- Твоя мама тебя не любила?!
- Нет. Ни капли.
- Как же так?..
- О, совсем просто. У нас нет даже слова такого – «любовь». Вообще. Моему народу неизвестно, что это. Совесть, милосердие, сострадание, доброта – в моем родном мире это даже не пустой звук, таких слов вовсе нету, потому что обозначать этими словами нечего. Подобные понятия за пределами нашего понимания. Что скажешь? Все еще не рад, что родился здесь?
Мальчик всегда удивлялся, почему на шутливые слова мамы «у тебя есть хоть капля совести?» отец всегда без тени улыбки отвечал что-то вроде «нет, только чай и кофе». Теперь разгадка свалилась на него, как гром среди ясного неба: за пятнадцать лет на Земле отец так и не понял, что такое совесть, жалость и прочее.
- Выходит, нас с мамой ты не любишь? – тихо спросил мальчик.
- Люблю.
- Ты сам только что признался, что не знаешь слова «любовь»!
- Я и не знал. Твоя мама меня научила.
У Тео отлегло на душе.
- А с совестью у мамы, стало быть, не получилось? – хихикнул мальчик.
- Она старалась, но для меня это оказалось слишком сложно, - ухмыльнулся отец и резко выбросил кулак, угодив Тео под дых: - никогда не теряй бдительности. Совсем никогда.
Уроки и тренировки пошли впрок: со временем мальчик научился худо-бедно творить заклинание, скрывающее его облик от людей, что позволило выходить из дому без сопровождения отца. Заодно в совершенстве овладел бросанием огненных шаров, ударами молний из кончиков пальцев, освоил заклинания иллюзии и невидимости. Правда, все эти таланты Тео отдал бы за умение идеально скрывать свою внешность, как это делает отец: он, великий маг, способен даже негра заколдовать так, что тот сойдет за своего на ежегодном собрании ку-клукс-клана. Но увы: хуже всего обычно удается именно то, что нужнее, закон подлости во всей красе.
Дополнительная проблема была в том, что скрыть свою странность – а попробуй быть как все, если до четырнадцати лет рос в изоляции! – Тео не мог вообще. Выход напросился сам собой: перебраться в другую страну, где любую странность можно оправдать своей чужеземностью. Выбор пал на Японию не случайно: японцы – народ деликатный, крайне терпимый и снисходительный к чужакам. Многие вещи, которые не позволит себе ни один воспитанный японец, сойдут с рук «гайдзину»: над не-японцем могут только добродушно подсмеиваться, мол, что с него взять, он же гайдзин.
Тео моргнул, возвращаясь к действительности.
- У отца тут была работа, - ответил он заученной легендой.
- Была?
- Да, раньше была. А потом он перебрался в Америку, в Вегасе иллюзионистом работает, дома только наездами. А мы с мамой тут остались. Нам нравится в Японии.
- Круто, - одобрила Дэлайла, - я просто обожаю фокусы.
Тео улыбнулся. Просто превосходно, чтобы не сказать – вообще зашибись. Он взял в руки ластик.
- Тогда смотри. Видишь ластик? Я сжимаю его в кулаке… Абра, швабра, кадабра! Он испарился!
- Офигеть!!
Ну еще бы, подумалось Тео. Тебе показывают предмет, сжимают его в кулаке, разжимают – и вещь просто исчезает. Безо всяких обманных манипуляций, позволяющих прятать предметы в рукаве. Он снова сжал кулак, разжал – ластик снова на месте.
- Без линз я не увидела, как ты прятал его в рукаве, - хихикнула девочка.
- Давай я сделаю это еще раз, а ты будешь держать меня за запястье, чтобы я точно не смог спрятать ластик в рукав.
К еще большему удивлению Дэлайлы, ластик снова исчез и появился. Разумеется, все это время он так и оставался на ладони у мальчика. Делать вещи невидимыми Тео научился еще до того, как делать невидимым самого себя.
- Наверное, у тебя ластик с секретом… Можешь спрятать что-то другое? Например, карандаш?
Мальчик улыбнулся:
- Показывать фокусы с исчезновением карандаша – моветон среди иллюзионистов, особенно после фильма про Бэтмэна, где Джокер показывает этот фокус. Ты хоть тресни, но «исчезнуть» карандаш так же оригинально, как Джокер, не получится.
