Чонин подхватил его под ягодицы. Притягивал к себе и насаживал быстро и отрывисто. Обжигал короткими рваными выдохами кожу под подбородком, прихватывал несдержанно губами, чтобы отпустить и вновь обжигать сумасшедшим дыханием. Бэкхён скрестил ноги за его спиной и вытянул носки, растворяясь в непрерывном движении, что билось в нём подчиняющим пульсом. Путался пальцами в густых волосах на затылке Чонина, подушечками больших оглаживал острую линию нижней челюсти и ямочку на подбородке, проводил под полной губой, а потом жмурился и запрокидывал голову, отдаваясь без конца жгучим поцелуям — они огнём опаляли шею.
Внутренней стороной бедра Бэкхён отчётливо улавливал напряжение мышц на теле Чонина. Часто дышал, вслушиваясь в тихое рычание, пока Чонин умудрялся сдерживаться и двигался с медлительной плавностью. Входил глубоко, растягивая стенки внутри, а после выходил почти полностью. И Бэкхён покусывал губы — ощущал, как сжимается вокруг члена Чонина в попытках удержать в себе, не отпустить. Горячими ладонями Чонин оглаживал его ягодицы, мял, раздвигал и проводил пальцами по ложбинке. От всего этого Бэкхёна срывало на стоны и вскрики, потому что каждое касание тут же отзывалось усиливающимся возбуждением. Он сам себе казался тугой звенящей струной, готовой в любой миг лопнуть.
Чонин прошёлся языком по шее, добрался до мочки, лизнул, подхватил увереннее и задвигался вновь быстро и коротко. Бэкхён подрагивал в его руках и уже не контролировал себя вовсе. Даже пальцев на руках не чувствовал. И не помнил, как откинулся спиной на матрас, чтобы утонуть в волнах спазмов. Просто сжимал руками навалившегося на него Чонина и бился под ним. Было хорошо до одури, до тёмных кругов перед глазами и перехваченного дыхания. И до томного блаженства, что не спешило отпускать. Только когда сперма стянула слегка кожу на животе и ягодицах, Бэкхён нашёл в себе силы пошевелиться и приподнять голову.
Чонин прижимался щекой к его груди и едва-едва водил пальцами по рёбрам, сминая синие складки перепачканного халата.
Путешествие в ванную Бэкхён почти не запомнил, как и избавление его от халата. Зато проснулся в полдень довольным и бодрым рядом с дрыхнувшим без задних ног Чонином. Деловито заставил Чонина перевернуться на левый бок и подоткнул под спину подушку, после пошарил в гардеробе и нашёл розовый халат на смену синему. Сделал заказ в ресторанчике и залёг на диване с ноутбуком. От просмотра новостной ленты Бэкхёна отвлёк приглушённый звук.
Короткие поиски привели Бэкхёна к пиджаку Чонина в прихожей. Из внутреннего кармана он выудил телефон и полюбовался на фото красивой молодой женщины. Даже успел прочесть имя “Хвану” до того, как дисплей погас. Хвану звонила ещё дважды, а Бэкхён глазел на её фото и строил предположения. Красотка на фото не походила на Чонина, поэтому Бэкхён отсеял версию с родственницей. Зато версия с любовницей выглядела заманчиво и весомо.
Сжав губы, Бэкхён сунул телефон обратно в карман и поплёлся обратно на диван уже без настроения.
Чонин проснулся спустя час и засобирался к себе.
— Перекусишь? — без особой надежды спросил Бэкхён.
— Через час примерно, — сонным голосом отозвался Чонин, накидывая пиджак. — У меня пробежка сначала.
Так Бэкхён выяснил, что Чонин трижды в неделю бегает по пять километров.
— У тебя, кажется, телефон звонил.
Чонин небрежно кивнул, сгрёб Бэкхёна в объятия, выбил из головы все мысли до единой долгим поцелуем и пропал за дверью, пока Бэкхён цеплялся за косяк и пытался прийти в себя.
Полчаса Бэкхён убеждал себя, что просто всё понял неверно. Курьер доставил заказ, и Бэкхён ещё полчаса подводил глаза и поднимал себе боевой дух. Выждав ещё четверть часа, Бэкхён прихватил доставленный заказ, поднялся на этаж выше, распахнул коридорную дверь и замер на месте.
Хвану он уже видел на фото, а вот ребёнок у неё на руках стал ударом. Трёхлетний ребёнок, безумно похожий на Чонина. Сравнить было нетрудно — Чонин стоял рядом в мокрой от пота футболке.
Бэкхён деревянно развернулся и на негнущихся ногах принялся спускаться по лестнице. Чудом не навернулся, попал в родную дверь со второй попытки. В голове звенела всего одна мысль: “Он женат, чёрт возьми, вот сволочь!”
