Глава 16
Пенсионер Патрикеев, хотя и демобилизовался со службы по возрасту, но в душе считал себя все тем же старшиной, что и раньше, а потому жил по установленному за многие годы распорядку дня части. Подъем в шесть пятнадцать, зарядка, приборка, ну, а дальше согласно суточному плану. Звонок старенького ВЭФовского телефона, отвлекший бывшего прапора от наведения порядка в маленькой кухне, воспринял с некоторым осуждением. Он дисциплинированно дождался третьего сигнала и четко представился: - Патрикеев у аппарата. Слушаю. Звонили от Степановича. Старый знакомец, часто уезжающий в длительные командировки, в очередной раз попросил приютить собаку. За беспокойство заплатил вперед, да и пес у него серьезный, воспитанный. Почти строевой. Потому, выслушав невнятное бормотание в трубке, прапор сухо отрезал: - Жду вас в девять ноль-ноль, возле жилого помещения. Назначив время, он решил совместить прогулку, которую именовал строевыми занятиями, с встречей гостя. Поэтому, когда в девять ноль пять возле калитки его небольшого домика появилась неопрятная старуха, ведущая на поводу громадную собаку, не удивился. - Здравия желаю, - Патрикеев внимательно осмотрел вверенное ему животное. - Визуально пес здоров. Нос холодный, уши теплые, - бесстрашно потрепал отставник лохматую голову здорового, словно теленок, пса. Впрочем, узнав старика, Минька терпеливо выдержал испытание и даже вильнул хвостом, признавая право на бесцеремонность. Время кормления, по распорядку: в восемь тридцать, в тринадцать и восемнадцать часов. Рацион согласован. Прогулка дважды в день. Глянул на укутанную в ветхий платок старуху: - Передайте Михаилу Степановичу, все будет в порядке. Он развернулся и скомандовал: - Рядом. Пес помедлил, но подчинился. Бабка повздыхала, суетливо помахала Миньке укутанной в дырявую рукавицу рукой, подхватила громадный пакет с разноцветными надписями и тоже пошла по своим делам. Оля снова вздохнула: "Отдавать Миньку полусумасшедшему отставнику не хотелось, но скрепя сердце вынуждена была признать правильность решения покойного. Сейчас нужно в первую очередь сменить образ и разобраться с наследством старого разведчика. А главное, определиться с жильем. Бродить с чемоданом, в котором лежал компромат и оружие, было просто опасно". Заметив небольшой скверик, в глубине которого виднелась пара заснеженных скамеек, она решительно направилась к ним. Осмотр озадачил. В кейсе обнаружился паспорт на имя Светловой Марии Ивановны, проживающей по адресу, соответствующему документам на приобретенную в прошлом месяце квартиру. Зеленоватая корочка паспорта гражданки республики Кипр, где возле ее цветной, закатанной под пленку фотографии, значились вовсе труднопроизносимые имя и фамилия. Однако въездная виза владелицы этого документа была открыта еще в течение двух недель. А еще, в плотном даже на вид неразрывном пакете, запаянная под вакуум папка, вложенная в блестящий пакет. Читать адрес получателя на самоклеящейся цветной бумажке не стала. К чему забивать голову, главное, правильно переписать при отправлении. Задумчиво перевернула две кредитных карты. Одна наша, с логотипом Сбербанка, другая "Visa", оформленная на имя кипрской гречанки. Что и говорить, Михаил Степанович предусмотрел все. "А вот обычного грузовика и не уберегся, - огорченно подумала она.- К чему все это? Хотя, здесь ей тоже делать нечего". Она поднялась, вошла в образ, хлопотливо отряхивая налипший снег. Добравшись к указанному в паспорте дому, поднялась на третий этаж и остановилась возле аккуратной, но добротной двери. Ключ повернулся легко и, преодолев некоторую нерешительность, Оля вошла в прихожую. Тихо. Прикрыв дверь, заглянула в комнату. Обстановка в квартире новая, пахнущая непередаваемым фабричным запахом. Впрочем, разглядывать мебель было уже выше ее сил. Оля скинула чужой пуховик, следом стянула ватник и начала разматывать всевозможное барахло, которое она второпях разыскала в кладовой, чтобы придать себе вид габаритной старухи. Свалила в кучу пропотевшее тряпье и отправилась на поиски ванной комнаты. Уже сидя в залитой