- И с кем подрался, воробей? Или девку не поделил с кем?
На секунду одуван замер, явно не зная, что ответить или обдумая, но потом расслабился и фыркнул, отворачиваясь, а заодно и уходя от прикосновений, но большой палец Димона от рывка головы всё-таки проехался по мягкой, чуть влажно-кровавой губе парня.
- Да так, - пожав плечами, пробурчал Паша, автоматически облизывая чуть солоноватую губу. – И я не воробей.
Последняя фраза прозвучала обиженно-недовольно, что Димон не удержался и широко улыбнулся:
- Ага. Боевой воробей.
Ответить на подколку Соловей не успел – лифт мелодично тренькнул, давая понять, что приехал к пункту назначения, и Димон, достав ключи из кармана, вышел на площадку.
Паша вышел следом, осматриваясь по сторонам и вдыхая запах нового, ещё до конца не обжитого дома. Всё было свежевыкрашенным, аккуратным и чистым. Даже плитка на полу сияла чистотой, словно её положили только недавно, хотя как знал Паша, дом сдали ещё год назад.
Пока полуголый викинг, сверкая своими широченными мускулистыми плечами и огромными просто руками, открывал замки своей квартиры, Паша незаметно почесал зудящие руки, уже покрытые красными, расчёсанными пятнами. Кожа головы тоже начинала зудеть всё больше, но чесать её парень стеснялся. Если бы не досадные обстоятельства, парень бы и не заикнулся про душ, а попросил бы и сходил бы за две шоколадки в больнице, если, конечно смена была Оксаны или Вали, другие медсёстры не пускали его, но теперь уже поздно что-то было переигрывать. Аллергия, если так это можно назвать, на древесную пыль (что для столяра было страшно) появилась у него только полгода назад и приносила иногда нестерпимые муки. Это не была полноценная аллергия, просто реакция кожи, как сказал врач. Сухая, очень мелкая пыль забивала поры и сушила слишком нежную кожу, вызывая нестерпимый зуд, покраснения и шелушения, поэтому-то Паша всегда старался после работы в мастерских сходить в душ и намазаться детским кремом, но сегодня был не его день однозначно. То ли из-за того, что он убирался в мастерских, где была огромная, как никогда, куча мусора и пыли, то ли из-за того, что перенервничал из-за ссоры и драки с Максом, зуд был просто жутким, так что когда викинг сказал про душ, он не удержался. Ему было теперь стыдно и неловко, что он так нагло попросился в душ к совершенно незнакомому мужику с бандитской наружностью, который его собирался в принципе допрашивать про Роевского и которого он ещё вдобавок облил в больнице грязной водой и чуть не сбил с ног на ступенях. То, что его будут именно допрашивать, Паша и не сомневался. В улыбку, добродушно-позитивный тон и анекдотам с шуточками, Паша не верил. А история с Роевским была неприятной, и он до сих пор винил себя. По поводу расспросов про Роевского - Паша не собирался рассказывать что-то лишнее. Всё, что мог, он честно сказал, на другие вопросы он точно не даст ответов, даже если и знает сплетни услышанные краем ухом. Не того человека выбрал викинг для расспросов, но отказать ему Соловейчик не смог.
Когда Димон открыл дверь в квартиру и приглашающим жестом махнул Паше, парень вместо того, чтобы шагнуть в квартиру, сделал с точностью до наоборот – отошёл и, подняв свой олений взгляд на мужчину, помявшись и облизнув в который раз на автомате кровоточащую рану на губе, произнёс:
- Наверное, всё-таки это не очень удобно…
Димон не заставил себя ждать с ответом, развеяв окончательно все сомнения парня своим директорским тоном-рыком:
- Неудобно спать на потолке. Заходи быстрее.
Парень в чужой квартире чувствовал себя неудобно, то и дело украдкой осматриваясь по сторонам, словно сейчас выйдет кто-то со скалкой в руке и надаёт ему по шеям. Дима усмехнулся, поняв парня правильно:
- Я один живу, проходи.
Посмотрев, как парень опять мнётся, как девка, Димон приподнял вопросительно бровь, и одуван окончательно смутившись, стал снимать старенькие, потрёпанные, покрытые пылью кроссовки.
- Я после практики, – будто извиняясь, пробормотал одуван.
- А я после работы! – хохотнул Димон и, не спеша уходить по своим делам, стал с любопытством рассматривать парня «в гостях» и терпеливо ждать, пока тот снимет обувь.
Парень, чуть сведя брови, посмотрел на Димона и виновато произнёс:
- Я весь в пыли, могу испачкать что-нибудь.
