Наконец мучительный алгоритм “туда, шлепок кожи о кожу, отвратительный хлюпающий звук, обратно” сбился, и ритм толчков стал рваным и сбивчивым. Неотрывно смотрю в потолок, чувствуя, как чужой орган внутри моей разорванной плоти, становится горячим и близится к разрядке. И я жду. Даже размышляю о том, что бы начать двигаться ему навстречу, лишь бы хоть как-то ускорить процесс. Пусть всё закончится! Скорее…
Мужчина набирает темп, меня уже буквально втрахивают в металлический стол. Я уже не кричу, лишь глухо постанываю, больнее быть уже не может. И в один миг всё замирает, я чувствую, как внутри растекается чужая горячая сперма, а мужчина обессилено облокачивается на меня. Я чувствую почти облегчение…
Нет, мне не становится легче или менее больно, я всё ещё на операционном столе скованный по рукам и ногам, с разорванной задницей. Только теперь я знаю, что всё кончено. Это конец. И мне даже хочется улыбнуться, но сил на это уже нет.
Бывший врач выходит из меня с характерным хлюпаньем, позволяя белёсой жидкости, смешанной с кровью, вытечь наружу. После этого он спокойно застёгивает штаны и обходит вокруг стола, останавливаясь у изголовья. Я наблюдаю за ним, но мой взгляд ничего не выражает. Больше ничего: ни боли, ни злости, ни ненависти - ничего не осталось, только равнодушие и бесконечная пустота.
Тогда он берёт откуда-то шприц с неизвестным препаратом, снимает зубами колпачок и аккуратно вводит его в вену на моей руке. Предполагаю, что это была смертельная инъекция, но умирать таким образом не так мучительно. Наверное, это такой акт доброй воли со стороны этого монстра. Веки тяжелеют, боль уходит, я чувствую лёгкость и как-то резко проваливаюсь во тьму, на этот раз уже навсегда…
***
Холодно. Где я? Открываю глаза, вокруг темно. Жду, пока глаза привыкнут к тьме, пытаюсь пошевелиться. Плохая идея. Любое движение откликается болью во всём теле, а вместе с болью и воспоминания о произошедшем волной накрывают сознание.
Я ещё жив? Почему я всё ещё жив? Неужели это ещё не конец? Неужели это значит, что кошмар продолжается? Преодолевая множественные болезненные ощущения, заставляю себя сесть, от острой боли ниже пояса у меня вырывается приглушенный стон. Чёрт. На руках бинты, и не только на них – всё тело, от шеи до голеностоп туго забинтовано. Что происходит? Почему я похож на ёбанную мумию?! Пытаюсь найти, где кончаются бинты, чтобы ослабить слишком сильно затянутую ткань, а ещё лучше вообще снять. Безуспешно, я ничего не вижу. В итоге подцепляю одну из марлевых лент на груди и собираюсь порвать, как вдруг у меня за спиной раздаётся спокойный мужской голос:
– Не стоит этого делать. Ты можешь занести инфекцию.
Этот голос я не забыл бы, даже если б захотел, он въелся в мой слух, впитался в кожу, засел во всех потаенных уголках моего сознания, откуда его уже не вытравить, никогда. За моей спиной появляется какой-то источник света. Я стараюсь унять дрожь, но это непросто, страх снова охватывает перебинтованные ошмётки моей души.
Наконец, я пересиливаю себя и поворачиваю голову, чтобы заглянуть себе за спину. Слишком яркий жёлтый свет плотный, словно густой туман просачивается в тёмную комнату через дверной проём и слепит глаза. Я снова был один. Он ушёл, тревога оказалась ложной.
Не знаю, сколько времени прошло. Ожидание тянется бесконечно долго. Я не знаю, где я и чего жду. Время потеряло свой привычный ход и застыло в этом проклятом месте, в этом проклятом моменте. Мне уже не страшно. Уже всё равно, что со мной будет. Лишь бы поскорее…
Вскоре я слышу приближающиеся шаги. Тёмный силуэт появляется в дверном проёме. Он стоит спиной к свету, маски на нём уже нет и одежда куда более повседневная, в сравнении с предыдущим костюмом, но лица, как и прежде, не видно. Он ставит передо мной сумку набитую деньгами, рядом с ней аккуратной стопочкой ложатся мои вещи. Я непонимающе оглядываю появившийся предметы, свою одежду я будто бы вижу впервые, я не узнаю их.