до краев горячей водой ванне, вдруг с ясностью поняла, что все это произошло с ней. И арест, и побег, и остальное - не кадры из боевика, а вполне реальные события. Апатия и тревога навалились с такой силой, что потекли слезы. Жалость, страх и беспомощность, смешалось все. Неожиданная легкость, с которой удалось вырубить охранника и проскочить мимо дежурного, можно было с полной уверенностью списать на немыслимую удачу и то, чему нет названия. Может быть, это незримая помощь погибшего наставника спасла ее от неминуемого провала, или помощь высших сил? Тем не менее, сейчас, когда все осталось позади, она ощутила себя крохотной и слабой перед лицом сотен опасностей и угроз. "Всерьез надеяться, что можно противостоять машине, шестеренками в механизме которой тысячи, а то и десятки тысяч человек, каждый из которых куда сильнее и опытнее молоденькой артистки? Раздавят и не заметят", - она размазала слезы и постаралась хоть чуть-чуть успокоиться. "А что теперь? Жить под чужим именем, в ежеминутном страхе? И совсем никого, кто мог бы посоветовать или помочь". Однако понемногу первый приступ депрессии утих. Наскоро смыв пену и обтерев тело большим банным полотенцем, заботливо повешенным неизвестным доброхотом, прошла на кухню. Новые, недавно распакованные предметы обихода, словно по мановению волшебной палочки, возникшие в доме. - Спасибо, - Оля прошептала это, в который раз обращаясь к своему спасителю. Заглянула в холодильник, но поняла, что не сможет ничего съесть. Дикая усталость навалилась на тело. Придерживаясь за шелковистую поверхность стены, двинулась по коридору. Открыла дверь в спальню. Закрытые шторы, уютная тахта, прозрачный пакет с коробками косметических принадлежностей, стоящий посреди туалетного столика, а рядом серенький пластик миниатюрного ноутбука. Сил удивляться уже не было. Добрела до кровати и со вздохом облегчения опустилась на пружинный матрас, застеленный клетчатым, точь-в-точь как в старом доме, покрывалом. Уснула мгновенно. А ночью приснились давно позабытые события из детства. ...Раннее утро. Она собирает подмерзший хмель, который растет у забора. Холодные, колючие доски. Листья, схваченные морозом, царапают руки. Аромат горечи. В замерзших ладонях шершавые, похожие на маленькие еловые шишки, плоды. ...В избе тихо. Мерный перестук ходиков. Чугунный утюжок, вместо гирьки. Громадная русская печь. Пыльный тулуп, разноцветное лоскутное одеяло, и подушка из старого валенка. Урчание одноухой кошки, пригревшейся рядом. Запах щей и укропа. Холодный нос кошки у щеки. Оля уговаривает кошку не спать. Вечереет, огонь в печи догорел, поползли длинные тени от замерзших окон. Все изменилось. Разом, вдруг. Даже во сне захлестнуло сердце давней тревогой. ...Клубы морозного воздуха. В дверях возник пьяный сосед. Выпить не дали и выходя, он в сердцах пнул соскочившую с печи кошку. Кошка лежала на старом тулупе и плакала от боли. Она не могла мяукать, и только вздыхала, когда было особенно больно. Наутро сосед в недоумении гладил кошку ладонью, поросшей жесткими рыжими волосами. Кошка поднимала голову и заглядывала ему в лицо огромными зелеными глазами. И шершавым сухим языком лизала его руку. Ей было страшно. Страшно умирать, и она хотела, чтобы кто-то был с нею рядом. Пусть даже этот огромный и чужой человек. Оля вынырнула из тягостного кошмара, стерла капли холодного пота со лба. - Ничего... Ничего. Теперь все будет хорошо, - произнесла она вслух и села на смятой постели. Сон как ни странно прогнал вчерашние тревоги. Глянула на часы: " Восемь ". Прошлепала по теплым доскам наборного паркета в кухню и, отыскав пакет с растворимым кофе, включила поттер. А после кружки ароматного напитка полегчало. Исчез тягостный осадок ночного сна, поблекли вчерашние тревоги. "Ничего, и мы еще повоюем, - припомнила любимую поговорку деда. - И правда, что это я вовсе расклеилась? Пока счет три-ноль. И козырь, да какой, в кармане. Ну, а если подумать, то это просто убойная карта", - она вынула пакет и осмотрела со всех сторон. Надпись, сделанная рукой Степановича, предупредила: "При