Дэлайла хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
Два урока Тео пребывал в приподнятом настроении и даже готов был влюбиться. Когда после многих лет одиночества удается обзавестись не просто другом, но и симпатичной девочкой – ну, должно быть, что-то такое чувствуют люди, сорвавшие джекпот. Правда, покоя не давала мысль, что все это счастье может закончиться, когда Дэлайла оденет свои линзы.
* * *
Телефон зазвонил очень некстати, буквально вырвав Тирра из объятий несуществующего бога Морфея.
- Десять тысяч йоклол, кто звонит мне в рань такую?! – простонал он, словно проклятая душа в Железной Цитадели Ллос, приложив телефон к уху.
- Вообще-то, уже четыре часа пополудни, шеф, - заметила Дженис.
Гребаная коварная змеюка. Мстит за тот прикол с блокнотом, не иначе, знает ведь, что Тирр обычно просыпается ближе к вечеру.
- И чего ради ты разбудила меня в четыре пополудни?
- У нас проблема, даже две. Оззи Снайпс, слыхали про такого?
- Первый раз слышу это имя.
- К сожалению, он ваше тоже услыхал. Короче говоря, это бывший иллюзионист, который специализируется на разоблачениях других фокусников. Как собственно иллюзионист он не преуспел, зато выпускает передачи с разоблачениями чужих фокусов, неплохо на этом зарабатывает и уже испортил жизнь и карьеру многим. Так вот, сегодня на своем сайте он пообещал заняться вами.
- Ты что-то говорила про две проблемы? Ближе к делу, какая первая?
- Господи, Теодор, вы что, издеваетесь надо мной?! Проснитесь, наконец! Оззи Снайпс и есть проблема!! Публика не пойдет смотреть ваши фокусы, если будет знать, как они делаются!
Тирр зевнул.
- Дженис, ты стояла в трех шагах от меня, когда я развоплощал того мудака, и не поняла, как это было сделало. Я не намекаю, что ты глупа – просто есть вещи, которые находятся за пределами твоего понимания. Будь ты хоть Эйнштейном – все равно бы не поняла. Вот что, вырви из своего блокнота еще один лист и запиши на память, что у меня нету фокусов. Я показываю магию. А этот Снайпс нам только на руку сыграет, когда обломается с моим разоблачением – это ж какая реклама.
- Знаете, шеф, ваша уверенность меня радует, но так многие думают. А потом попадают в передачу Снайпса в роли жертвы.
- Плевать я хотел на Снайпса. Какая там вторая проблема?
- Появился еще один фокусник, Джеффри Уилсон, который собирается срубить денег на вашем имидже. Он позиционирует себя как белого мага и намеревается выступить вашим соперником, показывая столь же поразительные фоку… простите, магию, только белую. Добрую, в смысле. У него даже рекламный слоган на афише – «белая магия сильнее черной».
- Достань мне расписание его выступлений и спланируй мои так, чтобы у меня было представление сразу же после него, и желательно по соседству. Я проучу этого шарлатана как следует.
Отложив телефон в сторону, Тирр сел на кровати. Эта лахудра окончательно отбила ему сон, а ведь он так сладко спал! Зевнул, сунул ноги в тапочки, надел халат, позвонил вниз и потребовал себе в номер на завтрак яичницу, порцию барбекю и салат. Заказ записали без возражений, памятуя о том, что эксцентричный постоялец называет утром любое время, в которое просыпается и завтракает.
Тирр так и не сумел привыкнуть к тому, что жизнь на поверхности течет циклами, привязанными к движению небесного светила. Дома, в родном Подземье, было проще: устал – лег спать. Проснулся – либо когда выспался, либо когда сну что-то помешало. День? Ночь? В Подземье нет ничего подобного, никаких циклов. Жизнь одинаково и равномерно течет когда угодно, даже деления на дни как такового нету: время считается интервалами, которые никак не привязаны к суткам наверху. Только учет лет ведется по наблюдениям за наступлением зимы на поверхности, вот и все.
С другой стороны, четкая цикличность времени – неудобство не то чтобы очень существенное. Зато тут, в мире людей, Тирр со временем научился спать, как говорят люди, «без задних ног», сладко и спокойно. Если избегать неблагополучных мест и стран - жить среди туповатых, неотесанных, но в целом довольно-таки добродушных людишек вполне комфортно. Тирр и сам не заметил, в какой момент изменилось его понимание выражения «спокойный сон». В родном мире он спал спокойно только в поместье своего Дома, зная, что покой могут нарушить лишь напавшие извне враги или его мать и сестры, по серьезной причине или из прихоти. Тут, в людском городе, сверкающем огнями даже ночью, в отеле, такого не бывает. Вешаешь на дверь табличку «не беспокоить» - и не побеспокоят. Марго права: живя среди людей, не нужно иметь власть, ранг и множество слуг и охранников. Миром людей правит даже не сила – а деньги. Золото. «Желтый дракон» куда круче своры прирученных василисков. И даже никчемная картонная табличка «не беспокоить», повешенная на дверь, по своей эффективности ничем не уступает защитным рунам, которыми Тирр, впрочем, по старой привычке все равно защищает и свой дом, и свой номер в отеле.
