— Одевайся, в зал идем, — слышу, как только поднимаю трубку. И не «привет», не «как дела?». Нихуя… Сразу указания, и его не колышет, хочу ли я, надо ли мне.
Хочу было возмутиться, да вот не успеваю. Он уже трубку положил… Сука, как же он бесит меня.
Игнорирую следующий звонок. Беру гитару и с сигаретой в зубах перебираю тонкими пальцами по струнам. Тихая одинокая мелодия льется по комнате. Я играю ее почти каждый день с его ухода. Она выражает мою боль. Мою тоску. Любовь. Печаль. А Сергей отказывается записывать ее. Говорит: «Пресновато, Ром. Пресновато. Дотошно. Не прокатит».
Хотя я думаю, все иначе, просто столько боли вылить на слушателя будет крайне неправильно. По-свински.
Еще два аккорда. Пепел упал на штанину. Бля-я-я… И в дверь звонок, как гром средь ясна неба.
Еще один… еще… еще…
— Я не хочу идти в зал, — распахнув дверь в квартиру, говорю злому бывшему начальнику.
— И я не хочу, есть такое слово «надо», так что оделся, обулся и пошел со мной. Быстро.
Не люблю, когда со мной подобным тоном разговаривают, и я могу послать его, но он стойкий, гад, не отвяжется.
…
После похода в зал — домой. Принять душ. И снова в город…
Где ты? Где ты? Где ты?
Ищу. Зову, но его нет... Нет... нет...
Снова сажусь в машину.
Новый квартал. Дворы. Улицы. По кругу...
Каждый вечер. Изо дня в день. Мой личный ритуал.
Судьба, перестань мучить меня. Я знаю, что заслужил. Но это слишком…
Я уже согласен поверить и в Бога и в черта, только помогите мне найти его. Я не могу так больше. Я с ума сошел давно. Обезумел от любви и тоски. Мне хотя бы увидеть… прошу… Умоляю.
Я хочу все исправить… Попытаться. Убедиться, что он помнит или что забыл, и дальше идти. Быть отвергнутым, посланным, но увидеть, услышать, взглянуть в пучину синих глаз, что преследуют в мыслях. Что прожгли дыру в сердце…
Полтора года — слишком много для разлуки. Полтора года — слишком мало, чтобы забыть.
====== Глава 23. ======
POV Женя
В центре зала стоят нарядные люди. С букетами в руках и счастливыми сияющими улыбками. Праздник у всех. А у меня?
— Согласны ли вы, Малюжич Евгений, взять в жены Соболевскую Алису? Любить и оберегать до последнего вздоха?
Серьезность вопроса врезается в разум. Алыми нитями вплетается в душу. И я знаю ответ. Знаю…
— Согласен, — твердо. Громко. Уверенно. Кроме нее, кроме моей рыжей малышки, я никому не нужен. Никому в этом гребанном мире. Она и мать с братом. Нас всего четверо, и мы должны держаться вместе. Жить дальше…
Смотрю на Алису, в ее глазах слезы, на губах улыбка. Кремовое платье на точеной фигурке, высокие каблуки. Макияж сдержанный. Длинные серьги, а вместо фаты вплетенные лилии в волосы. Красивая. Воздушная. Яркая.
— Согласны ли вы, Соболевская Алиса, взять в мужья Малюжич Евгения? Любить и хранить верность, пока смерть не разлучит?
Я знаю, что она ответит. Я вижу это давно в ее взгляде.
— Согласна, — выдыхает, как только замолкает упитанная женщина средних лет.
Мы надеваем друг другу кольца. Краткий поцелуй и первый танец. Прядь выбилась из моего аккуратно зачесанного хвоста. И упала на щеку, вызвав прилив нежности в зеленых глазах напротив. Она любит мои волосы, но не так сильно, как он… Рома… укол в сердце. Это имя до сих пор, как ржавым ножом по венам. Как яд внутривенно.
Я не забыл его. И не смогу забыть, я знаю. Я любил его, люблю и буду любить, но наши дороги разошлись. Теперь у меня новая глава жизни. А жить без него я научился. Научился и прятать боль глубоко в сердце. Когда же порой становится невыносимо, Алиса помогает. Она терпеливо выслушивает и согревает.
Свадьба была тихая. Мирная. Человек двадцать от силы. Лишь самые близкие. Самые дорогие. Застолье в приятном кругу родных и друзей. И я на минутку забылся. Поверил, что все еще возможно. Что все еще будет…
...
