немного успокоился и решился сходить узнать, что произошло после его бегства.
– Идите, тятенька, идите сюда! – крикнул ему мальчуган.
Николо взошел по лестнице и остановился, дрожа всем телом, на пороге желтого кабинета.
Юморист Рокамболь посадил труп Коляра и прислонил его к стене.
– Шабаш, – сказал он, показывая на него пальцем.
– А старуха? – спросил паяц.
– Улизнула, – ответил Рокамболь. – Ну, папенька, болтать некогда. Сначала нужно припрятать покойного господина Коляра. Это его нисколько не огорчит, а мы будем в выигрыше.
– Да ведь не мы же его убили, – заметил Николо, – и кто же смеет нас обвинять!
Рокамболь пожал плечами и презрительно посмотрел на паяца.
– Папенька, – сказал он, – хотя вы и не виновник моих дней, но, между нами сказать, я об этом не жалею.
– Что такое? – спросил Николо.
– А то, что вы глупы, как настоящий паяц, – продолжал Рокамболь, – у вас ум в ногах, а не в голове.
– Дурак, – проворчал Николо.
– Предположим, что сюда пожалует полиция, – продолжал Рокамболь. – Ну, конечно, нас с вами немедленно забирают и засаживают. Затем начинают рыться в разных бумагах; оказывается, что папенька Николо жил в одном портовом городе, откуда и вышел с волчьим паспортом и со всеми признаками бывшего каторжника.
– Черт побери! Я об этом действительно не подумал, – проворчал старый паяц.
– Что же касается до меня, – начал опять мальчуган, – так я улизнул из пансиона, куда меня поместила исправительная в ожидании моего совершеннолетия, и меня возвратят на старое место.
– Ты прав, – проворчал опять Николо, – но куда же мы денем твоего милого господина Коляра?
– Если бы дело было ночью, то я бы сказал, что мы похороним его в саду, но так как теперь уже день, то я думаю, что будет гораздо лучше спустить его в погреб. У нас есть старая пустая винная бочка, мы выбьем у ней с одной стороны дно, а потом заколотим отверстие.
Николо и Рокамболь подняли труп и спустили его в погреб, где мальчуган выбил у большой бочки дно.
Покойный господин Коляр, как выражался о нем шутник Рокамболь, был помещен в этот импровизированный гроб, и бочка была приперта к стене.
Затем распорядители этого погребения замыли кровь в желтом кабинете и привели все в порядок.
Когда все окончилось, Рокамболь налил себе стакан водки, закурил трубку, уселся на скамейку и, посмотрев на паяца, насмешливо сказал:
– Теперь, тятенька, мы можем потолковать и относительно наших дел.
– О чем толковать? – переспросил Николо.
– Черт побери, – ответил ему весело Рокамболь, – уж, конечно, не о политике.
Николо засмеялся.
– Конечно, – продолжал мальчуган, – господин граф, убивший покойного Коляра, не будет трубить об этом, но он, вероятно, захочет узнать, где сидят теперь девочки. А потому – то, если мы и безопасны в отношении полиции, то не то мы должны чувствовать в отношении к графу, поэтому мое мнение, что нам нужно удрать: вам с маменькой в Париж, а мне в порт Марли, где меня приютит дядя Морис. (Дядя Морис был содержатель кабака, пользовавшегося почти такою же славою, как и заведение вдовы Фипар).
– Твоя правда, – сказал Николо, одобряя совет мальчика. – Но как нам поступить с девочками?
– Я устрою все как нельзя лучше, – ответил ему на это Рокамболь, – я займу место Коляра.
– Ну, теперь, – добавил он, – марш вперед!
Они вышли.
Рокамболь взял кусок угля и написал им на двери кабака, которую запер на ключ: «Заперт по случаю банкротства».
Жанна, сидевшая все это время в павильоне, постоянно получала письма от сэра Вильямса, в которых он, выдавая себя, за графа де Кергаца, писал ей о своей глубокой любви к ней, о том глубоком счастье, которое ожидает его, если она полюбит его, и т. д. Все эти письма были без подписи, и только два последних он осмелился уже прямо подписать «де Кергац».
Жанна ждала его приезда и не могла дождаться.