Дима не успел отреагировать, как одуван, мельком оглядевшись по сторонам спросил:
- А тапки есть?
Димон от наивности парня чуть не заржал в голос и вкрадчиво поинтересовался:
- То есть тапки испачкать ты не боишься?
Одуван оторвался от своего увлекательного, долгоиграющего занятия - развязывания шнурков и поднял свою одуванистую голову, замерев как мышь под метлой. В глазах Димон почти прочитал дикое смущение, поэтому, чтобы не стать в глазах парня совсем хреновым хозяином, открыл встроенный огромный шкаф-купе и достал оттуда свои банные обычные резиновые сланцы, бросив их на пол перед одуваном.
- За эти точно можешь не переживать! – весело сказал Димон и опять стал наблюдать за тем как парень какими-то неловкими, скованными движениями пальцев расшнуровывает кроссовки.
Наконец-то шнурки были одолены, кроссовки были сняты и отставлены аккуратно в сторону, а на ноги одуван водрузил сланцы в пять раз больше его размера точно. Димон осмотрел покрытого равномерным, ярко-бордовым, стыдливым румянцем парня с ног до головы и понял, что его смущало: на его ногах были надеты чёрные носки с каким-то детским рисунком человека паука, а прямо на большом пальце правой ноги красовалась дырка.
- Теперь бы не убился в этих тапках, - прищёлкнув языком, себе под нос прокомментировал вид одувана Дима и махнул в сторону гостиной, куда послушно и прошёл одуван, в то время как сам направился в ванную, чтобы бросить в стирку рубашку.
Паша не знал, как себя вести в квартире в отсутствие хозяина. Особенно в такой шикарной квартире. Выводы про шикарность он сделал, исходя из увиденной прихожей и гостиной, и по его меркам квартира была словно из журнала по новомодному интерьеру, который он часто видел на столе у преподавателя по рисунку и композиции. Потоптавшись в больших сланцах на пороге, Соловейчик не стал проходить дальше в комнату, и топтаться по пушистому тёмно-серому ворсистому ковру, раскинутому на всю комнату, остановившись у обтянутого светлой тканью удобного эргономического кресла. Его и так обуревала стыдливость за свои носки, про которые он совсем забыл. А ведь видел с утра дырку, но зашить или сменить их на другие не успел, элементарно проспав из-за ночной подготовки к занятиям, решив заняться этим вечером, а заодно заштопать рубашку и пришить отлетевшую пуговицу в рабочем халате. Садиться на диван или ещё куда Паша также не стал, чтобы не испачкать ничего, украдкой разглядывая минималистический, выдержанный в мягких и спокойных бело-серо-черно-коричневых тонах мужской, но уютный интерьер квартиры. Да, именно мужской. Если бы викинг проживал с супругой, то вряд ли бы здесь царствовал именно такой минимализм и такие тона, а на полках и на стеллажах стояли какие-нибудь мелкие, яркие, безвкусные безделушки, фотографии и цветы в горшках. И это по мнению Паши в лучшем случае, ведь женщины как сороки тянут домой всё, чтобы сделать жилище уютнее и красивее, прямо как его мама или тётка. Сказать, что здесь не было безделушек, Паша не мог. Они были: вроде резного декоративного подсвечника, гипсовых голов лошадей - подставок для книг, пара папуасских масок, вырезанных из какого-то странного дерева, небольшой макет машинки, даже фотография была, черно-бело-красная, висела на противоположной стене от большого телевизора, установленного на консоли. Но эти все вещи были дизайнерские, что ли. Купленные, как показалось парню, не самим хозяином. Разве что маски могли быть привезены откуда-то или подарены, а так все вещи не характеризовали хозяина, а просто существовали для интерьера, подчёркивая и добавляя изюминку и обжитость. Всё просто и стильно. Привлекла внимание Соловейчика в основном мебель, на удивление сделанная из массива кедра, а не из пресованных опилок, как обычно, и сделанная добротно, качественно. Это было дорого. У парня даже в кончиках пальцев засвербило – так захотелось провести рукой по тёплому тонированному дереву, чтобы прочувствовать структуру древесины, которая была заметна издалека. Всё же почесав украдкой зудящие от пыли руки, Паша перевёл взгляд к панорамному, от пола до потолка, окну, из которого, наверное, открывался потрясающе пугающий вид на вечерний город. Вздохнув, Соловейчик с тоской подумал о своём страхе к высоте и, представив, как у него закружится голова, неосознанно сделал шаг назад, уперевшись спиной в неожиданно горячее, влажное тело. В попытке быстро сделать шаг обратно и обернуться, Соловейчик запутался в больших сланцах, и чуть было не упал, но его вовремя схватили за руку, а потом и за талию.