– Ну, что ж, царапины я обработал. Сейчас выглядит жутко, но резал я неглубоко, так что шрамов не останется, не волнуйся. Твоя оплата. Ты можешь идти? Или тебя подвезти? – непринужденно спрашивает бывший врач и по совместительству мой совсем недавний насильник.
Что? Я, наверное, ослышался. Слуховые галлюцинации, как следствие переохлаждения, ведь всё это время здесь было очень холодно. Я не знаю, смеяться или плакать. Я в смятении. Встаю на ватных ногах, ходить получается плохо, заторможено. Натягиваю свои шмотки, на автомате хватаю ручки сумки, и просто ухожу, стараясь не думать ни о чём и не замечать ноющую боль во всём теле. Проходя мимо мужчины в дверном проёме, я не смотрю на него. Я не хочу видеть его лица.
Уже поднимаясь по лестнице, молюсь, чтобы это не оказалось затянувшейся шуткой. Мне казалось, что до самой верхней ступеньки я всё же не доберусь. Казалось, что вот-вот откажут ноги и меня утащат обратно или какой-нибудь запоздалый яд в моей крови, наконец, доберётся до цели, и моё бездыханное тело рухнет прямо на этих ступенях. Но по мере того, как я поднимался, страхи становились всё меньше и несущественнее. И в какой-то момент мне, в самом деле, показалось, что всё закончилось. Но снизу послышались слова, которые раз и навсегда заперли часть меня в этом тёмном подвале:
– До встречи, Йен.
Я замер на последней ступеньке, прямо перед выходом. Столько противоречивых мыслей вилось в тот момент в моей голове, как рой смертоносных пчёл, но ни одна из них не смогла сформулировать, то, что мне хотелось сказать, поэтому схватив покрепче сумку в своей руке, я просто пошёл дальше. Не оборачиваясь, не зная и не видя, как человек, смотрящий мне вслед, улыбался поистине дьявольской улыбкой.
А человек ли..?
***
Следующие несколько часов не остались в моей памяти, я не помнил ни как выглядел дом этого чудовища, ни где находился всё это время, ни как я добрался до дома. В себя я пришел лишь, когда захлопнул входную дверь своей съёмной квартиры. Меня окружала только тишина. Никого. Я не мог поверить, что смог снова оказаться дома. Утыкаюсь головой в деревянную дверь. Так тихо. Все тело буквально гудит от усталости. Душ. Вот что мне сейчас необходимо. Стаскиваю с себя одежду прямо на ходу.
Руки натыкаются на аккуратные бинты – недолго думая, сдираю их с себя. Бинты оказываются крепкими, некоторые отказываются рваться, затягиваясь ещё туже, стискивая ещё свежие раны. Игнорируя боль, разрываю тонкие ленты одну за другой, вопреки предупреждениям врача, я хочу избавиться от них как можно быстрее.
Захожу в душ. Почему-то настроить нужную температуру сразу не удаётся, я словно забыл, как это делается. В процессе освобождения от бинтов некоторые ранки открылись, и это причиняло немало дискомфорта. Но всё же вода действовала успокаивающе на моё измученное тело, мягко стекая по коже, она обволакивала, избавляя от болезненных ощущений. Тёплые струйки текут по лицу и волосам, по рукам, груди и животу. Тело впервые за долгое время расслаблено, но внутри бушует буря, пожар, который вода не способна потушить. Глубоко внутри остались следы, которые невозможно стереть, на теле - раны, которые нельзя залечить. Мне никогда не отмыться от этого, сдери я с себя хоть всю кожу, от этого не избавиться, не забыть…
Резко выключаю воду. Выхожу из душа как есть, не заботясь ни об одежде, ни о полотенце. На глаза попадается злополучная сумка. Вытряхиваю её прямо на пол. Пол застилается тысячей зелёных купюр, но сейчас они не стоят ничего. Падаю на колени. Слёзы крупными каплями текут по лицу. Стыдно. Мерзко. Больно. Сворачиваюсь калачиком на куче “грязных” денег.
Что ж, я получил желаемое, зеленые бумажки надолго смогут обеспечить комфортное существование продажной шлюхи, что бежала на проклятый маскарад в попытках заработать, разменивая свою душу на бесценные купюры.