Наконец, вечером, на закате солнца, раздался стук колес экипажа, катившего по песку главной аллеи. Жанна побледнела, хотела подняться, но силы оставили ее, и она не смогла встать со стула.
Дверь отворилась, и служанка Мариетта доложила: – Граф Арман де Кергац!
Жанна глухо вскрикнула; ей казалось, что все силы ее вдруг оставили.
Вернемся немного назад.
Когда Арман и Леон вышли из кабака в ночь убийства Коляра, то они скоро поняли, что им ночью здесь ничего не отыскать и не сделать, а потому и воротились в Париж.
– Граф! – проговорил Бастиан, встречая Армана. —
Мы теперь знаем, где сэр Вильямс, – и при этом он
подал ему рапорт его тайной полиции.
В этом извещении было сказано, что сэр Вильямс едет по дороге в Бретань к кавалеру де Ласси. Арман задумался.
– Андреа, – сказал он, наконец, – это он. Надо торопиться, если мы хотим спасти Эрмину.
– Конечно, – заметил Бастиан.
– Ты сейчас же поедешь туда, мой друг, – сказал Арман. – Из Керлована ты можешь отлично наблюдать за всем, что делается в Манцаре и Женэ. Ты будешь писать мне ежедневно, и если понадобится, то я тотчас же приеду.
Бастиан уехал в Керлован ровно за двадцать четыре часа до начала охоты, на которой сэр Вильямс убил кабана.
Баронет явился Эрмине при романтических и драматических условиях; он явился ей героем темных приключений, человеком, играющим жизнью из – за улыбки. А теперь он хотел, чтобы она увидела в нем истинного джентльмена, холодного, сдержанного, меланхоличного англичанина, строго следующего всем условным приличиям.
После охоты на кабана был большой обед, и во время этого стола он едва поднимал на нее свои глаза, но говорил умно и старался выказать и свое умственное превосходство, – словом, заботился выставить ей на вид свои нравственные качества в таком же ярком свете, как и физические. Простившись в этот день с Бопрео и баронессой, сэр Вильямс вздумал убедиться, не вернулся ли Арман в Керлован и не наблюдает ли он за его действиями.
Он направился по направлению к старому замку и дорогой от попавшегося ему навстречу крестьянина узнал, что в Керлован приехал управляющий графа Бастиан.
Сэр Вильямс не знал о побеге Баккара и о том, что теперь уже Арман де Кергац не мог больше сомневаться в его личности. Поэтому он хотя и опасался отчасти соседства Бастиана, но надеялся, что тот при встрече с ним все – таки его не узнает.
– Мне хочется, – сказал он себе, – постучаться в ворота замка и сделать визит этому Бастиану.
Баронету понравилась эта мысль. Достигнув дна лощины, где был поворот на Керлован, сэр Вильямс увидел на противоположной стороне утеса силуэт человека. Он увидел, что этот человек медленно спускался и направлялся ему навстречу. Затем явилась еще одна тень, и вдруг баронет очутился лицом к лицу с двумя людьми.
– Сэр Вильямс, – произнес чей – то голос, заставивший мнимого англичанина невольно содрогнуться.
– Это он. Я его узнаю, – твердила другая личность.
Баронет узнал голоса Бастиана и старого сумасшедшего Жерома, некогда жившего у его отца Фелипоне.
Тогда сэр Вильямс инстинктивно схватился за седельные кобуры, ища своих пистолетов. Но их не было.
Конюх кавалера де Ласси, седлая накануне его лошадь для охоты, вынул пистолеты, чтобы вычистить их, и забыл потом положить на место.
Бастиан разговорился с сэром Вильямсом, дал ему понять, что он знает все о двенадцати миллионах и зачем баронет вздумал жениться на Эрмине, и, наконец, предложил ему сойти с лошади и поговорить с ним.
Хотя сэру Вильямсу все это было больше чем неприятно, но ввиду необходимости он исполнил это требование Бастиана.
– Милостивый государь, – начал хладнокровно старый гусар, – раньше всего я хочу поговорить с вами об одной вашей знакомой.
– Как ее зовут?
– Баккара.
– Я ее не знаю, – ответил спокойно баронет.
– Вам, конечно, изменяет ваша память, потому что вы же засадили ее в дом умалишенных.