Дима взирал на воробья в своих руках, который прямо на глазах покрывался алыми пятнами, и лыбился, параллельно беззастенчиво ощупывая такое приятное тело. Одуван спохватился и, чуть ещё раз не навернувшись, дёрнулся в сторону из рук.
- Ванна и душ в твоём распоряжении, - довольно осклабился Димон, стараясь не мурлыкать и не спошлить, а это было для него трудно, особенно когда он ощутил в руках манящее тело, а принимая душ, уже представил как он и в каких позах имеет одуванчика.
Видимо всё же что-то проскользнуло в тоне Димона, потому как одуван нахохлился и насторожился, являя на свет особь дворянских кровей с вызывающе-недоверчивым взглядом и приподнятым подбородком.
Дима расплылся в ехидной улыбке.
- Или ты передумал и хочешь и дальше пачкать всё вокруг себя?
Одуван нахмурился, но вздохнув, посмотрел на свои пыльные джинсы и руки. От Димона не ускользнуло, что руки парень рассматривал воровато и быстро их спрятал, но он успел заметить на светлой коже вспухшие красные пятна, как после ожога крапивы.
- Что с руками? – как ни в чём не бывало спросил Дима, складывая руки на мощной груди.
Только сейчас Паша заметил, что викинг принял душ, распространяя вокруг себя аромат гель-душа, и был в брюках, но босиком.
Пожав плечами на вопрос мужчины, Паша, вспыхивая который раз за день от неловкости признался:
- Аллергия на древесную пыль.
Вдаваться в подробности и рассказывать, что у него нежная кожа, ему не хотелось, не по мужски это, да и вопрос хозяин квартиры задал скорее всего из-за пятен. Мало ли он заразен и притащил какой лишай? А ведь ему в душ идти нужно уже срочно, иначе зачешется до смерти, а кожа уже вспухла и зуд усилился.
- И чего не лечишься? Ты же столяр вроде? – спросил так же вроде невзначай Дима, изучая и сканируя парня, но без удивления.
- Столяр-резчик. – С каким-то ревностно обидным тоном исправил Диму одуван, на что тот только хмыкнул. – И это не лечится. Достаточно принять душ и смыть пыль.
Кивнув, скорее для себя, Дима проводил одуванчика в ванную комнату, мысленно облапав его задницу, и вышел, радуясь, что замок в дверях в ванной давно не работает и только создаёт видимость закрытой двери, а полотенце он не выдал и так смущённому до нельзя одувану. Будет повод зайти и принести его, а заодно и проверить, так сказать, не только на ощупь – так ли хорош одуван, как в его фантазии и представлении, но и глазами. Скинув наконец опостылевшие брюки и натянув удобные спортивки на голое тело (не ходить же вечно в зажатом состоянии? Его яйца любят комфорт и простор), Димон решительно направился на кухню искать домашний телефон, чтобы заказать еду на дом. Идея заказать еду пришла ему в душе. Судя по одувану, он бы отказался от кафе или ресторана. Его вид тоже сыграл свою немаловажную роль. Димон не был ханжой, но тянуть пацана в грязных пыльных шмотках куда-то, даже в затрапезную забегаловку он не видел смысла. Одуван зажмётся, если раньше не спрыгнет с темы, и будет отмалчиваться, а ему это не надо. Засмущать пацана можно и дома. Он ведь так мило краснеет!
Вспомнив алые пятна на белой коже, Димон завёлся и, схватив полотенце из шкафа пошёл рассматривать соблазнительное тело. Всё же хорошо, что в ванной душевая кабина с прозрачными стёклами, а пар всё равно не скроет желанное тело от жадных, жаждущих чужого тела глаз.
Весь план Димона шёл отлично, просто великолепно. Он тихо проник в ванную комнату, и его не заметил Паша из-за шума воды, а вездесущий, заполнивший местами кабину пар послужил отличным прикрытием, до тех пор пока одуван не смыл с головы большую шапку пены, с которой он был почти стопроцентно похожим на одуванчика, и не смыл случайно направленным дождиком со стеклянных стенок конденсат.
Димон, как подросток, с дебильной маньячной улыбкой мявший свой член, даже вида не подал, когда на него из-за стекла уставились два испуганных огромных глаза. Он просто прикрыл свою эрекцию полотенцем и, сделав вид лёгкого смущения (на сколько ему это удалось, а это не удалось под хищным развратным оскалом!), радостно и стараясь, чтобы не слишком похабно, пробасил:
- А я тебе полотенце принёс!