Работа стала приносить удовольствие. Я развлекаю со сцены, провожу конкурсы, объявляю выходы девочек. В том числе свою Алиску. Я ничего не имел против ее танцев. Это ее самовыражение, хотя брат ее сказал, что я мудак, и я не люблю ее, потому и не ревную к жадным взглядам на ее тело. Ему ведь не понять то, что я знаю ее чувства, доверяю. И не мешаю жить ей так, как она хочет.
Знаете, в том, чтобы жить, поддавшись течению, есть и свои плюсы. Есть плюсы в переменах. Есть плюсы в потерях. Они везде есть. Теперь я их вижу.
…
— Ну что, малыш, учимся танцевать? — игриво спросила моя жена.
Танцевать… Сложно, я вам скажу. Но я захотел открыть для себя что-то новое. А она у меня не только по шесту ползать умеет.
— Учимся, Лиса, — киваю и встаю. Затушив сигарету и поставив на стол чашку, потягиваюсь. — Готов.
И понеслась…
Что может быть тяжелого в том, чтобы передвигать ногами? Ну и руками… Иногда головой. Но вы не поверите, это и вправду сложновато. Для меня, по крайней мере.
— Иди ко мне… — манит плутовка, двигаясь под музыку. И вправду лисица, быстрая, плавная. Юркая. — Да не просто иди, а покачиваясь под музыку. Вот та-а-ак. Молодец.
Притопываю. Пытаюсь быть не бревном, чуть больше пластики. Почувствовать ритм.
Влиться в это течение. Мне это даже нравится. Немного… Вот сидеть в тишине комнаты и дышать в унисон… с ним мне нравилось больше.
Кривляемся. Смеемся. Дурачимся. Подпеваем. Кружимся с поднятыми к потолку руками. Это могло бы быть очень весело, если бы я сумел задавить в себе это саднящее чувство потери. Интересно, что должно произойти, чтобы я смог забыть его? Перестал с каплей страха всматриваться в толпу? И пить кофе без кровоточащей боли мозга от воспоминаний.
Это злит. Бесит. Не дает ощутить стопроцентное спокойствие. Я словно чего-то жду.
Жду сам не зная… Не понимая. Надеюсь. На что? Зачем?
Сажусь на стул напротив мольберта, смотрю на картину, недавно начатую. Что за картина? Догадаться несложно. На ней снова ОН.
Я разучился рисовать что-либо другое. Как только кисть или карандаш в руке, его образ пальцы вырисовывают сами. Боль изливается красками. Мои чувства к нему в ровных изгибах его профиля. В тенях, что отбрасывают ресницы. Я не знаю, что было бы со мной, если бы я не рисовал его, если бы не выпускал все изнутри на холст. Я бы, вероятно, уже сошел с ума… Свихнулся от силы этой безнадежной, безответной, всепоглощающей любви.
— Он красивый, — тихо говорит Лиса, сев рядышком в моих ногах. Ее голова на моих коленях, и взгляд направлен на того человека, что мешает ее счастью, даже не будучи рядом, даже не зная об этом. Не подозревая. Он, наверное, живет по-прежнему в своей роскошной квартире с сестрой-стервой. Все так же много курит и заливается кофе.
— Красивый, — киваю. Мазок кистью по его волосам. Черные, как воронье крыло. Как сама тьма… Еще мазок… еще… еще…
— Спасибо тебе.
— За что? — смотрю в ее глаза. Я вижу ту грусть, что в них плещется. Боль. Но исправить это не в силах. Я пытался. Правда…
— За честность. Откровенность. Ты никогда не обещал мне ничего. Никогда не запрещал. И ничего не скрывал.
— Тебе плохо со мной, Алис, я же вижу.
— Нет, ты не прав, мне плохо потому, что ты так сильно любишь того, кто, возможно, этого и не заслуживает. Я бы помогла тебе, если бы знала как.
— Ты рядом, этого более чем достаточно. И давай не будем… о нем. Пожалуйста, — голос чуть надломился. Боль иногда просачивается изнутри, как бы сильно я не держал ее.
Беру ее руку в свою. Сжимаю. Чувствую тепло… Но она хрупкая, она тонкая, она не его…
Господи, ну почему опять? Ну, забери ты это чувство из меня, оно жить мешает! Из-за этой чертовой любви я не могу прекратить страдания близких мне людей. Зачем она мне, если от нее лишь боль? Зачем она мне…
Ведь он не пришел тогда. Не остановил. Не искал…. Я не нужен ему. Значит, и он мне, просто забери, господи… прошу.
— Жень… — ох, Алиса, не трогала бы ты меня… не сейчас. Но я не могу отказать ей.
— Что? — спрашиваю, прогоняя мысли. Образы. Воспоминания. Полтора года, даже больше, а внутри все так же слякотно.