Бэкхён остановился у раковины на кухне. Пустил воду, сцапал чистую чашку и принялся её нещадно драить. Хотелось выть в голос, но Бэкхён осаживал себя. Обвинять Чонина во лжи было бы глупо — Чонин почти ничего о себе не рассказывал. Скрытная скотина. Прикидывался ангелом и молчал, и ждал, когда Бэкхён сам упадёт ему в руки. А сам… женат, ещё и с ребёнком.
Как можно было быть таким идиотом? Как можно было поверить, что такой весь невероятный Ким Чонин — и свободен? И влюблён в Бэкхёна? Бэкхён — это просто гей в халатике и с подводкой. На Бэкхёне не женишься и ребёнка Бэкхён не родит — проигрыш по всем фронтам.
Чашка разлетелась осколками в раковине. Бэкхён выпустил её из рук, когда неожиданно шум воды расколол пронзительный звук звонка. Бэкхён вцепился побелевшими от волнения пальцами в полотенце и застыл. Ноги не слушались. Он просто знал наверняка, что это Чонин там за дверью.
Можно притвориться, что никого нет дома, но Чонин видел его и не поверил бы, что Бэкхён так быстро успел собраться, переодеться и умотать куда-то. Можно не притворяться, но дверь не открывать — Чонин поймёт, наверное. А ещё можно покончить со всем прямо сейчас, вскрыть гнойную рану и поскорее отстрадать.
Бэкхён считал себя вполне решительным и мужественным человеком, поэтому осторожно выдохнул и поплёлся к двери, выбрав последний вариант. После укуса змеи следует высосать яд. В конце концов, Бэкхён сам и виноват: Чонина не узнал и не вспомнил сразу, сам затащил к себе в постель, сам согласился на свидание, сам припёрся потом к Чонину домой и стал откровенничать… Надо платить за собственные ошибки. Ведь Бэкхён — профессионал, мог приложить усилия и вытянуть из Чонина всю подноготную, но сам же не сделал этого и позволил обвести себя вокруг пальца.
Женат, скотина такая, а хвостом как вертел…
Бэкхён накрутил себя так, что уже готов был убивать, когда распахивал дверь. Уголовные намерения сдулись тут же, как проколотый воздушный шарик, ибо на пороге торчал Чонин с ребёнком на руках и немного неловко улыбался.
— Тебя можно попросить о помощи?
Бэкхён раскрыл рот, подавился вдохом и закрыл, потеряв дар речи. Всё, что он мог, — это немо хлопать глазами и пялиться на Чонина с малышом, на крупную ладонь, что размеренно и успокаивающе гладила ребёнка по голове.
— Бэкхён-и?..
Чонин смотрел на него вопросительно и не переступал через порог. Бэкхён же пытался сообразить, была ли это запредельная наглость или ещё нечто столь же мерзкое.
— Если тебе хватит сил, чтобы послушать меня минуту… Можно зайти?
Ребёнок у Чонина на руках вдруг потянулся к Бэкхёну и кончиками пальцев тронул подбородок. Пальцы у него были такими же горячими, как у Чонина. Бэкхён сдвинулся в сторону и жестом показал, чтобы Чонин зашёл. А через минуту они сидели в гостиной. Ребёнок беспокойно ёрзал у Чонина на коленях и хватался за футболку на груди.
Бэкхён на автопилоте плеснул в стакан чего покрепче и прикончил порцию одним глотком. Тыльной стороной ладони вытер губы, поморщился, когда обжигающая жидкость будто прожгла желудок, сглотнул, затем неуверенно начал:
— Это…
— Мой сын, — перебил его Чонин. — Его зовут Чонхён.
— Чудно. — К Бэкхёну вернулась язвительность. — А Хвану — это твоя жена?
— Она была ею, — невозмутимо отозвался Чонин. — Или ты думаешь, что я так просто сюда переехал?
У Бэкхёна мозги забуксовали на месте при попытках сложить полученную информацию в цельную картину. Чонин вздохнул и сжалился над ним.
— Мы расторгли бы брак ещё год назад, но я постоянно был в разъездах, поэтому пришлось отложить.
— На сейчас?
— Нет. Уже всё. Вот уже два месяца как. Я сразу занялся поисками нового жилья, потом сюда переехал. Время от времени забираю Чонхёна к себе, у нас договорённость. Но сегодня у Хвану ключевой проект, а мне нужно сдать заказ. Последний день. Это буквально на полчаса, час — максимум. Ты можешь посидеть с Чонхёном? Я только отвезу материалы по заказу и сразу вернусь. В принципе, я могу взять его с собой, но он не очень любит скопление незнакомых людей вокруг и будет, скорее всего, плакать и шуметь, а ты ему понравился.
Бэкхён с глубокомысленным видом пытался переварить всё услышанное и глазел на Чонхёна.