Жаль, правда, что люди не придумали такую же табличку для телефонов, потому что надпись «не беспокоить» от прислуги отеля защищает, а от одной лахудры, звонящей по телефону в самое неподходящее время – к сожалению, нет. Люди есть люди: изобрели массу полезнейших вещей, упрощающих жизнь, но до конца начатое никогда не доводят. Самонаполняющиеся ванны, самоездящие повозки, самолетающие машины – это пожалуйста, а вот самокопающую лопату, на случай если Тирру когда-нибудь снова придется зарывать труп – фигушки.
Он позавтракал, оставив посуду на столе, и приказал ноутбуку включиться. Джеффри Уилсон, маг-шарлатан. На новостном портале Вегаса, обозревающем всевозможные увеселения, этот мошенник должен упоминаться, как упоминается и сам Тирр.
- Найди мне информацию о фокуснике Джеффри Уилсоне, - велел маг, и ноутбук, подчиненный воле хозяина благодаря магической руне, послушно вывел на экран требуемые данные.
Белая магия сильнее черной? Тирр усмехнулся этой глупости. На самом деле, у магии нет цветов. Она не бывает светлой или темной, доброй или злой. Магия, потрясающая своей мощью стихия, тем не менее только лишь орудие мага, не более того. И сила или слабость заклинаний зависит лишь от силы и мастерства чародея, их творящего. Люди, правда, этого не понимают и охотно ведутся на посулы показать им «черную» магию «злого» колдуна. Однако темное колдовство Тирра – не более чем бренд. Зрители готовы платить, чтобы смотреть на то, как колдун-дроу сжигает манекены и возвращает брошенный нож обратно в руку с середины полета – что ж, Тирр Волан, глава Дома Диренни, слегка поумеривший свою гордость ради комфорта, готов показывать.
…Но терпеть конкурента-шарлатана, переманивающего у него зрителей – не готов!
* * *
Киоко сделала последнее движение Дзиттэ и на короткий миг застыла в конечном положении, затем взглянула на минутную стрелку стенных часов, прикидывая, успеет ли еще раз повторить свою любимую ката с начала. Не успеет: до школы десять минут пешком, до урока семнадцать минут, а ведь еще надо успеть переодеться и позавтракать.
Девочка прошла из додзе в прихожую, быстро сменила кэйкоги на школьную форму, пробегая через кухню, взяла пакет с рисовыми пирожками, подхватила школьный ранец и выбежала из дома. Пробегая через дворик, помахала отцу рукой, тот, занятый медитацией, лишь кивнул на прощание.
Киоко выскочила за ворота как раз в тот момент, когда Уруми Кацураги занесла руку, чтобы постучать.
- Привет, Киоко-сан! Ты уже третий раз подряд появляешься в тот момент, когда я собираюсь постучаться. Надо же, какое совпадение.
- Привет. Как там твой котенок?
- Вчера вечером уже играл с мячиком! Врач сказал, что больше не надо делать ему уколы, он теперь поправится и сам.
- Видишь, я же говорила тебе, что все будет хорошо. Теперь только следи, чтобы он не бегал к соседям, а то снова слопает что-то с крысиным ядом.
- Конечно-конечно, я теперь сама буду выводить его гулять, - закивала Уруми и сменила тему: - ты знаешь, сегодня Такехиса возвращается в школу.
Киоко наморщила лоб.
- Это случаем не тот, у кого отец был якудза?
- Да-да, - снова закивала Уруми, - это он и есть. Его отстранили от занятий на две недели, как раз за пять или шесть дней до того, как твою школу расформировали, так что ты с ним пока не встречалась. Забияка и хулиган, но он крут.
- А за что его отстранили?
- В очередной раз побил то ли Куроду, то ли одного из его кохаев. И когда на шум явился учитель Ичигава – угрожал учителю, говоря, чтобы тот не вмешивался, если не хочет попасть под горячую руку. Вот его и отстранили. Да это еще что… Говорят, Такехиса всегда носит при себе нож. Бунтарь и отморозок, даже прическа у него запрещенная – ежик, покрашенный перекисью водорода.