Вот, оказывается, сколько стоит человеческая душа! Я должен был умереть там. Только так я смог бы отчиститься от этой грязи, этой боли, этой мерзости. Но теперь уже слишком поздно…
Этот монстр забрал у меня слишком много. Я больше не тот мальчик, каким рос со своими братьями и сёстрами в бедном районе Чикаго. Его больше нет. Он с мясом вырвал кровавый кусок моей души, часть меня. Вместо него там остался большой уродливый шрам, от которого нельзя избавиться, его не скрыть, не забыть. Он будет со мной всегда и везде, как напоминание моей ничтожности, слабости, порочности, до конца моих дней.
Рыдаю в голос, потому что больше не могу. Потому что слишком долго терпел.
И это только одна ночь, одна слишком долгая ночь…
Но и её достаточно, чтобы сломать какого-нибудь рыжего парнишку.
Парнишку по имени Йен Галлагер…
Комментарий к БОНУС. Одна очень длинная ночь (NC!!!)
Данную главу писала не я, но, все же, как всегда, я жду ваших отзывов, критики и мыслей, что появляется в ваших головах после прочтения.
очень надеюсь, что этот кусочек вам понравится…
========== НЕсвидание ==========
– Блять, Мэнди, не будь ты большей сукой, чем обычно, – отбрасывая бычок в сторону, проговорил Микки, заглядывая в глаза сестры. – Мне надо.
– Зачем? – продолжала допрос девушка.
Прислонившись к потрескавшимся от старости кирпичам небольшого здания рядом с кафешкой, в маленьком проулке с огромным количеством мусорных бачков, куда работники выходили на перекур, Мэнди Милкович стояла, сложив руки на груди, с нескрываемым превосходством и небольшим намеком на издевку во взгляде смотря на брата, что уже пять минут упрашивал ее отработать за него вечернюю смену.
– Просто, блять, надо, – настаивал брюнет, опускаясь на грязные ступеньки и вытягивая гудящие от долгого стояния ноги.
– Знаешь, просто даже мухи не …
– Да твою ж мать! – не выдержал Микки, резким движением сбрасывая с головы уже порядком осточертевшую кепку с ебучей белкой на самой макушке. – Мне нужно кое-куда съездить.
– А мне нужно провести свободный вечер в компании бойфренда. Я и так всю неделю вкалывала, как пчелка, мне нужен отдых, – весомый аргумент.
– Ну, потусуйтесь здесь, чё вам мешает? – последняя попытка уговорить сестру.
– Да ничего не мешает, ты прав, в субботний вечер здесь ведь совсем не бывает народу, – саркастично заметила она, отказываясь сдаваться.
– Блять, с тобой все понятно, – выдохнул Милкович, доставая пачку сигарет из кармана, словно позабыв, что только что уже выкурил одну штуку. – Поебаться со своим ушлепком для тебя намного важнее, чем помочь брату.
– Ой, только не начинай, Мик, – закатила глаза девушка. – Дело вовсе не в этом.
– А в чем же? – вздернул брови брюнет. – Перенесите свои потрахушки на завтра, чего вам стоит?
– Завтра Лип будет занят: Йен уезжает, и они с семьей решили собраться перед его отъездом. А сегодня у рыжего какие-то дела вечером, и мы с Липом сможем побыть наедине в пустом доме, – объясняла она. – Так, стоп, – резко изменившись в лице, проговорила Менди, и губы ее растянулись в довольной улыбке, – Йена вечером не будет дома, ты говоришь, что тебе тоже нужно отвалить, вы что ли…
– Да иди ты нахуй, – не дав договорить, перебил сестру Микки. – Мои планы никак не связаны с этим рыжим ебланом, – проговорил он, делая, пожалуй, слишком большую затяжку, едва не подавившись дымом.
– Ага, поверила, – улыбнулась Мэнди, замечая изменения в голосе брата. Что-что, а понять, когда Микки врет, она могла с легкостью. – Ты только вчера этому еблану, как ты выразился, язык в рот засовывал.
– Блять, сука, сказал же, закрыли тему, – вмиг ощетинился парень, вспоминая продолжительный разговор ранним утром о драке, что завязалась вчера в старой комнате отца, постепенно превратившийся в допрос с постоянными подколами и грязными шуточками со стороны девушки, когда речь зашла о том моменте, который застала Мэнди, распахнув дверь спальни старшего Милковича.
– Молчу-молчу, – поднимая руки в жесте капитуляции, рассмеялась сестра, наслаждаясь реакцией брюнета на безобидную фразу. – Так у вас свидание? – поиграв бровями, спросила она, через пару минут, проведенных в тишине, глядя в родные голубые глаза напротив.