— Тебе больно, — ласковое касание кончиков пальцев по щеке. Грустная улыбка. Теплая. Любящая.
Поцелуй, горький, как полынь. Болезненный. Не прогоняет, уже не спасает.
Соберись. Соберись. Соберись. Скандирую сам себе. Сжимаю руки в кулаки.
— Прости, — отрываюсь от нее и иду на балкон.
Долго стою, куря одну за другой. Смотрю в ночной город.
Где ты, Рома? С кем ты? Где-то, но не со мной…
Помнишь ли ты меня? Хотя бы имя? Вряд ли…
Затяжка, одна, другая… еще… еще… Горечь во рту невыносима. Горечь внутри убийственная.
Смотрю вниз с седьмого этажа. Там так темно, и падение мне кажется свободой.
Прочь мысли…
Я не вправе так поступать. Я ведь сильный? Я переживу. Еще пара лет, и любовь, как старый сорняк, иссохнет. Я верю в это. Выбрасываю окурок и возвращаюсь в квартиру. Алиса спит уже. Заплаканная.
Грустная. Неспокойная даже во сне. Мучаю ее… Знаю это, но эгоистично остаюсь рядом. Она ведь любит. Хоть кто-то меня любит…
…
— Просыпайся, Лисенок, — приношу ей завтрак. Ухаживаю. Чувствую вину свою.
— М-м-м, милый, — улыбается. Снова огонек зеленых глаз зажегся. Слава богу…
— Кушай, я пока в душ, — целую ее во вздернутый носик и иду в ванную.
Знаете, чем пахнет мой гель для душа? Им…
Я помню тот запах и как услышал, сразу же стал покупать лишь этот. И Алиса не знает об этом. Но, думаю, догадывается… Вот, таким образом, я ношу частичку его на себе. Глупо. Помешано.
Выйдя из душа, плетусь за своим кофе. Курю на кухне, Лису тошнит от курева по утрам…
Прочь мысли.
…
Еще неделя, безумная и бессмысленная, пролетела незаметно мимо. Непримечательная. Обычная.
Стою в клубе. Кручу микрофон в руках. Замечаю взгляд голубоглазого брюнета.
Прожигающий до мурашек, холодный, обвиняющий. Я не знаю его, так откуда в нем столько непонятной мне ненависти?
Отворачиваюсь. Скоро мне идти на сцену. Курю. Но этот блядский взгляд зудом по коже. Ловлю себя на том, что периодически смотрю в тот угол. Встречаюсь с глазами этого неприятного мужика. И нет, он симпатичный, безусловно, но в нем столько неприязни. Ощутимой. Бр-р… За что?
Подумаю об этом позже. Взбегаю на сцену прямо с сигаретой в руке.
— Хэй, ребята, — улыбаюсь уже привычно. — Это я, ваш неизменный Женя, — кланяюсь в шутку, скользя глазами по толпе. Торжество светлых глаз удивляет меня. Словно он услышал то, что хотел, но не уходит, однако. Странный тип, надо будет выяснить, кто он.
— Итак, встречайте мою жену, да-да, ту самую искорку, Лису-Алису Малюжич!!! — смеюсь и, пританцовывая, встречаю ее. Краткий поцелуй, схожу со сцены, теперь она там царица. Хозяйка.
Неосознанно ищу этого брюнета в куче народа и нахожу. Но теперь на его лице разочарование. Да что ж такое-то? И какого лешего он смотрит на меня так?
Иду к нему, быть может, зря, но меня тянет.
— Вечер добрый, — здороваюсь, терпя его оценивающий взгляд. — Я Женя, — протягиваю ему руку.
— Я знаю, — равнодушный ответ.
— Откуда?
— У нас есть один хороший общий знакомый, — отвечает, высматривая что-то во мне. Причем так явно, что это обескураживает. И знакомый? Откуда у меня может быть с вот таким человеком общий знакомый? Кхм…
— Кстати, я Сергей, — пожимает мне руку все же.
====== Глава 24. ======
POV Рома
Привычно приезжаю домой около полуночи. Опять безрезультатно. Хотя я уже отчаялся. Надежда умирает. Испускает судорожные последние вздохи. Мне бы подсказку. Намек. Случайность. Но нет… жизнь издевается, упорно пряча его от меня.
От кофе уже тошнит, но я все равно пью его. Сигарет осталось всего пара штук. Бля…
Голова раскалывается. Я уже вторые сутки не сплю практически. И все из-за того, что вчера в толпе увидел очень похожего на него парня. Но тот был с рыжеволосой девушкой. А мой Женя не мог быть с девицей. Не мог… Я уверен.