— Я не… я с детьми…
— Просто поиграйся с ним. У тебя гуашь есть, порисовать можно. Он не будет шуметь — ты ему нравишься. Пока ему любопытно, он с тебя глаз не спустит. Я быстро вернусь и вполне тебе доверяю. Поговорим после, если хочешь. Ну?
Пребывая в полнейшей прострации, Бэкхён принял из рук Чонина ребёнка. Сидел в глухом ступоре даже тогда, когда за Чонином закрылась дверь. Почти не дышал, ощущая лёгкие касания крошечных пальчиков: Чонхён сосредоточенно трогал его лицо и пытался растянуть губы в улыбку.
Бэкхён совершенно не представлял, что делать с ребёнком и как с ним обращаться, но вовремя вспомнил совет Чонина. Вскоре они с Чонхёном ползали по раскиданным по полу листам от банки с водой к пузырькам с гуашью. Бэкхён рисовал котиков и щенков, Чонхён бурно выражал восторг смехом и громкими возгласами и требовал нарисовать ему “бибику”. Подобие саксофона и рояль оставили ребёнка равнодушным, а вот тачка на колёсах вызвала море удовольствия.
— Папа расстроится, что ты не музыкописун, а гонщик. Наверное, — пробормотал Бэкхён и принялся малевать дальше схематичные гонки, полосатые шлагбаумы, дороги и дорожные знаки. За этим занятием Чонин их и застал, когда вернулся. Незаметно влился в процесс, и к вечеру все трое извазюкались в гуаши с головы до ног. Потом в панике отмывали ребёнка, чтобы их Хвану не прибила всех сразу. Разумеется, отмыть всё без следа не вышло. Отчаявшись, они вытерли Чонхёна и переодели в запасную одежду, затем поднялись к Чонину.
Бэкхён сидел в спальне и слышал, как Хвану возмущалась, когда пришла забрать Чонхёна, зато Чонхён устроил скандал, не желая уходить с матерью. Бэкхён даже выглянул украдкой и увидел, как настойчиво Чонхён цеплялся за Чонина, плакал и вырывался из рук Хвану. Чонин осторожно устроил его у Хвану на руках, погладил по голове и негромко убедил пойти с мамой, пообещав, что они скоро снова увидятся. Голос Чонина явно действовал на ребёнка благотворно, но Бэкхён всё равно выдохнул с облегчением, когда Хвану наконец ушла.
— Кажется, он тебя любит больше.
— Не думаю, ему просто со мной интереснее, — пожал плечами Чонин и неловким движением руки взлохматил волосы на затылке. — Она хорошо заботится о нём и всегда мечтала о сыне. Даже больше, чем о муже. Материнство — её призвание.
— Откуда такая уверенность?
— Оттуда. Она и со мной пыталась обращаться так, словно я ребёнок.
— Вы поэтому расстались?
— Поэтому — тоже, — кивнул Чонин и тяжко вздохнул. — Это в любом случае было слишком быстро. И мы оба были слишком молоды. Нас все отговаривали от брака, но… Ещё и беременность. В общем, всё сразу. Я уже потом понял, что Хвану намеренно это сделала. И что хотела именно этого.
— Она тебе изменяла?
Чонин покосился на Бэкхёна с лёгким недоумением.
— Нет. Я изменял. Я же и жил не в Корее. Но это не то, что её беспокоило. Просто Чонхён — это единственное, что нас связывает. Друзья из нас получились лучше, чем семейная пара. Мы с Хвану нормально ладили и на свободу друг друга не покушались. Можно было бы и сохранить брак. Но потом решили, что не стоит. Хвану слишком часто обременяли сплетнями обо мне, а объяснять каждому встречному, что мы вместе не по любви — дорогое удовольствие. Сейчас ей хоть легче, потому что официально брак расторгнут, и мы оба свободны.
— Стало быть, — Бэкхён прислонился плечом к косяку и скрестил на груди руки, — ты любитель бегать налево?
— Я бы так не сказал. — Чонин фыркнул и отвернулся с обиженным видом. — Я не скрываю и не пытаюсь себя оправдать — я изменял ей, но все эти случаи нетрудно подсчитать. Не так часто и много этого было. И технически это даже изменами не назвать, потому что Хвану знала. После рождения ребёнка она вообще сказала, что я могу делать, что хочу. Чаще я просто флиртовал без далеко идущих последствий, но ты же знаешь сплетников — они любят преувеличивать.
Уж это Бэкхён действительно знал и испытал на собственной шкуре. И вспомнил заодно слова Чонина: “У меня уже всё было”.
— Значит, ты у нас любитель повертеть хвостом?
— Кто бы говорил… — пробурчал Чонин, сунувшись в домашнюю “студию”. — Мне просто нравится, когда меня любят и считают милым.
