– Дверь! – спокойно произнесла Арнаутова.
– Что?! – злобно сверкнув глазами, переспросил Георгий.
– Дверь прикройте за собой.
– Да я…
Не дожидаясь, пока клиент выскажется, юрист Георгия сделал то, о чем просила Арнаутова.
– Благодарю, – ровным голосом сказала она. – Присаживайтесь.
– Нет уж, я лучше постою! – рявкнул Георгий.
– Как угодно. Тогда вы, – обратилась она к сопровождающему его мужчине. – Простите, мы не знакомы?
– Юрий Олегович Буряк, – представился тот. – К вашим услугам, – добавил он после паузы. Фраза прозвучала старомодно и даже неуместно в данных обстоятельствах.
– Замечательно, – равнодушно отреагировала Арнаутова. – Я так понимаю, у вас имеются возражения в отношении наших предложений?
– Возражения?! – взревел Георгий. – Какое отношение она, – он ткнул пальцем в сторону Алины, – имеет к моим разработкам? Это – интеллектуальная собственность!
Алина отметила, что он обращается не к ней, а к Арнаутовой, понимая, что весь этот абсурд не может исходить от его тихой жены, не обладающей достаточным умом даже для того, чтобы постичь коварные замыслы своего адвоката.
– Согласна, – перебила Арнаутова. – Интеллектуальная собственность. Запатентованная, заметьте! – Алина увидела, как с адвоката Георгия сползает маска безразличной самоуверенности.
– Ну и что? – с вызовом спросил Георгий, не обращая внимания на громкие покашливания своего представителя. – У меня все по закону. Я плачу налоги…
– Рада за вас, – холодно прервала его Арнаутова. – Только я – не налоговая инспекция. Я представляю вашу бывшую супругу и могу доказать, что ее притязания правомерны.
– Что это значит?
– Вы законопослушный гражданин, – со змеиной улыбкой продолжала Арнаутова. – Поэтому вы зарегистрировали ваши разработки в «Роспатенте».
– И?
– Я проверила даты, когда вы это сделали: они относятся к периоду вашего брака с моей доверительницей. Это означает, что ей принадлежит половина дохода от всех игр, оформленных в вашу собственность до развода.
Георгий выглядел ошарашенным.
– Это правда? – спросил он своего адвоката. Выражение лица последнего не сулило ничего хорошего.
– По сути, – крякнул он, – так и есть.
– Алина, а ты-то чего молчишь? – внезапно решил почтить вниманием бывшую жену Георгий. У него не осталось аргументов, и он пытался воззвать к ее природному человеколюбию. – Ты же ни в малейшей степени не приложила руку к тому, чем я занимаюсь – как ты можешь выдвигать столь абсурдные требования?!
Но Алина и рта раскрыть не успела.
– Вы не правы, Георгий Петрович, – вместо нее ответила Арнаутова. – Ваша экс-супруга – женщина в высшей степени разумная и, не побоюсь этого слова, милосердная. Она вовсе не желает вас обобрать… Хотя, если подумать, много бы игр вы создали, если бы ваши вещи не были заботливо выстираны, еда приготовлена, а в доме не царил порядок? Если бы ваш сын не получал должного ухода и образования? А ведь эти обязанности целиком лежали на моей доверительнице! Она делала ваше существование комфортным. Почему мужчины никогда не в состоянии этого оценить?
Во время воспитательно-просветительской речи адвоката на лице Георгия отражалась целая буря эмоций. Алина вдруг поняла, что для ее бывшего выводы, сделанные Арнаутовой, стали откровением. Он искренне считал, что обязан своему успеху исключительно собственной персоне, и сейчас, возможно, его настигло озарение.
– Вы когда-нибудь задумывались над тем, кто убирает мусор, Георгий Петрович? – продолжала между тем Арнаутова.
– Что?
– Ну кто не позволяет вам зарасти грязью и откачивает ваше дерьмо в канализацию? Сравнение не самое лестное для вашей бывшей жены, но оно позволяет вникнуть в суть. Представьте, что мусорщики и ассенизаторы забастовали и отказались выполнять свою работу – как думаете, сколько времени вы продержитесь? Алина не бастовала, не отлынивала от своих обязанностей, хотя и сама работала. А вы, когда вдруг решили изменить свою жизнь, почему-то забыли об ответственности. И главное, о сыне, который нуждается как в вашей моральной, так и материальной поддержке! Сколько раз со времени развода вы навестили его, подарили подарок, позвонили по телефону спросить, как дела? У вас существует устная договоренность о финансовом обеспечении ребенка. Выполняете ли вы ее, Георгий Петрович?