вскрытии содержимое самовозгорается". Адрес. Ничем ни примечательный городок в самом сердце России, славный разве что своим воздушно-десантным училищем и многовековой историей, улица, дом. И получатель. Простая и незатейливая фамилия. Петров В. М. "Интересно..." - Оля вспомнила увиденный на столе аппарат и вприпрыжку побежала в спальню. Ноутбук, мощная двуядерная машина, ровно загудел, прогоняя тесты, и выдал знакомую миллионам картинку скошенного холмистого поля. Ткнула пальцем в иконку обведенной овалом буквы E, и, чудо, открылся сайт поддержки. Набрала поисковик и, после довольно долгих блужданий по ссылкам, сумела-таки найти адресную книгу искомого городка. Ты смотри, все верно. Петров В.М. телефон, адрес. Сохранив страницу, задумчиво откинулась на теплые пластины приятно согревающей спину батареи: "И что это мне даст? Да все. Если этот В.М. не просто почтовый ящик, а лицо, обладающее информацией, или, как говорят, связной, вот пусть и связывает меня с теми, кто способен решить мои проблемы. Если для неведомых начальников покойного деда пара пустяков изготовить настоящие документы и приструнить зарвавшегося губернатора, то уж разобраться с несправедливым заключением под стражу - вовсе не проблема. Никто и не говорит о шантаже. Но почему именно почтой? А вдруг он переехал? Я обязана убедиться, хотя бы позвонить", - схитрила Оля. "А пока, стоит заняться собой", - недолгое знакомство с содержимым высыпанной на кровать косметики показало - дед поступил весьма мудро. Он выбрал хорошего и грамотного консультанта. "Вот только один минус, - огорчилась она, с отвращением разглядывая сваленное в прихожей тряпье. - Неужели вновь придется натягивать грязные вещи, а как иначе? Чтобы купить более-менее подходящую для молодой женщины одежду необходимо попасть в магазин. Денег, кроме лежащих на карточке, ни рубля". Вспомнила о широком жесте, когда вытряхнула все содержимое чужого бумажника: "Да и ладно. Те деньги, после этого скота, все равно, что грязь..." - без всякой логики махнула рукой Оля. В раздумье прошла в комнату. Остановилась возле громадного экрана плазменного телевизора и, с внезапным озарением, потянула в сторону дверь шкафа-купе, притаившегося в углу. - Мама моя, - охнула от удивления. - Степанович, да чтобы такое упустил?
Пацан выскочил из подъезда, пнул удачно легшую под ногу пивную банку и, спрятав руки в карманы всесезонной куртейки, двинулся прочь. Доведись стороннему наблюдателю всмотреться в удаляющегося от дома паренька, сто к одному сказал бы - обычный тинэйджер, чуть субтильный, но в целом ничуть не отличимый от тысяч сверстников. Модные, искусственно застиранные и потертые джинсы чуть мешковатого покроя, утепленные кроссовки и солнечно-рыжие волосы, торчащие из-под спортивной шапочки с логотипом известной фирмы. Оля незаметно глянула на свое отражение в витрине: "Все вроде правильно. Хотя, кто их знает, этих малолетних? Проколоться можно на самом безобидном. Неправильно заправленной толстовке или шнуровке обуви. Да что и говорить? Сверстник раскусит на раз. Ну, в крайнем случае, посмеется лоховскому прикиду. А вот остальные, можно сказать с уверенностью, ничего не заподозрят. Не зря же она столько времени провела возле телевизора, прыгая по молодежным каналам отслеживая повадки и наряды современных деток". Краска, забившая седину, придала волосам отвязный цвет восходящего солнца, а обесцвеченные ресницы и брови, вкупе с едва заметным гримом, изменили до полной неузнаваемости. Признать в угловатом подростке прежнюю Олю не сумел бы самый опытный физиономист. Центральный телеграф встретил многоголосым гомоном и суетой. Гортанные голоса рассказывающих о своем житье азиатов переплетались с чокающе-распевным говором жителей сибирской глубинки. Выстояв недолгую очередь к автомату междугородней связи, заняла место разгоряченного джигита, скормившего последний жетон, и набрала код и номер. Обернулась к двери, прикрывая плотнее, и наконец услышала спокойный мужской голос. - Слушаю, - отозвался невидимый собеседник. - Здравствуйте. Могу я услышать Петрова В.