Киоко вздохнула. Новая школа, видимо, будет не таким спокойным местом, как прежняя. Но увы, Сакурами – маленький город в глубинке, жизнь тут ключом не бьет, выпускники средних школ нередко едут учиться дальше в Киото, неудивительно, что одну из трех старших школ города закрыли, а учеников распределили по двум другим.
- А что там за история с Куродой?
- Курода и Такехиса – давние враги, - пояснила Уруми. - Когда Курода стал банцу школы Хоннодзи, после того как его сэмпай закончил учебу, Такехиса нового «защитника» не признал, сказав, что сам Курода без своих шестерок ничего не стоит. С тех пор частенько дерутся. Такехиса Юдзи действительно сильнее и способен победить Куроду и любого из его кохаев одновременно, но против всех троих проигрывает. И периодически драки происходят прямо в школе: Курода подначивает Такехису, чтобы спровоцировать, надеется, что того когда-нибудь исключат.
Несколько секунд девочки шагали молча, затем Уруми обронила:
- Сегодня будет что-то особенное. Я даже подумать боюсь, что случится, когда Такехиса столкнется с Йомой. Йома ведь появился в школе тоже недавно и с Такехисой еще не встречался.
- Ну и что с того?
- Йома побил и Куроду, и его кохаев на третий же свой день в школе. Всех троих за раз. Теперь они всегда вежливо здороваются с ним и называют «Теода-сан», понимаешь, что это значит?
Киоко догадывалась. Об Эйкичи Куроде она знала понаслышке, парень неприятный, коварный и злопамятный, не умеющий проигрывать с честью и не гнушающийся драться втроем против одного. И коль уж он признал превосходство нового ученика, гайдзина, недавно появившегося по программе обмена, значит, этот Йома не оставил Куроде ни шанса на победу, ни надежды на реванш, и если Курода все еще называет себя банцу школы Хоннодзи, то только с милостивого разрешения новичка. Вопрос лишь в том, примет ли Такехиса нового неформального защитника.
Уруми, оказывается, думала о том же.
- Знаешь, Киоко, мне кажется, что сегодня кто-то кого-то убьет. Такехиса настоящий сорвиголова, Йома и вовсе ужасен. Я надеюсь, что он проиграет, но боюсь, что Юдзи с ним не сладить. Одно утешение: если Йома убьет Такехису – тогда его уж точно арестуют.
Киоко подобный ход мыслей слегка удивил. Мальчишки дерутся, это нормально. Иногда и девочкам приходится драться, это тоже нормально, хотя девочка, способная дать отпор хулигану – относительная редкость. Такехиса Юдзи… да, не самый адекватный ученик школы. Если верить слухам, его отец, член якудза, погиб в перестрелке еще до рождения сына, и Такехиса-младший не особо скрывает, что намерен пойти по той же дороге.
Но вот иностранец, которого сразу же прозвали Йомой – темная лошадка. Это прозвище Киоко услыхала в первый же день в новой школе, но не придала этому значения. И вот теперь узнает от Уруми, что таинственный иностранец, оказывается, уже держит школу в кулаке и к тому же якобы способен на убийство. Впрочем, с Уруми они давно знакомы, с восьми лет, не секрет, что Кацураги впечатлительна и склонна преувеличивать.
- И что такого в этом Йома? А то я за предыдущую неделю как-то не обращала на него внимание. Как его зовут, кстати?
- Тебе хорошо, - вздохнула Уруми, - твой класс в противоположном крыле и на другом этаже, а класс Йома – прямо по соседству с моим. Я уже вторую неделю все перемены в классе сижу…
- Почему?!
- Чтобы не встречаться с ним.
- Да что с ним такое-то?! – опешила Киоко, - почему ты так его боишься?
- Все боятся, - захныкала Уруми, - даже учителя. Он смотрит на всех злобно, исподлобья, ходит в темных очках, пряча глаза… В школе ведь нельзя носить темные очки – а он носит. И никто ему даже замечания не сделает.
Киоко пожала плечами:
- Ну и что? Он же иностранец, гайдзин. Потому и ходит…
- Да вот если бы просто гайдзин. Говорят, он не выносит яркого солнца и боится воды. Йома – не обычный человек, только притворяется. А когда смотрит на кого-то – словно прикидывает, что бы с ним такое сотворить…