Георгий молчал. Алина не знала, делал он это из-за отсутствия аргументов или на самом деле испытывал что-то вроде стыда.
Буряк громко кашлянул, привлекая внимание присутствующих.
– Все это очень интересно, Людмила Семеновна, – проговорил он, – но нельзя ли ближе к делу?
– Я как раз к этому подхожу, – невозмутимо отозвалась адвокат. – Моя доверительница не желает наказывать вас, она лишь просит то, что принадлежит ей по праву. Насколько мне удалось узнать, у вас, Георгий Петрович, есть недвижимость. Во-первых, квартира в центре города, где ваша семья проживала до того, как вы выдворили их в коммуналку. Вам хоть раз пришло в голову поинтересоваться, что за контингент проживает на этой жилплощади и не опасно ли малолетнему ребенку оказаться в таком окружении? Ну да ладно, сейчас речь не о том. Думаю, будет справедливо, если вы вернете бывшей семье жилье. Вот тут написано, чего еще мы хотим. – Арнаутова передала адвокату два листка печатного текста. – Да и, самое главное: вы откажетесь от попыток изменить место жительства сына, это – жалкая месть, а трюк с «налетом» органов опеки в отсутствие моей клиентки и вовсе ни в какие ворота не лезет! В качестве ответного шага моя доверительница откажется от притязаний на вашу интеллектуальную собственность.
– Да вы шутите! – не сдержался Буряк, пробежав глазами документ.
– Всего лишь фиксированная сумма алиментов, – пожала плечами Арнаутова. – Тут гораздо меньше, чем назначит суд, если мы туда обратимся. Мне известен ваш ежемесячный доход, Георгий Петрович!
– Интересно, кто предоставил вам сведения? – нахмурился Буряк. – Они получены противозаконным путем…
– Вам придется это доказать. Если вы решите инициировать расследование, представляете, какое долгое разбирательство вас ожидает? Не говоря уже о том, что налоговая станет проверять каждую строчку ваших доходов. Рано или поздно выяснится, что вы недоплачиваете в бюджет, а также то, каким образом вы заполучили справку о доходах, которую так недальновидно выслали мне в начале нашего общения. Сколько там – тридцать пять тысяч в месяц, кажется? Вы в курсе, Георгий Петрович, что за подделку документов существует статья? Если нет, то господин Буряк вас просветит.
– Хорошо, хорошо! – с тяжелым вздохом произнес Георгий, вновь обретая дар речи. – Допустим, я соглашусь. Где гарантии, что впоследствии Алина не захочет изменить условия?
– А мы составим соглашение, – ответила Арнаутова и снова полезла в папку с феями. – Вот, я тут кое-что набросала. – Она пасанула ему несколько листков через стол. – Думаю, вашему адвокату стоит ознакомиться!
Когда мужчины покинули кабинет, Алине показалось, что воздух разрядился, тогда как до этого она буквально кожей ощущала напряжение.
– А вы не слишком… того, Людмила Семеновна? – несмело спросила она.
– Бросьте, Алина: вы же не жизни его лишаете! Учтите на будущее: всегда нужно просить заведомо больше, чем можно получить. Скромность хороша в сказках. В обычной жизни это – отнюдь не добродетель. Люди, которые не решаются выдвигать требования, остаются у разбитого корыта и до конца жизни жалеют себя, превращаясь в неудачников. Не становитесь одной из них! Помните наш девиз?
– Пленных не брать?
– Именно!
* * *
Ужин у родителей обещал стать сущей пыткой. Мать заставила Алсу переодеться в платье в национальном татарском стиле. Сама Алсу предпочитала джинсы, когда речь шла о неформальной обстановке, и брюки и блузки, если намечалось что-то более торжественное. Предполагая второе, она надела к родителям черные слаксы и белую блузу, решив, что выглядит вполне респектабельно. Однако мать считала иначе, и спорить с ней, в то время как в гостиной уже заседали гости, не имело смысла. Зато появление Алсу произвело фурор. Дядя Ренат, восхищенно цокая языком, вскочил с места и кинулся к ней с распростертыми объятиями, приговаривая:
– Султанша! Шахиня! Махарани!