Надо бы выпить по-хорошему, закусив шоколадкой, и спать. Беру телефон, чтобы отключить, а то мало ли. Сергей любит звонить посреди ночи. И вот оно, святое дерьмо, мобильник заорал, едва я взял его в руки. И кто звонит?
Ну да, он самый.
— Че надо-то? — устало спрашиваю, откупоривая бутылку виски.
— Пил?
— Нет еще пока. А что? — недовольно спрашиваю. Отчитываться ненавижу, особенно перед ним. Да и не обязан, по сути.
— Вези свою тощую задницу в клуб «Бездна».
— Я не спал двое суток, отвали.
— Я выручал тебя сотню раз, а когда мне нужна помощь, ты бросишь меня? — явный укор в тоне отрезвил малость. Так уж жизнь распорядилась, и он спас мне чертову жизнь и не только. Бля…
— Еду…
Со вздохом ставлю на место виски, переодеваюсь. Наскоро ерошу волосы у зеркала и выхожу. Чтоб ему неладно было, еще же забрался аж в центр. Ехать до него немало, без пробок и по самому кратчайшему пути — часа полтора.
На скорости по ночной Москве мчусь к тому, кто бесит, но кому я обязан. Докуриваю последнюю сигарету, надеясь, что в клубе смогу купить. На пешеходном переходе чуть не придавил пьяную парочку.
— Эй, блять, смотри, сука, куда идешь! — рявкаю в приоткрытое окно. Ну вот, прекрасно, настроение было хреновое, а резко стало хуевое с каплей бешенства. Если Сергей еще будет мозги трахать, я ему там же на месте и перемкну.
Доехал я рекордно быстро. Нервно хлопнув дверкой, вышел из машины. В клуб меня пустили, ибо узнали. «Звезда», мать его. Недоделанная. Захожу и ищу глазами брюнетистую макушку.
— И как часто ты тут тусуешься? — спрашиваю, подойдя к нему сзади.
— Я тут был в прошлом месяце и до этого как-то разок, — отпивает из стакана и смотрит на меня, как ни в чем не бывало. Будто я и не перся сюда неизвестно сколько.
— И чем тебе наш старый добрый клуб не по вкусу стал? — кривлюсь и прошу бармена принести две пачки Kent.
— А мне и здесь не по вкусу, просто жду, пока девочка одна на сцену выйдет. Вот покажу ее тебе, и, если ты все еще захочешь уйти, то поедем домой.
— Перестань говорить загадками, я не в том, сука, настроении. И мне баба не нужна. Пошли на выход, — пытаюсь стянуть его со стула. А он, когда чего-то не хочет, бывает на удивление сильный и упертый.
— Что же тебя так разозлило? — спокойно похлебывает себе. Явно желая получить порцию пиздюлины в моем исполнении.
— Ты, — фыркаю на него. Знаю, что выгляжу, как взбешенный подросток. А мне плевать…
— А помимо? — он что, издевается? Орал, что тут буквально ЧП, а в самом деле сидит себе, спокоен, как удав, и попивает вискарь. Уебок.
— Ты. Поехали домой, Сергей, я вправду не спал двое суток, — пытаюсь с другой стороны подойти. Обычно, если он просит, то мы сразу уезжаем. А тут — давай посидим, бла-бла-бла. Темнит… Ох, темнит.
— Полчаса и едем, хорошо?
Вздыхаю, но замолкаю. Открываю новую пачку. Закуриваю и жду… Чего жду? Ах да, баба какая-то выйдет, после чего я, наконец, окажусь в объятиях морфея. Без интереса рассматриваю наших соседей за барной стойкой. Размалеванные девушки стреляют глазками, явно подыскивая, у кого вытрясти наличность из карманов. Не интересует…
Кручу головой, кривясь от громкой музыки, что болью отдается по вискам, противно пульсирует в мозгу. Глаза режет от дыма, что валит со стороны сцены, и ярко моргающих лампочек под потолком. Потные тела беснуются. Трутся друг о друга. Похотливые. Довольные. Пьяные.
Наконец музыка стихает. Слышно покашливание, но скорее в шутку, чем серьезно в микрофон. Не хватало еще конкурсов. Тупейших. Скучных. Типичных.
Желания смотреть, кто там, никакого нет. А вот Сергей повернулся лицом к сцене. Ну и хуй с ним. Тереблю зажигалку, изучая покрытие барной стойки вместе с бейджиком бармена, что мелькает моментами передо мной.
— Доброй ночи, дорогие, — голос знакомый до боли. — С вами я. Кто? Ладно, для тех, кто тут впервые, представлюсь. Я — Малюжич Женя. — И тут мое сердце рухнуло вниз. Меня будто встряхнули. Жестко. Резко.