М? - Да, - человек отозвался все также спокойно и невозмутимо. - Владимир Максимович Петров у аппарата. С кем имею честь? Оля проглотила комок и произнесла заготовленную фразу. - Меня попросил связаться с вами Михаил Степанович. У него есть для вас пакет. - Ну, так чего же он сам не позвонил? - резонно поинтересовался Петров. - Михаил Степанович погиб два дня назад. И оставил мне письмо, в котором был ваш адрес. Но я не могу отправить посылку сама. Небольшая проблема. Поэтому отыскала ваш телефон и звоню, - Оля прервала сумбурное объяснение. - Как это случилось? - спросил голос. - И кто вы? - Встречный грузовик. Не успел отвернуть. А я его родственница. - У деда не было родных, - с легкой укоризной сказал собеседник. - Кто вы? - Мне сложно объяснить все по телефону. Скажем так. Он назвал меня своей внучкой. - Да я в курсе... - В общем, тут сложностей слишком много. Документы, которые он мне передал... Не зная как закончить, замолчала. Абонент тоже затих. Наконец отозвался: - Сложности? Связанные с бумагами? Или с гибелью? - Все вместе, - не выдержала Оля. - Короче, нет у меня возможности их отправить. Если нужны, могу отдать, но здесь. Вновь повисла недолгая пауза. Телефон пискнул, требуя очередной жетон. - Что это? - мгновенно среагировал Петров. - Автомат, - ей надоело тянуть. - Так что? - Погоди. Думаю, - он помолчал еще несколько секунд. - Хорошо, я приеду. Прилечу завтра, - уточнил Владимир. - Там театр стоит еще? - припомнил он символ города. Оля хмыкнула: - А как же? - Тогда ровно в шесть возле третьей колонны. А если не срастется, то на следующий день в то же время, - тоном, отвергающим возможные возражения, уведомил далекий абонент и повесил трубку. "Конспирация", - усмехнулась она, протискиваясь мимо тяжелых дверей переговорного пункта. Чуть ссутулилась и двинулась к зданию городского универмага. Банкомат увидела издали. Сунула карточку в прорезь и набрала код. Несколько несложных процедур, и на экране появилась сумма, доступная к получению. "Ага, - пересчитала Оля нули. - Сто пятьдесят тысяч. Хватит с избытком, - набрала запрос, а еще через пару минут вошла в раскрывающиеся автоматически двери магазина. - Десять тысяч - сумма достаточная для задуманного". Протопала в отдел спорттоваров, и без особых трудов выбрала отличный скейт, защитную экипировку и рюкзачок. Кататься выучилась, когда репетировала роль в постановке какого-то современного автора. Впрочем, особых вершин достичь не сумела, да это и не требовалось. Миновала центральную площадь, запруженную спешащими авто, и неожиданно оказалась перед зданием старого ТЮЗа. Старый фасад, безуспешно ремонтируемый ежегодно, виднелся издали. Замерла, возвращаясь к совсем недавнему прошлому. Впрочем, недавно - это если по времени, а по сути, все, что связывало ее с этим домом, в котором после революции располагался Совет, виделось едва ли не сном. Миновала завешанный растяжками фасад и завернула в старенький сквер, доставшийся театру от времен советского прошлого. Ряды бронзовых табличек с именами никому не известных активистов, попавших под раздачу восставшими в восемнадцатом году чехами, и выведенными ими в расход здесь же, у заботливо сохраненной потомками для истории стены из потемневшего от времени кирпича. В парке Оля любила прогуливаться в перерывах между дневными спектаклями. Засаженные елями дорожки, тишина и покой, которые не мог разрушить даже чудовищно бездарный монумент в виде торчащей из камня руки, сжимающей каменный же факел. Что должно было олицетворять этакое убожество, Оля никогда не задумывалась. Впрочем, и сейчас она заглянула в скверик скорее на автомате. Повернулась и, оглядев пустынную аллею, собралась выскочить в распахнутые ворота на оживленный проспект. - Ой, - неловко крутанулась и ненароком толкнула стоящего за ее спиной человека. Когда и, главное, как умудрился подойти случайный прохожий столь бесшумно, она даже и не задумалась. Стукнул падающий на гранитную плитку предмет. - Твою... - грязно выругался неосторожный пешеход, разглядывая лежащий под ногами телефон. Нагнулся и пощелкал