Алсу, дежурно улыбаясь, позволила ему повращать себя вокруг собственной оси, дабы рассмотреть во всей красе платье и вышивку. Она знала дядю Рената с детства, как и его сына Ильдара. Ильдар на семь лет старше и, как подозревала Алсу, понятия не имел о ее существовании: когда они встречались в гостях или на праздниках, он едва удостаивал ее взглядом. Во всяком случае, так было до того, как он уехал учиться в Кембридж. С тех пор они не виделись. Время от времени Алсу слышала от родителей, что Ильдар работает с отцом в его фирме, занимающейся медицинским оборудованием, но это мало ее интересовало: он был человеком из детства, кем-то, чей образ ассоциировался с куклами Барби и тортом на день рождения – и только.
– Как же ты изменилась! – воскликнул Ильдар, когда дядя Ренат вдоволь на нее насмотрелся и позволил взглянуть и остальным присутствующим. – Ты была такая маленькая! – Стоя на каблуках, Алсу оказалась выше него.
– Дети растут, знаешь ли, – хмыкнула она, разглядывая того, кто всегда пренебрегал ее обществом. Ильдар тоже изменился. Несмотря на то, что ему всего тридцать четыре, под отлично сшитым пиджаком явственно обозначилось брюшко. Волосы все еще густые, но, если судить по почти голому черепу дяди Рената, ненадолго. Красотой Ильдар не отличался, но ухоженность и качественная одежда компенсировали недостаток природной привлекательности. Он отодвинул стул, чтобы Алсу могла присесть.
Обед прошел в разговорах о бизнесе дяди Рената и грядущем папином повышении в Комитете по здравоохранению. Ильдар выглядел заинтересованным, однако умудрялся следить за тем, чтобы ее тарелка оставалось полной. После ужина он пригласил Алсу прогуляться. Она собиралась отказаться, но поймала предупреждающий материнский взгляд и согласилась.
– Что ты так на меня смотришь? – спросила она, прервав свою речь. Они уже около часа бродили по набережной, глядя на отражающиеся в гладкой воде неярко горящие фонари на фоне светлого майского неба.
– Да вот, любуюсь, – усмехнулся Ильдар. – И удивляюсь.
– Чему? – нахмурилась Алсу, ожидая подвоха.
– Пока я пытался заинтересовать тебя беседами об Англии, театре и поэзии, ты молчала и делала вид, что увлеченно слушаешь. Но стоило спросить о работе, как ты стала невероятно разговорчивой!
– Извини, – пробормотала она смущенно.
– Да нет, все нормально, – отмахнулся Ильдар. – Прекрасно, когда человек любит свою работу.
– А ты разве не любишь?
– Я всегда знал, что стану работать с отцом. Меня все устраивает: хорошая зарплата, общение с приличными людьми. Офис опять же шикарный! – Он улыбнулся, демонстрируя отличную работу стоматолога.
– А чем бы ты хотел заниматься? – поинтересовалась Алсу, переводя взгляд на воду и их колеблющиеся отражения в ней на фоне фонарных столбов. – В смысле, если бы не работал с дядей Ренатом?
– Чем? – Ильдар выглядел озадаченным. – Ну я рисую неплохо… Даже художественную школу окончил когда-то, представляешь?
– Рисуешь в свободное время?
– Нет.
– Почему?
– Наверное, настроение пропало… Но я бы нарисовал тебя. Что скажешь?
– Меня?! – растерялась Алсу. Предложение позировать для портрета означало повторные встречи, а она ничего подобного не планировала. Алсу выполняла дочерний долг, угождая родителям – только и всего!
– Ты отлично получишься, – добавил Ильдар, глядя на нее так, словно прикидывал в уме композицию будущей картины. – В том платье, которое было на тебе за ужином. – Алсу перед прогулкой переоделась в брюки и блузку, в которых пришла к родителям.
– Я не знаю, честно… – пробормотала она, тщетно пытаясь придумать отговорку.
– Ты много работаешь, я понимаю, – кивнул Ильдар. – Но пару-то часов хотя бы раз в неделю выкроишь? Твоим маме с папой понравится. Они могут повесить тебя в гостиной… то есть твой портрет, конечно!