– Нет, – тихо ответил Микки, что, несомненно, удивило Мэнди, ожидающую новый поток брани и обзывательств в свой адрес, или, как минимум, поднятый средний палец с буквой «C» на фаланге или дефисом, если Милковичу вдруг захочется разнообразия.
Запуская руку в волосы, парень добил сигарету и ловким движением отправил бычок в стену напротив, что встретившись с кирпичной кладкой, осыпался на асфальт десятком маленьких искр.
– Хорошо, в шесть можешь валить домой, – обреченно выдохнула девушка, сама не понимая, почему согласилась, внимательным взглядом рассматривая брата, казалось, напряженно о чем-то размышляющего, так не похожего в этой своей задумчивости на того Микки, которого она знала все свои двадцать лет. – Но только после того, как признаешься, что этот вечер ты все-таки проведешь с Йеном, – добавила она, подмигнув. Ну не могла же победа Милковичу достаться слишком легко.
– Ладно, блять, мне нужно съездить кое-куда с Галлагером, – на одном дыхании выпалил парень, поднимаясь на ноги. – Довольна? – поджав губы, спросил он.
– Угу, – не сдержав улыбки, ответила Мэнди, наблюдая за тем, как брат развернулся и направился в сторону служебного входа кафетерия, попутно пиная ногой свою так «глубоко любимую» форменную кепку по асфальту. – Эй, Мик! – позвала она брюнета, когда тот был уже в дверях.
– Что? – обернувшись, спросил тот.
– Знаешь, «съездить кое-куда» с парнем, с которым целовался вчера вечером – и есть чертово свидание, – рассмеялась девушка, наконец, дожидаясь внимания среднего пальца Милковича и доставая мобильник, чтобы позвонить Липу и сообщить об изменении планов.
Ну, и, возможно, о том, что у ее брата свидание с Йеном.
Нет, определенно, сначала сообщить о свидании, а уж потом о планах.
Точно.
Ровно в восемнадцать двадцать Микки Милкович открыл входную дверь своего дома.
– Эй, блять, чем так воняет? – прокричал он с порога, втягивая носом незнакомый аромат, исходивший из кухни.
– Привет, – рыжая голова показалась в дверном проеме. – Я рагу овощное делаю, минут через пять будет готово.
– Фу, бля, какое нахуй рагу? – скривился брюнет, скидывая ботинки. – Отродясь это дерьмо не жрал, – проговорил он, проходя в кухню. – Нормальной жратвы нет, что ли? Чего-нибудь менее бабского? – поднимая крышку с большой кастрюли, где продолжала кипеть разноцветная субстанция, по мнению Милковича больше походившая по виду на блевотину, нежели на что-то съестное, спросил он.
– Нет, – отбирая у парня крышку, недовольно ответил Йен, с грохотом опуская ее на место. – Не нравится - можешь сам себе что-нибудь приготовить, я тебе не кухарка, – протараторил он, выкручивая ручку плиты, и уже сожалея о своем желании хоть как-то отплатить Милковичам за гостеприимство, которое выражалось взваленными на себя обязательствами по походу в магазин за продуктами и приготовлению пищи, пока те были на работе.
– Ладно, хуй с тобой, – закатил глаза Микки. – Давай сюда свое ебаное варево, – доставая тарелку и протягивая ее рыжему, сказал он.
– Сам возьмешь, мне нужно собираться, у меня встреча назначена в центре, – ответил Галлагер, разворачиваясь и направляясь в сторону выхода из небольшой кухни.
– Через сколько выдвигаемся? – бросил в спину уходящему парню Микки.
– В смысле? – спросил Йен, обернувшись.
– Я говорю, с тобой поеду, – проговорил брюнет, накладывая в тарелку внушительную порцию все еще булькающей жижи, изо всех сил сдерживая рвотный рефлекс, что подступил к горлу от не очень-то аппетитно выглядевшего блюда.
– Куда? – сводя брови на переносице, переспросил рыжий.
– Ну, хер тебя знает, куда ты там собрался, – пожал плечами Милкович. – Но, один хуй, я еду с тобой, – добавил он, облизывая ложку, и к своему удивлению отмечая, что разноцветное месиво, приготовленное Галлагером, оказалось очень даже приятным на вкус.
– Зачем? – с нескрываемым недоверием в голосе, решил узнать Йен.