кнопками. - Сломал, козел? - повернулся квадратный от грубой кожаной куртки парень к Оле. - Ты че? Краев не видишь? Мобилу мне кончил... - с неожиданной злостью накинулся здоровяк. Грязно-серая шапочка, натянутая до самых бровей, нечистая угреватая кожа на грубо скроенном подбородке и бездумные, мутные, словно у сонной рыбы, глаза. Он ухватил рыжеволосого паренька за ворот и потянул вглубь парка, туда, где в тени разросшихся кустов шиповника виднелись какие-то ящики. - Мобилу давай, ты понял? - с угрозой навис гопник над жертвой. - Ну? - рука мутноглазого неуловимо дернулась, и в кулаке мелькнул тонкий и острый нож. Ловкий пируэт, и вот уже лезвие уперлось в бок неловкого пацана. Громила поднял глаза и зорко осмотрел окрестности. Успокоенный отсутствием свидетелей, добавил в голос жути: - Требуху выну, по асфальту будешь собирать. Попишу, сука. Оля, уже придя в себя, постаралась настроиться на рабочий лад. Странно, никакого страха, дрожи в коленях. Как, впрочем, и ненависти к грабителю. Только четкое понимание: "Настроен решительно и готов ткнуть стальным жалом при любом признаке несогласия". - Нету мобилы... - скривилась она в плачущей гримасе. - Я заплачу... Сколько надо? - потянула руку в карман. - Вот, у меня есть, - сжала ладонь и, выцепив несколько тысячных банкнот, извлекла на свет. Глаза кирпичномордого дернулись. Заветные тугрики сулили новую дозу ширева. На душе у него потеплело, но всплыла нечаянная мысль: "Валить надо сучонка. Бабки у него еще есть, и не заложит". Ослабил нажим, и потянулся к груди жертвы, собираясь рвануть безвольное тело на себя. Ладонь ухватила воздух. Только что стоящий неподвижно паренек исчез. А собственная рука, сжимающая нож, вдруг, изменив траекторию, вильнула и с силой вонзилась в его же живот. Как такое могло случиться, убийца даже не успел понять. Охнул и, ощущая, как расплывается по телу слабость, опустил глаза, тупо следя, как капает из раны кровь. Нож, легко пропоров кожу и толстую вязку свитера, вошел в тело по самую рукоять. Бандит попытался выдернуть его, но почувствовал, как шевельнулось что-то глубоко внутри, и подкатила к горлу тошнота. Не сумев удержать спазмы, забыв про торчащий в теле нож, сглотнул сладковато соленый, словно кусок ржавого железа, комок. Пошатнулся и, увлекаемый неудержимой силой, упал на бурый снег. Оля, на автомате исполнившая уход и подбивание, с некоторым недоумением смотрела на распластавшееся тело. Она вовсе не собиралась завершать проведение приема. Поворот вышел так удачно, что нападающий сам напоролся на острое лезвие. Впрочем, на тренировке она даже и не задумывалась, что будет итогом отрабатываемого действия. Нагнулась к хрипящему широко открытым ртом верзиле, и попыталась повернуть тело. Рука соскользнула с гладкой кожи и, зацепив несуразную шапчонку, открыла свежебритую, с подсыхающими порезами, шишковатую голову. И тут ее обожгло узнавание. Мелькнули перед глазами высокие шнурованные крестом бутсы, пятнистые штаны, а главное, это перекошенное от возбуждения лицо, и лысый, страшный своей матовой бледностью, череп насильника. Отпрыгнула прочь, глядя на бандита, прижимающего ладони к животу, из которого торчала рифленая ручка ножа-бабочки. Вспомнился и сам нож, порхающий всплеск лунного света на острых краях. И боль. Она замерла, не в силах сдвинуться с места. А бритоголовый дернулся и затих. Он лежал на спине, глядя вдруг просветлевшими глазами в чистое весеннее небо, по которому плыли белые, до боли в глазах белоснежные облака. "Вот и все", - мелькнуло понимание, но не испугало. Он ощутил даже непонятное облегчение от того, что все позади. Позади страшные ломки и поиски новой дозы. Стоят в глазах непонятные фигуры. Смутно знакомые, машут и улыбаются. Словно зовут. Выдохнул, уходя в вечность. Но ничего этого Оля не видела. Едва сумев перебороть себя, сорвалась с места и выскочила из тихого парка. Пробежала несколько десятков метров и, не сбавляя темпа, нырнула в подземный переход, ведущий к станции метро. Еще минута, и она уже стояла в просторном вестибюле, невидящими глазами следя за подползающим к станции