Бэкхён выразительно закатил глаза, мимикой выражая все свои мысли по поводу “милого” Чонина. Чонин этого, разумеется, уже не увидел, и Бэкхён сунулся за ним следом в комнату, поглазел, как Чонин придвинул к себе наушники и запустил одну из своих программ.
— Заказ?
— Нет. Личное. Дай мне десять минут.
— И что это будет?
— Это будешь ты. Для тебя. — Чонин немного смутился и поспешно надел наушники, чтобы у него появился повод избежать ответов на прочие вопросы, которые мог задать Бэкхён.
Десять минут показались вечностью. Бэкхён весь извёлся в нетерпеливом ожидании. Хотя оно того стоило. Потом, уже сидя у Чонина на коленях, он слушал лёгкую мелодию под громкий стук собственного сердца. До паузы, после которой звуки полились непрерывным потоком, а губы и дыхание Чонина заблудились на его шее под капель чистых нот фортепиано.
— Это значит, что мы… — Продолжить фразу ему помешал Чонин поцелуем.
— Это значит, что тебе надо чувствовать и не надо бояться. — Чонин не отводил серьёзного взгляда и подушечкой большого пальца поглаживал кожу над правым уголком рта. Бэкхён грелся жаром ладони и искал в глазах Чонина призрачное подтверждение недавним словам.
— У тебя жена…
— Была. Уже нет.
— И ребёнок ещё.
— Ребёнок-то чем тебе не угодил? Меня вполне хватит на тебя, работу и ребёнка. И ребёнок — это весомый плюс к ответственности. Не лишай себя этой возможности. Ты говорил, что я тебе нравлюсь. Соврал?
Бэкхён помотал головой. Не соврал. Чонин ему в самом деле нравился. С Чонином было уютно, надёжно и как за каменной стеной. Просыпаться с ним вместе Бэкхёну тоже нравилось. Даже нравилось подпихивать подушку под спину, чтобы Чонин спал в безопасной для него позе. Нравилось, что одиночество таяло в тенях, нравилось, когда дёргали за пояс халата, притягивали ближе к горячему, обнимали и воровали поцелуи. Нравилось, что Чонин не позволял ему унывать, а он сам не позволял Чонину забыть о реальности.
Неделя вместе казалась Бэкхёну не сном и не сказкой, но чем-то волшебным и ярким. Порой они с Чонином собачились из-за ерунды, и Бэкхён выл от несочетаемости собственной расхлябанности и педантичности Чонина.
— Я — натура творческая! Мне можно!
— А я тогда кто? — возмущался Чонин.
— Мутант какой-то…
Но всякая склока непременно заканчивалась взрывом смеха, а после Чонин читал статьи Бэкхёна и издевался над ним в шутку. Бэкхён кипятился, рвал и метал, пока не оказывался в крепких объятиях и не начинал чувствовать себя в гармонии со вселенной. Потому что Чонин мало-помалу вытягивал из него застаревший страх и питал новыми силами.
На звонок Чанмина Бэкхён ответил без тени трепета, хотя подходящую тему для статьи так и не придумал: рассудил, что заказов у него вполне хватает, а жопу рвать и высасывать из пальца сенсацию, дабы доказать состоятельность колонки — глупо. Они же не “жёлтая” пресса. В конце концов, статьи Бэкхён испытал и проверил на Чонине, а целевая аудитория журнала ограничена. Если уж руководство не может оценить работу Бэкхёна по достоинству, то это не вина Бэкхёна.
— У нас есть сдвиги, — бодро начал Чанмин, не утруждая себя приветствием. — Решили одобрить одну из статеек о тебе и твоей личности. Приподнять завесу тайны, так сказать. Придёшь на интервью?
Бэкхён покосился на часы и осторожно прикрыл дверь спальни, где ещё смотрел сны Чонин.
— К чёрту. Я не буду давать никакого интервью. Пусть пишут домыслы.
— Но читателям будет интересно. Они тебя любят. Они интересуются. Постоянно же заваливают вопросами и гадают, кто же ты такой на самом деле. Разве тебе самому не выгодно убедить их в истине?
— Неа. — Бэкхён шлёпнулся на диван и вытянул ноги в пушистых тапочках. — Сам посуди — ты же опытный редактор и знаешь всю кухню. Читателям насрать на правду обо мне. Их правда ни разу не интересует. И наплевать, любят они меня или ненавидят. Им не правда нужна. Им нужны их собственные фантазии и домыслы. Сам знаешь, люди верят в то, во что верить хотят. Им доставляют удовольствие их собственные заблуждения и фантазии. Зачем их рушить? Помнишь тот наш разговор о доказательствах? Ты же опроверг все варианты, какие я мог тебе предложить. То же самое будет и тут. Какой бы чистой ни была правда обо мне, читатели всё равно будут верить не в эту правду, а в их собственную, в удобную им правду. Не следует прикасаться к идолам…