Тонкая белая ладошка, стремительно прикрыла срамное место за стеклом, а потом лицо одуванчика скривилось, он заморгал и убрав руки с паха, быстро стал под струи душа, чтобы начать нещадно тереть глаза. Он не смыл до конца пену с волос, заметив размытую фигуру, и теперь за это поплатился – мыльная, едкая химическая пена стекла по лбу, по мокрым ресницам и «забралась» в широко распахнутый глаз, намереваясь в лучшем случае выжечь, в худшем ослепить парня.
Димон не стал стоять в стороне. Повинуясь странным инстинктам он кинулся к душевой кабинке, открыл её и схватил парня, выволакивая его под яркий свет и пытаясь понять что с ним случилось. Ошалевший, ослеплённый едкой дрянью одуван стал отбиваться, скользя, как по плиткам, так и в руках мужчины, до тех пор пока губы Димона не накрыли глаз, в который как раз и попала пена, чтобы начать высасывать, в прямом смысле этого слова, химическую дрянь. Паша обмяк от шока, а когда Димон сплюнул в последний раз на пол гадкую на вкус едкую дрянь, Паша смог открыть красный, воспалённый глаз. Видел парень плохо. Это было видно сразу: зрачок расширился на всю радужку, по белку виднелись полопавшиеся мелкие капилляры, и то и дело он моргал и смотрел по разным сторонам фокусируясь, будто прогоняя что-то. Зрение Пашу подводило, и всё казалось размытым пятном, но вырвав свою ладонь из большой грубой, сжимающей лапы, парень закрыл ею страдающий глаз, чтобы не тревожить его, и посмотрел вторым, нормальным глазом на Димона, который сейчас с кривой ухмылкой рассматривал его, сидя прямо на полу и поддерживая второй рукой за талию.
- Мне мама так в детстве делала, - проговорил довольно, как кот, мужчина, разглядывая лицо одуванчика, на что Паша моргнул и сжал губы.
- Убери. Руки. – Произнесено это было Пашей так, что Димон от растерянности даже бровь приподнял, не то что убрал руки. Он-то помочь хотел.
- Выйди. – Скомандовал спокойно, но властно одуван.
Димон, посмотрев на нахмуренную, влажную светлую бровь, светлую с голубыми прожилками вен ладошку и поджатые губы, полностью убрал руки от костлявого, мокрого, возбуждающего тела, разводя их в стороны.
Одуван, поняв что лежит на коленях заёрзал и, отлепив наконец ладонь от пострадавшего глаза, кое-как встал на ноги и, не смотря на мужчину, залез обратно в кабинку, попытавшись хлопнуть дверцей, но не вышло.
Димон ошарашенно встал с колен и хотел уйти, как сказали, но затормозил и поняв что не так, развернувшись, приблизился к кабинке и распахнул её, получив в лицо тёплую, бьющую струю из дождика.
- Вот блядь! – зашипел Димон, закрывая лицо и, не дожидаясь пока уберут струю, прорычал, тыкая пальцем куда-то вверх: - Шампунь стоит там!
Дверью Димон хлопнул от всей души, вытирая с подбородка и носа капли. Захотел помочь называется! Его спортивки полностью намокли, что сзади, что спереди, и теперь мерзко липли к коже. Тёплая вода быстро остывала на одежде и холодила, особенно гадко было в районе паха, где нежного, возбуждённого члена касалась эта мокрая холодная ткань. Как только спортивки Димона с ненавистью улетели в сторону, раздался настойчивый звонок домофона. Плюнув на всё, Димон пошёл к домофону в чём мать родила. Он был злой, и поэтому даже если бы сейчас и вышел из ванной одуван, ему было бы плевать. Он даже хотел, чтобы он вышел. Пусть увидит, ведь не просто так у Димы случился приступ эксгибиционизма вкупе с приступом нудизма?! В конце концов, это квартира Димона, и он как хочет, так в ней и ходит!
Звонившим оказался курьер, и как бы ни был зол Дима, ему пришлось идти и напяливать на себя первую попавшуюся одежду, а именно широкие гавайские ярко голубые с белыми пальмами шорты.
Курьер если и удивился одежде хозяина – виду не подал (у них и не такое встречается), взял деньги, пересчитал, дал расписаться, отдал объёмные контейнеры и отбыл, дежурно улыбнувшись. От пластмассовой улыбочки курьера Димона перекосило, и он вспомнил про странного и уже пугающего одувана. Но ведь тем интереснее, не правда ли?