поездом. Кто знает, могла ли она избежать того, что случилось? Возможно. Стоило лишь в последний момент отпустить захват, и ничего бы этого не произошло. Но, с другой стороны, остановило бы это упыря? И не оказался бы он удачливее в очередном выпаде? И тогда на том самом месте в грязном снегу лежать ей. Так о чем разговор? Однако убеждение помогало плохо. Все же она - не прошедший спецподготовку боец. И одно дело - вывести из строя бескровно, другое - видеть, как выходит по капле жизнь. Домой вернулась поздно. В сумятице чувств уехала на другой конец разбросанного по приличной площади мегаполиса, и в себя пришла, только когда забрела вовсе в незнакомый район новостроек. Но, как бы то ни было, сумела успокоиться и даже заскочить в супермаркет. Хотя и сомневаясь, что сумеет что-нибудь съесть, купила минимальный набор продуктов. На встречу с гражданином Петровым отправилась загодя. И, едва приблизилась к месту встречи, поняла: "Вот так и случаются провалы у дилетантов". Вместо ожидаемого зрелища величественной колоннады увидела громадный забор. Построенное в середине сороковых годов здание давно хотели отреставрировать и, наконец, собрались. А новоявленная разведчица не удосужилась проверить место встречи. Она задумчиво уставилась на расписанные рекламой и граффити бетонные плиты: "Хорошее дело. И что теперь? Пробраться на стройку, конечно, можно, и даже постоять какое-то время возле зашитой в леса колонны, но каково это будет выглядеть?" - Скажите, здесь продается славянский шкаф? - раздался за спиной уверенный, едва различимо усмешливый, голос. Дернулась, уходя с линии атаки, но, поняв, что никто не собирается на нее нападать, уставилась на незнакомца. Среднего роста, в неброской, серого цвета, куртке и с неприметным рюкзачком-сумкой за спиной, он вовсе не походил на связного. Нарисованный воображением образ разваливался на глазах. Однако присмотрелась и с удивлением сообразила, что, при всей своей среднестатистической внешности и габаритах, мужчина никак не походил на мелькающих в метро и в транспорте обывателей. Уверенностью или непонятной четкостью жестов, однако... - Ну что? Осмотрела? - поинтересовался незнакомец. - Ладно, не буду мучить. Петров Владимир Михайлович. Мы договаривались встретиться вон у той колонны, - кивнул он за ограду. - Оля, - отозвалась она. И только тут сообразила, что вовсе не сообщала собеседнику о себе ничего. А голос, поставленный сотнями репетиций, был совершенно мальчишеский. Да и внешность. Она вновь уставилась на гостя. - Ты хочешь спросить, как я угадал? - понял взгляд Петров. - Это элементарно. Время ровно шесть, а кроме тебя в округе ни одной живой души. Ну, а остальное вовсе не интересно. Маскарад может обмануть ненаблюдательного человека. Но есть моменты, которые женщине ни за что не спрятать. Например, естественную реакцию на неожиданность. Ладно, это все мелочи. Пожалуй, церемонию знакомства можно считать оконченной? - подвел черту недоразумению он. - Куда теперь? - Михаил Степанович купил мне квартиру, - отозвалась Оля. - Мы можем поехать туда. - Не в гостиницу же, - подтвердил собеседник и уточнил: - Адрес? Он развернулся и направился к стоянке такси. - Садись, - кивнул на стоящую первой машину. Опустился на сидение рядом с водителем и назвал адрес. - После поговорим, - пресек он Олину попытку. Остаток пути ехали молча. Войдя в квартиру, Петров огляделся и посмотрел на стоящую у дверей спутницу: - Странно все. Ну ладно, разберемся, - скинул куртку и, отыскав под вешалкой пару тапочек, которые, как и все в доме, были совсем новые, прошел на кухню. И все это совершенно спокойно, с уверенностью, граничащей с бесцеремонностью. "Как-никак я здесь хозяйка", - ворохнулось в груди у девчонки легкое недовольство. А гость уже расположился за столом. - Присаживайся, Оля, - кивнул на стул. - Рассказывай. С самого начала. И без пропусков. А что касается этого, не обращай внимания, - он, словно прочитав ее мысли, пояснил: - Ты ведь хотела, чтобы я приехал? Так чего теперь? Церемонии хороши в обычной обстановке. Поэтому садись и рассказывай.