Надо было срочно переводить разговор в другое русло, но Ильдар вдруг задал неожиданный вопрос:
– А этот Мономах, он что, и в самом деле так крут, как ты описываешь?
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто ты через слово о нем упоминаешь. Он же вроде не твой начальник?
– Он зав ТОН… то есть травматолого-ортопедическо-нейрохирургическим отделением, – ответила Алсу. – Но нам часто приходится общаться. По работе. И – да, он крут. Лучший хирург в больнице. К нему со всего города народ просится!
– Молодой или старый?
– Ему сорок шесть.
– Надо же!
– В смысле?
– Ты так сразу ответила…
– Все в больнице знают, сколько лет Мономаху, – пожала плечами Алсу. – Он же этого не скрывает! Пошли домой, а? Холодно что-то.
* * *
Ольга Суворова испуганно таращилась на мужчину и женщину в белых халатах, пришедших к ней с визитом. Один – еще куда ни шло, но присутствие двоих говорило о том, что дела плохи. Особенно если принять во внимание факт, что мужчина – заведующий отделением.
– Ольга Викторовна, я назначил операцию на завтрашнее утро! – бодро объявил Князев. – Это, – он кивнул на молодую докторшу, – кардиолог, которая приглашена оценить состояние вашего сердца. Ее зовут Алсу Азатовна Кайсарова.
– Операцию? – тяжело сглотнув, переспросила осипшим голосом пациентка. – Я тут с сестричкой разговаривала, она сказала, что квот нет…
– Пока нет, – кивнул зав, и вокруг его плотно сжатых губ обозначились складки. – Но мы будем пытаться решить проблему.
– Будете пытаться? Но я же не смогу ходить, если вы вынете протез!
– Ольга Викторовна, давайте будем реалистами: разве сейчас вы ходить в состоянии?
– Но вы не переживайте, – вмешалась кардиолог. – После операции полежите здесь, а потом мы переведем вас в кардиологию. Или еще куда-нибудь, где вы сможете дождаться квоты.
– А если не дождусь? – тихо спросила Ольга. – Что, если квот не будет?
– Такого не случится! – резко ответил Князев. – Даже если не будет потока квот, то единичные все равно спустят, а мы поставим вас на очередь как наиболее нуждающуюся. Да, к вам еще анестезиолог зайдет, – добавил он. – Все будет в порядке!
Вот за что Алсу уважала Мономаха, так это за его отношение к пациентам. Несмотря на годы работы, которая кого хочешь заставит очерстветь душой, он порой проявлял участливость, не свойственную медикам в целом, а хирургам – в особенности. Им подавай обездвиженное тело, которое можно резать (для его же блага, само собой). Если «тело» способно открывать рот, задавать вопросы и высказывать опасения, они теряются и начинают вести себя вызывающе, что пациент вполне способен оценить как грубость. Сочувствие к пациенту нынче не в моде; фильмы типа «Доктора Хауса» тоже внесли свою лепту, и врачи предпочитают бравировать профессионализмом, принося ему в жертву человечность. Но кто, в конце концов, более всего достоин сочувствия, как не прикованный к постели человек, находящийся целиком во власти людей в белых халатах?
– Все хорошо, – ободряюще сказала она, проводив Мономаха до выхода из палаты. – Я поговорила с Полиной Геннадьевной…
– Я не сомневаюсь в высоких душевных качествах вашей заведующей, – перебил Мономах.
– Но в чем же тогда дело?
– Главный интересовался делами Суворовой.
– Если он так заинтересован, почему не устроил ее на травматологию?
– Пути начальства неисповедимы! Алсу Азатовна, займитесь пациенткой: если все в порядке, завтра утром я ее прооперирую, а дальше – как судьба распорядится.
С этими словами Мономах вышел, едва не врезавшись в медбрата, который перетаскивал по коридору сразу несколько стоек с капельницами.
– Черт! – выругался он. – Глаза у тебя есть, Алексей?!
– Простите, Владимир Всеволодович! – забормотал паренек, густо краснея под свирепым взглядом зава. У него был такой виноватый вид, что вся злость Мономаха испарилась.
– Не бери в голову, – проговорил он. – Не стоит таскать такой «букет» по всему отделению. – Он кивком указал на стойки, которые медбрат с трудом пытался удержать в двух руках, уберегая от падения. – Лучше несколько раз сходить, верно?